Страница 4 из 109
— Ну, вот и прилетели, — сказала Ираида Васильевна, поднимаясь.
— Ага, — отозвалась Симона. — А вон там, в красном, — кажется, наша Ада.
Мобиль подрулил прямо, к длинному, похожему на пляжную раздевалху, зданию космопорта. Ираида Васильевна и Симона вошли в соседние кабинки, привычно сунули свои жетоны в узкие прорези на приборном щитке и встали на середину, пола, где были нарисованы две белые аккуратные ступни — пятки вместе, носки врозь. И снова, как и каждый раз до этого, их охватило ощущение чего-то неприятного, в какой-то степени даже унизительного. С напряженным и cocpeдоточенным лицом они стояли каждая посередине своего бокса и не знали, что же с ними происходит, какие лучи ощупывают их лица и тела, какие приборы регистрируют что-то, присущее только этому, и никакому другому, человеку, и это что-то выбито на личном жетоне, отчего он похож на кусочек хорошего дырчатого сыра.
По всей стране уже давно были сняты все аналогичные посты, но в Душанбинским космопорте, как, впрочем, и в других космопортах Международной службы, всяческие строгости из года в год не уменьшались, а увеличивались.
Ираида Васильевна услышала, как в соседней кабинке хлопнула дверь, — Симону почему-то всегда пропускали первой. Ираида Васильевна постояла еще секунд пятнадцать, пока наконец не оборвалось разом сиплое гудение аппаратуры и из щелки не выскочил жетон. Ираида Васильевна спрятала его и неторопливо вышла на бетонированное поле.
Вокруг Симоны уже стояла небольшая толпа — голубые комбинезоны Международной службы вперемешку с пестрыми летними костюмами, — по всей вероятности, это уже собирались пассажиры, которые должны были лететь на «Первую Козырева» утренним рейсом.
Черная лохматая голова Симоны возвышалась над всеми, нередко в каком-нибудь затейливом жесте взлетали ее большие и легкие руки. Ада как-то заметила, что жестикуляция Симоны страдает излишней иллюстративностью.
Говорила не Симона, как показалось Ираиде Васильевне издалека, а конопатый Тимка Бигус, старший механик-наладчик идентификатора. Как всегда, к нему приставали с различными предположениями о принципе работы киберконтролера. В свое время это было излюбленной игрой сотрудников космопорта: начали с примитивов — с грима; аппарат исправно поднимал тревогу, и патруль в голубых мундирах рысью мчался к злополучному зданию — извлекать из автоматически захлопнувшегося бокса очередного экспериментатора, пытавшегося пройти на территорию космопорта по чужому жетону.
Затем делались бесконечные попытки подставить вместо себя лицо с точно таким же весом, ростом, кровяным давлением, объемом легких, размером обуви и т. д. и т. п.
Автомат безукоризненно поднимал вой из всех своих сирен.
Вскоре такие дилетантские попытки были оставлены, так как стало ясно, что, коль скоро жетоны выдаются на неограниченно долгий срок, то в основу опознания вероятно, полагался какой-то постоянный и неизменный признак каждого индивидуума, а может быть, и сочетание этих признаков.
Игра значительно усложнилась, приобрела высокотехнический уровень, но тут Весьма кстати начальник космопорта, выведенный из терпения, обратился к своим сотрудникам с краткой, но выразительной речью, в которой он излагал свои представления о том, чем следует и чем не следует заниматься работникам международного космопорта, да еще в рабочее время.
Страсти поутихли — во всяком случае, в среде космонавтов и наземных служащих. Пассажиры же продолжали играть в тайну знаменитого «Сезам, откройся».
— Простите, а вы не пробовали вариант идентичных близнецов? — послышался звонкий девичий голос, и Ираида Васильевна увидела Аду, — только она была не в красном, а в строгом светло-сером костюме.
Тимка Бигус замахал руками:
— Да уж сколько раз. Последняя попытка была позавчера. Честное слово, попрошу начальника не брать на работу сотрудников, у которых есть близнецы или просто двойники. Так их и тянет в бокс, как мышь на валерьянку.
— Кошку! — закричали все хором.
— Ну вот, всё вы лучше меня знаете. Так что хватит гадать — прошу до утра в гостиницу.
— А все-таки? — сказала Симона.
— Мадам, для вас — готов на преступление. Не дрогнув, разглашу государственную тайну; но строго конфиденциально. — Он вытащил Симону за локоть из толпы и повел в сторонку.
