Страница 34 из 76
— Исключено, дорогая моя Пибоди. Вот, взгляни-ка. — Эмерсон вытащил из кармана карандаш (переодеться к ужину он, разумеется, отказался) и стал что-то чертить на скатерти. — Широкое и длинное одеяние может скрыть что угодно, в том числе и брюки. У жреца платье было до полу. Рукава платья — чуть ниже локтей... это не проблема... рукава сорочки и даже сюртука можно закатать. Все эти манипуляции заняли бы несколько секунд, но ведь ему нужно было бы еще набросить шкуру, скрепить ее, нахлобучить маску, снять туфли, носки и застегнуть сандалии.
— Верно. Кстати сказать, неплохая имитация нарядов времен Девятнадцатой династии. Разве что ткань плотновата — тогда таких не было. Да! И парики жрецы надевали в редких случаях, в основном же просто брили головы.
— Мелочи, но красноречивые, — согласился Эмерсон. — Без них нашего приятеля легко узнали бы. К тому же, вопреки утверждениям Баджа и не совсем точным свидетельствам Геродота, который описывал обычаи египтян в период... О чем это я?
— Полагаю, дорогой мой Эмерсон, ты всего лишь хотел сказать, что парики тоже были в ходу у верховных жрецов. Замечание верное, но несущественное. Ясно, что парик этого жреца служил практическим целям.
— Да, но и его познания нельзя сбрасывать со счетов, Пибоди. Ты не слышала, с чем он обратился к мумии?
Гаргори давно забыл, что ему положено хотя бы притворяться, будто он подает чай. Когда он согнулся над столом, рассматривая граффити профессора, я объявила, что чай будем пить в гостиной. Крах своих надежд дворецкий перенес стоически.
На вопрос Эмерсона я ответила сразу же, как только мы устроились в гостиной за столиком.
— Нет, дорогой. Слишком шумно было. Жрец говорил тихо и стоял далеко от меня.
— Зато я оказался ближе к нему! Если бы и не расслышал, по губам бы прочитал. Для меня это не проблема, Пибоди, сама знаешь. Вот тебе его обращение.
Скатерть для столика в гостиной не полагается, а искать писчую бумагу профессору было лень, поэтому он воспользовался манжетой сорочки. Выписывая иероглиф за иероглифом, Эмерсон повторял их вслух.
— Гм... Прекрасно, Эмерсон, только почему ты используешь древнеегипетский язык, если жрец говорил по-английски?
— Он не говорил по-английски, Пибоди.
— Боже правый! Выходит... значит...
— Я понятия не имею, что это значит, дорогая моя Пибоди. Ты тоже.
— Но ведь перед тем он говорил по-английски.
— Именно. Последовательным его не назовешь. А ты чего ждала от сумасшедшего? Совершенно очевидно, что он не совсем новичок в египтологии. Специалист? Не думаю. Даже дилетанту достанет ума выучить пару иероглифов, особенно если это его хобби. А так оно, скорее всего, и есть.
— Отлично сказано, Эмерсон! — Я повернула его руку, чтобы рассмотреть надпись. — Вполне приемлемый язык.
— Общеизвестное выражение, Пибоди. Наверняка он его просто вызубрил. «Тысячу хлебов и тысячу кувшинов пива несу тебе, леди Хенутмехит». Стандартная формулировка. Ничего оригинального.
Его пальцы сплелись с моими. Этот нежный жест тронул меня до глубины души. Я не долго колебалась. С кем и поделиться секретом, как не со своим любимым и единственным?
— Стандартная, говоришь? А кое-что оригинальное хочешь увидеть? — Я достала из кармана копию записки, что была зажата в руке убитого Олдакра.
— Это еще что такое? — нахмурился Эмерсон. — Где взяла, Пибоди? Не иначе как кто-нибудь из твоих друзей-репортеров расстарался. Проклятье! Я же просил... Гм... Ну и белиберда. Ничего подобного не видел.
— И я не видела, дорогой мой Эмерсон. Может, это надпись с саркофага Хенутмехит? Снаружи точно ничего нет, но внутри-то...
