Страница 41 из 43
Я вспомнил историю о том, как Гефестия создала долины в горах для своего избранного народа, и подумал, что это правда. Увидев богов своими глазами, я все же сомневался в некоторых легендах. Я не мог сказать, были ли боги воплощением окружавших нас рек и гор, или сами черпали в них источник своего могущества.
Они обладали большей властью, чем любой смертный, эта власть была достаточно могущественна, чтобы изменить лицо земли, но я не хотел становиться свидетелем этих изменений, я лишь надеялся, что они услышат мои молитвы издалека, примут мои подношения, но не сделают меня орудием исполнения своих замыслов. Дар Хамиатеса оказался скорее тяжким бременем, чем благословением, и я был рад освободиться от него.
Некоторое время я лежал и любовался видом из окна, прежде чем наконец заметил, что в библиотеке, отделенной от моей комнаты открытой дверью, кто-то тихо разговаривает. Я повернул голову, чтобы лучше слышать. Халдей говорил с царицей. Я слышал также, как он обращается к какому-то министру, и подумал, что, вероятно, военный министр присутствует тоже.
— Мы сознательно использовали в письме к вам самые туманные формулировки, чтобы заставить Гена прийти к выводу, будто располагаем камнем. Когда он не смог найти ни его самого, ни любого упоминания о Даре среди моих документов, я понял, что он постарается раструбить о себе по всему Сунису, как о самом лучшем воре. Приступая к делу, он упомянул, что его мать была эддисийкой, чтобы объяснить свой акцент и темные волосы, а затем начал хвастаться своей способностью украсть что угодно, надеясь обратить на себя мое внимание. Он мог только надеяться, что я проглочу его приманку, потому что нуждаюсь в опытном и малоизвестном в Сунисе воре, на исчезновение которого никто в городе не обратит внимания. Он не мог знать, что человек перед которым он хвастался в винном погребке, на самом деле мой шпион.
Я вспомнил, как чуть не рассмеялся вслух, когда халдей хвастался своей предусмотрительностью на берегу около храма. Должно быть, это боги свели нас вместе.
— Я не знаю, как он собирался выбраться из тюрьмы, — продолжал халдей. — Кажется, весь этот отчаянный план был построен в расчете на мое вмешательство.
Я мастер отчаянных планов, подумал я. С моим богатым практическим опытом я просто считал безрассудство частью профессионального риска. Рано или поздно, моя камера с цепями понадобилась бы для кого-то поважнее, для министра финансов, например, и меня перевели бы в камеру попроще. В конце концов, мне бы подвернулся шанс сбежать, если я к тому времени не умер бы от какой-нибудь болезни.
— Он не мог узнать о местонахождении камня из бумаг в моем кабинете, — рассказывал халдей. — Я был достаточно осторожен и уничтожил все записи. Но он мог последовать за нами и украсть Дар, как только он будет найден.
Военный министр фыркнул.
— Нет, если бы ему пришлось следовать за вами на коне, — сказал он.
Царица рассмеялась, а я покраснел. Я терпеть не мог лошадей. Что стало одной из причин, по которой я не пожелал служить в армии, как надеялся мой отец. Наверное, халдей услышал мои мысли:
— У него достаточно других умений, которыми можно гордиться, — возразил он.
Правильно, я, например, украл Дар Хамиатеса не раз, а дважды. Кто еще в истории сумел проделать это? Но халдей решил вспомнить о моем бое с царскими гвардейцами у подножия горы. Это мастерство я ценил не очень высоко. Если бы я был таким же неумехой с мечом, как в седле, отец не настаивал бы на военной карьере и не противился бы передаче мне должности Царского Вора.
Халдей подробно описал мой бой с солдатами, и в его изложении событий я выглядел действительно эффектно. Военный министр фыркнул. Халдей не согласился признать это высокой оценкой и сухо сказал:
— Он говорил, что отец мечтал сделать из него солдата. Я был бы счастлив сообщить его отцу, что он вправе гордиться своим сыном.
Я подавил смешок в наступившей тишине. Халдей, должно быть, еще не совсем освоился при дворе Эддиса. Он должен был знать, что военный министр был женат на дочери Вора предыдущего царя. Он разговаривал с моим отцом. Халдей мог бы узнать меня при нашей первой встрече в Сунисе, но мы с ним так и не встретились раньше. Когда он приезжал с предложением от царя, я как раз дулся на весь свет в своей комнате.
