Страница 54 из 165
Стоп! Кларенс поражен. На зеленом фоне листвы багровые лепестки, источающие нежный аромат. Он опускается на колени и как зверь обнюхивает куст.
В глазах идущей навстречу девушки - насмешка и невольное восхищение. Он очень красив, этот человек, стоящий на коленях перед цветами.
– Вы что-нибудь потеряли? - спрашивает она, улыбаясь.
– Нет, я просто хочу запомнить запах. Вы не знаете, как называются эти… - Проклятье! Он забыл название. - Эти… растения?
– Цветы, - поправляет она. - Обыкновенные красные розы. Неужели вы никогда их не видели?
– Нет, не приходилось. Спасибо. Теперь я запомнил - "красные розы".
Он поднимается на ноги и, осторожно коснувшись пальцами лепестков, идет дальше.
Раз, два, три, левой, левой.
Девушка с удивлением глядит ему вслед. Чудак, а жаль. Пожалуй, он мог бы быть немного полюбезнее.
"Розы, красные розы", - повторяет он на ходу…
Кларенс распахивает дверь аудитории. Сегодня здесь - семинар. Похожий на старого мопса, Леви стоит у доски, исписанной уравнениями. Он оборачивается и машет Кларенсу рукой, в которой зажат мел. Все взоры обращены к Кларенсу. В дверях толпятся студенты. Они пришли сюда, конечно, не из-за Леви. Герой дня Кларенс, представитель касты бессмертных.
– Прошу извинить за опоздание, - говорит он, садясь на свое место. - Пожалуйста, продолжайте.
Быстрым взглядом он окидывает доску. Так, так. Кажется старик взялся за доказательство теоремы Лангрена. Занятно.
Леви переходит ко второй доске.
Кларенс не замечает устремленных на него глаз. Он что-то прикидывает в уме. Сейчас он напряжен, как скаковая лошадь перед стартом.
"Есть! Впрочем, подождать, не торопиться, проверить еще раз. Так, отлично!"
– Довольно!
Леви недоуменно оборачивается:
– Вы что-то сказали, Кларенс?
На губах Кларенса ослепительная, беспощадная улыбка.
– Я сказал, довольно. Во втором члене - нераскрытая неопределенность. При решении в частных производных ваше уравнение превращается в тождество.
Он подходит к доске, небрежно стирает все написанное Леви, выписывает несколько строчек и размашисто подчеркивает результат.
Лицо Леви становится похожим на печеное яблоко, которое поздно вынули из духовки. Несколько минут он смотрит на доску.
– Спасибо, Кларенс… Я подумаю, что здесь можно сделать.
Сейчас Кларенс нанесет решающий удар. Настороженная тишина в аудитории.
– Самое лучшее, что вы можете сделать, это не браться за работу, которая вам не под силу.
Нокаут.
…Он снова идет по. улице. Раз, два, три, левой, левой, вдох, пауза, выдох, пауза. Поверженный, хныкающий враг, размазывающий кровавые сопли по лицу. Печеное яблоко, которое слишком поздно вынули из духовки. Уверенность в своих силах и радость победы нужны ученому не меньше, чем боксеру на ринге.
Раз, два, три, вдох, пауза, выдох, пауза, раз, два, три, левой, левой.
– Олаф!
В дверях - сияющая блистательная Эльза. До чего она хороша - юная Афродита, рожденная в растворе регенерационной ванны.
…Белое платье на фоне ствола. "Может быть, вы все-таки решитесь поцеловать меня, Кларенс?"
– Здравствуй, дорогая. - Это совсем другой поцелуй, чем те, которыми обычно обмениваются супруги в день бриллиантовой свадьбы.
– А ну, покажись. Ты великолепно выглядишь. Не пришлось бы мне нанимать телохранителей для защиты тебя от студенток.
– Чепуха, имея такую жену…
– Пусти, ты мне растреплешь прическу.
Он идет по комнатам, перебирает книги в шкафу, рассматривает безделушки на Эльзином столике, с любопытством оглядывает мебель, стены. Все это так привычно и вместе с тем так незнакомо. Как будто видел когда-то во сне.
– Новое увлечение? - спрашивает он, глядя на фотографию юноши в мешковатом комбинезоне, стоящего у трапа ракеты.
В глазах Эльзы ужас:
– Олаф! Что ты говоришь?!
Кларенс пожимает плечами:
– Я не из тех, кто ревнует жен к их знакомым, но посуди сама, что манера вешать над кроватью фотографии своих кавалеров может кому угодно показаться странной. И почему ты так на меня глядишь?
