Вор (ЛП)

— Пссст! — прошипел Амбиадес, но было поздно.

Пол протянул руку над моей головой и разбудил мальчика так же решительно, как и меня прошлым днем, так что Софос мешком свалился с кровати.

Встав, мы все вышли во двор, чтобы умыться на свежем воздухе. Солнце только-только поднималось над холмами, небо было голубое и ясное, без единого облачка, но ни в одном из окон деревни свет еще не горел. Вода оказалась ледяной, но жаловался на холод я один. Я предупредил Пола, что укушу его, если он снова попытается меня вымыть.

— Он наверняка ядовитый, — заявил Амбиадес, дразня меня более язвительным тоном, чем он использовал при обращении к Софосу.

Пол молча протянул мне мочалку и наблюдал, как я смываю последние пятна тюремной грязи с колен и лодыжек. Халдеево мыло пахло жимолостью.

Внутри нас ждал завтрак: овсянка и цацики. Апельсинов сегодня не было.

— Что там за шум у вас был сегодня утром? — спросил халдей Пола, когда мы уселись за стол.

Он с подозрением посмотрел на меня.

— Из-за него, — ответил солдат, указывая ложкой на Софоса. — Его и пушкой не разбудишь. Однажды утром мне придется плюнуть ему на женилку, чтобы разбудить наконец.

Софос покраснел.

— Чуткий сон есть необходимая добродетель солдата, — наставительно указал халдей.

— А кто здесь хочет стать солдатом? — проворчал Софос над своей овсянкой.

— Ну уж не я, — сказал я.

Все за столом с удивлением повернулись ко мне, как будто позабыли, что я умею разговаривать.

— А тебя кто спрашивал? — усмехнулся Амбиадес.

— Он, — я ложкой указал на Софоса, — А у тебя еще молоко на губах не обсохло, чтобы смеяться надо мной.

Рука Амбиадеса метнулась ко рту, он вытер губы и мрачно спросил:

— Что такая подзаборная шваль знает о солдатской службе?

— Про шваль ничего не знаю. Но мой отец был военным, и эта кровавое, неблагодарное и бесполезное занятие подходит только ленивым тупицам, ни на что другое непригодным.

Даже если бы мы с отцом лучше понимали друг друга, не думаю, что я больше уважал бы выбранную им профессию, просто не стал бы упоминать его имя всуе. Моя «дипломатичность» порой изумляла даже меня самого. За столом воцарилась полная тишина, и все посмотрели на Пола, чтобы увидеть, как он отнесется к моей оценке его интеллекта и манер. Он остался бесстрастным, но халдей приказал мне в дальнейшем не вступать в разговоры и держать рот закрытым, пока ко мне не обратятся специально. Я вспомнил, что меня взяли с собой в качестве своего рода инструмента, а не обычного человека.

Свой завтрак я доел в полном молчании. Когда халдей поднялся и сказал:

— Пора седлать лошадей, — я продолжал сидеть и смотреть в пустую миску, пока он не хлопнул меня по спине. — Шевелись!

— Что такое? — спросил я. — Ты обращаешься специально ко мне? Неужели?

— У меня в сумке есть хлыст, — сообщил он. — Хочешь, чтобы я опробовал его специально на тебе?

Он стоял, склонившись к моему уху, его голос звучал тихо. Не уверен, что нас слышал кто-либо еще, но я понял его намек. Я перебросил ногу через скамью и встал.

— Идем, — сказал я.

Перед отъездом к нашему багажу было добавлено несколько дополнительный пакетов. Мы с Софосом и Амбиадесом наблюдали, как халдей с Полом тщательно взвесили и распределили новую ношу, чтобы равномерно нагрузить всех лошадей. Меня интересовал Пол. Он не был похож на простого солдата. Софос и даже Амбиадес относились к нему с явным почтением, а халдей любил и уважал его, полностью доверив ему заботу обо мне. Он точно не постесняется воспользоваться хлыстом, если я засну в седле.