— Болтун, ох, какой болтун, — приговаривала Симона, но шла за Тимкой, а потом безудержно хохотала и махала руками, а он все шептал ей на ухо, а когда она начинала смеяться уж очень громко — переставал, и смотрел, как она смеется, немножечко снизу.
«Совсем как мой Митя», - подумала вдруг Ираида Васильевна, и ей стало вдруг так одиноко, как бывает только на вокзалах, когда никто не провожает здесь, и никто не встретит там.
— Девочки, — закричала вдруг Симона издалека, девочки, мы имеем начальника!
Ада. обернулась и пошла навстречу Ираиде Васильевне, и тут же из толпы высунулась смуглая мордочка Паолы и улыбнулась так искренне и, как всегда, посвоему застенчиво, что чувство одиночества ушло, и Ираида Васильевна тихонько сказала: «Ну вот…» — как обычно говорят: «Ну вот я и дома».
Паола, в какой-то нелепой красной курточке, которая еще больше делала ее похожей на обезьянку, вприпрыжку побежала к Ираиде Васильевне, обгоняя Аду, и Симона тоже бросила Тимку и пошла к ним.
— Как славно, Паша, что ты с нами, — сказала Ираида Васильевна. — Только что ж ты не со своего космодрома?
— У нас будет ракета только в четверг, — сказала Паола и покраснела.
Все смотрели на Паолу и улыбались, потому что было ясно: к Земле подходит «Бригантина».
На «Первой Козырева» просидели полдня: Холяев, железный человек и бессменный начальник, никак не хотел выпускать их на одной патрульной ракете, — ее грузоподъемность не превышала двухсот пятидесяти килограммов. Симона виновато притаилась в уголке салона, ибо не в первый раз всему виной были ее габариты. В конце концов она сама отправилась к Холяеву, чтобы найти компромиссное решение, и не прошло десяти минут, как она уже вернулась и объявила, что начальник разрешает взять не патрульную, а буксирную ракету, поэтому все поместятся и смогут сегодня же сменить персонал, замещавший их на время отпусков. Паола радовалась молча, потому что на носу был подход «Бригантины», и ей пришлось мчаться через океан, чтобы лететь с русскими. Симону, бывшую замужем за знаменитым Агеевым, она тоже считала русской.
Симона тоже так считала, и только иногда, когда ловила себя на невольном: «эти русские», - вдруг не то чтобы огорчалась, а скорее — удивлялась, что она вроде бы ничья, никакая, наверное — просто космическая (когда-нибудь введут такое подданство для тех, кто, так же как они, живет на внеземных международных станциях), и слава богу-хоть не просто мужняя жена.
Действительно, при всем уважении к Агееву, та симпатия, которой обычно все окружающие волей или неволей проникались к Симоне, была только ее, Симоны, опять же вольной или невольной, заслугой. Что же касалось Агеева, то у всех, начиная с Ираиды Васильевны и кончая Паолой, вертелся на языке вопрос: была ли связь? Но Симона ничего не говорила, а по какой-то молчаливой договоренности никто не задавал вопросов о тех, кто находился в полете.
Не спрашивали об Агееве; не спрашивали о «КараБугазе», на котором штурман Сайкин — с некоторых пор Ада начала его называть «мой Сайкин» — ходил к Марсу и обратно довольно регулярно; не спрашивали и о «Бригантине», - впрочем, сведения о ней поступали в официальном порядке.
И никогда не спрашивали Ираиду Васильевну. Ни о чем.
А чтобы не почувствовала она, что ее обходят молчанием как-то по-особенному, Симона с присущим ей тактом шутила: «Королям и начальникам космических станций вопросов не задают».
И тогда Ираиде Васильевне хотелось нагнуться — как тогда, в мобиле.
Собственно говоря, небольшой искусственный спутник, которым командовала Ираида Васильевна, не был самостоятельной космической станцией, как гигантская «Первая Козырева», предназначенная для приема кораблей, крейсировавших между искусственными спутниками Земли, Марса, Венеры и Сатурна, а также планетолетов-разведчиков, ходивших в сверхдальные рейсы с научно-исследовательскими целями. Лет сто тому назад, когда космическое пространство только начинало осваиваться, было создано около десятка неуклюжих сверхмощных ракет, способных преодолевать расстояние между планетами с одновременной посадкой на них. Но после заключения Мельбурнской конвенции, по которой все освоение космического пространства шло под контролем Комитета космоса ООН, всем космическим державам было предложено перейти на создание кораблей двух типов: одни, межпланетные, могли летать только в Пространстве, другие, маленькие, но с чудовищной грузоподъемностью, словно муравьи, перетаскивали на Землю все то, что доставлялось межпланетчиками на промежуточные околоземные станции.