– Потому что… потому что это Генри… наш сын… Боже! Неужели ты ничего не помнишь?!
– Я все великолепно помню, но у нас никогда не было детей. Если ты хочешь, чтобы фотография все-таки красовалась здесь, то можно придумать что-нибудь более остроумное.
– О господи!!
– Не надо, милая. - Кларенс склонился над рыдающей женой. - Ладно, пусть висит, если тебе это нравится.
– Уйди! Ради бога уйди сейчас, Олаф. Дай мне побыть одной, очень тебя прошу, уйди!
– Хорошо. Я буду в кабинете. Когда ты успокоишься, позови меня…
…Событиям даты, лица знакомых, прочитанные книги, обрывки кинофильмов, физические константы, тензоры, операторы, формулы, формулы. Белое платье на фоне ствола. "Может быть, вы все-таки решитесь поцеловать меня, Кларенс?" Красные розы, теорема Лангрена, печеное яблоко, которое слишком поздно вынули из духовки, радость победы…
Нет, он решительно не понимает, что это взбрело в голову Эльзе…
Празднично накрытый стол. Рядом с бутылкой старого вина - свадебный пирог. Два голубка из крема держат в клювах цифру 75.
– Посмотри, что я приготовила. Этому вину тоже семьдесят пять лет.
Слава богу, кажется, Эльза успокоилась. Но почему семьдесят пять?
– Очень мило, хотя и не вполне точно. Мне не семьдесят пять лет, а сто, да и тебе, насколько я помню, тоже.
Опять этот странный, встревоженный взгляд. Он отрезает большой кусок пирога и наливает в бокалы вино.
– За бессмертие!
Они чокаются.
– Мне бы хотелось, - говорит Кларенс, пережевывая пирог, - чтобы ты в этом году обязательно прошла инверсию. У тебя перегружен мозг. Поэтому ты выдумываешь несуществовавшие события, путаешь даты, излишне нервозна. Хочешь, я завтра позвоню Леруа? Это такая пустяковая операция.
– Олаф, - глаза Эльзы умоляют, ждут, приказывают, - сегодня двадцать третье августа, неужели ты не помнишь, что произошло семьдесят пять лет назад в этот день?
…События и даты, лица знакомых, тензоры, операторы, формулы, формулы, формулы…
– Двадцать третьего августа? Кажется, в этот день я сдал последний экзамен. Ну конечно! Экзамен у Эльгарта, три вопроса, первый…
– Перестань!!
Эльза выбегает из комнаты, прижав платок к глазам.
"Да… - Кларенс налил себе еще вина. - Бедная Эльза! Во что бы то ни стало нужно завтра отвезти ее к Леруа".
Когда Кларенс вошел в спальню, Эльза уже была в постели.
– Успокойся, дорогая. Право, из-за всего этого не стоило плакать. - Он обнял вздрагивающие плечи жены.
– Олаф, Олаф, что они с тобой сделали?! Ты весь какой-то чужой, не настоящий! Зачем ты на это согласился?! Ты ведь все, все забыл!
– Ты просто переутомилась. Не нужно было отказываться от инверсии. У тебя перегружен мозг, ведь сто лет - это не шутка.
– Я тебя боюсь, такого…
…"Может быть, вы все-таки решитесь поцеловать меня, Кларенс?"…
Зловещее дыхание беды отравляло запах роз, путало стройные ряды уравнений. Беда входила в сон, неслышно ступая мягкими лапами. Она была где-то совсем близко. Не открывая глаз, Кларенс положил руку на плечо жены:
– Эльза!
Он пытался открыть застывшие веки, отогреть своим дыханием безжизненное лицо статуи, вырвать из окостеневших пальцев маленький флакон.
– Эльза!!
Никто не может пробудить к жизни камень.
Кларенс рванул трубку телефона…
– Отравление морфием, - сказал врач, надевая пальто. - Смерть наступила около трех часов назад. Свидетельство я положил на телефонную книгу, там же я записал телефон похоронного бюро. В полицию я сообщу сам. Факт самоубийства не вызывает сомнений. Думаю, они не будут вас беспокоить.
– Эльза! - Он стоял на коленях у кровати, гладя ладонью холодный белый лоб. - Прости меня, Эльза! Боже, каким я был кретином! Продать душу! За что? Стать вычислительной машиной, чтобы иметь возможность высмеять этого болвана Леви!