Когда мы выехали из города, стало понятно, почему халдей решил отказаться от повозки. Ее невозможно было использовать за пределами этого безымянного городка, потому что за его околицей заканчивалось то, что цивилизованный человек, привыкший к жизни в городе, называл дорогой. Тщательно поддерживаемая дорога, по которой мы ехали до Эвизы, в этой маленькой деревне раздваивалась: один ее рукав сворачивал на восток и тянулся до самых предгорий, второй шел на запад до пересечения с главной дорогой, ведущей к перевалу через Гефестины горы.

Наш путь лежал по заросшей травой проселочной дороге. Мы миновали несколько ферм, прежде чем она сузилась до узкой тропы, виляющей между низкорослыми дубами, растущими по обе стороны от нее иногда так близко, что жесткие листья хлестали меня по коленям. Тропа резко пошла в гору. Лошади, тяжело дыша, взбирались вверх. Их сопение смешивалось с шорохом осыпающихся из-под копыт мелких камешков. Я ухватился за луку седла и как можно крепче сжал конские бока коленями, опасаясь, что в любой момент могу сползти с лошадиной задницы под копыта едущих следом. Мои руки и ноги после тюрьмы были не в лучшей форме, так что к полудню все мышцы уже гудели от напряжения.

— Эй, почему бы нам не остановиться на обед?

Халдей посмотрел на меня с отвращением, но когда мы в следующий раз выехали на поляну, он направил свою лошадь в высокую траву на обочине, а моя послушно последовала за ним. Я попытался убедить ее пройти еще несколько шагов до тени, падающей от высокого кустарника, но она встала рядом с халдейской лошадью и не двигалась с места.

— Почему эта проклятая лошадь не идет туда, куда я хочу? — раздраженно спросил я.

— Потяни поводья вот так. Тогда она повернет, — сказал мне маг.

— Это я уже делал, — ответил я, соскальзывая на землю. — Похоже, она больше слушается твою лошадь, чем меня.

Софос услышал мои причитания и рассмеялся.

— Это же вьючная лошадь, — пояснил он. — Она обучена останавливаться рядом с вожаком.

— В самом деле? — я с удивлением уставился на стоящих рядышком лошадок. — Неужели они такие умные?

— Не глупее тебя, — сказал Амбиадес, подходя к нам.

— Неужели? Что-то я не слышал о лошади, укравшей царскую печать, — с ухмылкой ответил я.

— Вот именно, — согласился Амбиадес. — Странно еще, что ты мыла не ешь.

Я подошел к Полу, достававшему из сумки провизию. Софос задумчиво смотрел мне вслед.

— Чего тебе? — набросился я на него, и он отвернулся.

Амбиадес решил ответить за него.

— Он хотел узнать, действительно ли ты был так глуп, что украл царскую печать, а потом показывал ее всем желающим в винном погребке?

Это был профессиональный риск, но не имело смысла объяснять подобные вещи этим мальчикам, поэтому я повернулся спиной к ним обоим.

На обед были оливки, хлеб и сыр. Когда я попросил добавки, халдей сказал, что с меня хватит.

— Я не могу быть уверен, что нам хватит запасов, пока мы не перевалим через горы.

Я посмотрел на пакеты, по-прежнему привязанные к седлам.

— Этого может оказаться недостаточно.

— Сегодня вечером мы купим еще немного. Голодать тебе не придется.

— Во всяком случае ты всегда можешь отдать мне часть доли Амбиадеса, — посоветовал я.

Халдей поморщился.

— Ты получишь свою долю и ни крошки больше. Никто не будет голодать.

— А почему бы нет? — возразил я, укладываясь в траву поспать. Ее стебли за лето пересохли и покалывали мне руки и шею. — Я намного полезнее любого из вас, — сказал я голубому небу над головой.

Никто мне не ответил, и через несколько минут я уже спал.

Глава 4

Мы остановились на привал ранним вечером. Раньше, чем хотел халдей. Он ворчал, конечно, но разрешил поискать место для лагеря после того, как я чуть не сполз с седла на одном особенно крутом подъеме. Как только место для лагеря было выбрано, я спешился и рухнул в колючую траву. Я лежал, не двигаясь, пока халдей с Полом расседлывали лошадей, и слушал, как Амбиадес снисходительно поучал Софоса, пытавшегося развести костер. Я даже повернул голову, чтобы посмотреть.

— Ты что, никогда не ночевал в лесу во время охоты? — спросил Амбиадес, глядя на плотно уложенные ветки.