В то время, как халдей, осознав свою ошибку, пытался извиниться, отец пошел взглянуть на меня.
— Кажется, я слышал, как ты хихикаешь в рукав, — сказал он.
Одна моя рука была слишком туго перебинтована, но я выпростал из-под одеяла другую, чтобы показать, что у меня нет никакого рукава, да и самой рубашки тоже.
— Я зайду позже.
Прежде, чем исчезнуть в дверях, он кивнул. Я знал, что это единственный знак благодарности за всю проделанную мной тяжелую работу. Он всегда был немногословен.
После нескольких лет, потраченных в бесплодных усилиях отговорить меня от приобретения никому не нужных навыков, однажды вечером он пришел в мою комнату, чтобы рассказать, почему царица Эддиса решила рассмотреть брачное предложения царя Суниса, и по каким причинам ее Совет, включая его самого, призывал ее согласиться. Он оставил на столе стопку золотых монет и ушел.
Мгновение спустя в дверях появился халдей с серьезным Софосом.
— Рад увидеть, что тебе лучше, — сказал он.
Я покосился на него уголком глаза.
Он улыбнулся.
— Я решил не скрежетать зубами для твоего удовольствия.
Я засмеялся, а он оглядел комнату в поисках стула.
— Вот здесь будет удобно. — я освободил руку из-под простыни, чтобы указать на кресло около кровати.
Он уселся и положил ноги на стопку книг. Мы оба вспомнили нашу первую встречу.
— Наверное, придется его сжечь, — сказал я.
— Ничего подобного, — сказал он. — У меня было несколько дней, чтобы отмыться дочиста.
— Дней? — повторил я. Софос по-прежнему топтался на месте. — Сними книги с подоконника, — сказал я ему, — И садись туда. Неужели прошло несколько дней?
— Вот именно.
— И что я пропустил?
— Не так много, — ответил халдей. — Одного посланца из Аттолии и нескольких из Суниса. Четырех, если быть точным.
— Четырех?
Халдей пожал плечом с элегантной небрежностью.
— Расскажите, — попросил я. — Или я встану и немного придушу вас. Что за известия они принесли?
— О, царица Аттолии шлет свои наилучшие пожелания и надеется, что Царский Вор находится в добром здравии. Она так же надеется, что сможет оказать тебе гостеприимство как-нибудь в будущем.
Я поморщился при этой мысли.
— Она знала, кто ты такой?
— Подозревала, должно быть. Мы виделись мельком, но ей моя репутация известна лучше, чем вам.
— Она затеет сложную интригу, — сказал халдей.
— А вы?
— Затею ли я сложную интригу? Нет, я не в состоянии придумать ничего равного твоему коварству.
Я снова рассмеялся.
— Я хотел сказать, вы подозревали?
Халдей вздохнул.
— Нет, по крайней мере, до переправы через Сеперхи. Тогда я начал понимать, что не случайно потерял дорогу ночью в городе. И мне показалось, что охранники на мосту узнали тебя. Кажется, им хорошо известна твоя внешность. Но я не уверился окончательно, пока капитан не поприветствовал меня в Эддисе, словно ты привел нас с Софосом к себе в гости. Тот мост из плавника, ты знал о нем?
— Деревья приносит туда течением после каждого наводнения. Мы с дедом пользовались ими, когда еще он был жив. Он любил посещать Аттолию инкогнито.
— Пол знал, — сказал Софос с подоконника.
— Да, — согласился халдей. — Когда мы смотрели, как ты бьешься мечом Софоса, он шепнул мне, что у тебя эддисийская школа. Я тогда не понял, что он пытался мне сказать.
Пол узнал еще раньше, я был уверен. Он знал с той минуты, когда я неосторожно поблагодарил его именем Богини за ягоды Оссила. Если бы он не дрался с аттолийцами, если бы не был уверен, что Дар упал в ручей, он не позволил бы мне спрятать его и обязательно обыскал бы. Но то, что он не сказал халдею о своих подозрениях, заставило меня думать, что он ожидал от меня побега в горах и позволил бы мне уйти. Он должен был присматривать за Софосом и вернуть Дар. Ему не приказывали привезти обратно Царского Вора из Эддиса, так что Пол не видел причины для излишнего служебного рвения. Думаю, я нравился ему так же, как он нравился мне.