— Не городи чушь, Амелия! Набралась у репортеров, будь они прокляты! Насколько мне известно, саркофаг никогда не открывали. Надеюсь, ты не дошла до того, чтобы верить в третий глаз и тому подобную чушь? О, придумал! Наверное, этот полоумный в прошлой жизни был писцом — тем самым, который оставил иероглифы на гробу своей возлюбленной Хенутмехит. Ха-ха-ха! Держу пари, до такого даже твой лучший друг О'Коннелл не додумался.
Синие глаза профессора сияли, выразительные губы сложились в улыбку, перед обаянием которой я, как всегда, не устояла.
— Счастлива видеть тебя в добром расположении духа, Эмерсон.
Любимый поднес мою руку к губам и оставил поцелуй на каждом пальце по очереди.
— М-м-м-м... Доброе-то оно доброе, дорогая моя Пибоди... Но улучшить никогда не помешает. А не отправиться ли нам...
Так мы и сделали. Но тем вечером знаки внимания, на которые любимый не скупился, жалили мне сердце горькой мыслью о том, что я потеряю, если наша с Рамсесом версия подтвердится.
Глава 7
После завтрака Эмерсон объявил, что у него много дел.
— К обеду не ждите. — И ушел, посвистывая.
Чтобы, не дай бог, не испортить мужу настроение, я вовремя убрала утреннюю газету с подробнейшей статьей о «громком скандале в Британском музее». Запечатленный на снимке бородатый Эмерсон с дамочкой под мышкой вполне оправдывал свое прозвище неистового профессора и был похож скорее на Джека-потрошителя, уносящего очередную жертву.
Я как раз наливала вторую чашку чая, когда Мэри Энн вбежала в гостиную с телеграммой. Роза сообщала о возвращении Бастет, добавив: «Передайте юному джентльмену. Дома все хорошо. Ждем возвращения».
Слишком много слов и, соответственно, расходов. Ну да ладно. Новость того заслуживает. Признаться, я уже потеряла надежду на встречу с потомком египетской богини-кошки. То-то будет рад юный джентльмен".
Дверь в спальню Рамсеса была заперта, и мне пришлось назваться, чтобы получить разрешение войти.
— Ты зачем закрываешься, Рамсес? А если заболеешь?
— Согласен с тобой, мамочка. Аргумент убедительный. — Эмерсон-младший припечатал палец к подбородку (без ямочки), неосознанно повторяя родительский жест. — Маловероятно, однако, чтобы меня поразил внезапный и жестокий недуг, полностью лишив способности передвигаться. Таким образом, аргумент «против» в сопоставлении с аргументами «за», главными из которых являются острая необходимость в концентрации внимания и опасность уничтожения кем-нибудь из слуг моих опытных образцов...
— Ладно, Рамсес, ладно. Я все поняла. Что касается последнего аргумента «за»... — меня передернуло при виде опытного образца, который юный экспериментатор держал за длиннющий хвост, — должна заметить, что среди слуг не найдется желающих уничтожить или хотя бы приблизиться к объектам твоих опытов. Откуда у тебя этот экземпляр?
— Боб предоставил, сын садовника тети Эвелины и дяди Уолтера. Истребление крыс входит в его обязанности, и, хотя я негативно отношусь к использованию всякого рода капканов, в данном случае вынужден признать эти меры необходимыми, поскольку грызуны уничтожают зерно и являются переносчиками...
— Довольно, Рамсес.
— Хорошо, мамочка. Был бы счастлив продемонстрировать тебе некоторые обнадеживающие результаты своих опытов. Процесс десикации, несведущими людьми подчас называемый сушкой, мною уже отработан на самых мелких из образцов. Успешность эксперимента подтверждает ранее высказанную мной версию о том, что окись натрия в твердом состоянии предпочтительнее...
— Благодарю, Рамсес. В другой раз. — Я лишь издали глянула на рабочий стол, где в отдельных контейнерах покоились «опытные образцы». Зная скрупулезный подход Рамсеса ко всему, что связано с Египтом, можно было не сомневаться — он не упустил ни одного способа перевоплощения тела в мумию. — Собственно, я только затем и пришла, чтобы по просьбе Розы сообщить тебе радостную новость. Бастет вернулась.
Редчайший случай! Мой сын улыбнулся.
— Не стану утверждать, что я сомневался в ее возвращении. Однако в соответствии с Кораном жизнь — это...
— Мне не до цитат из Корана, Рамсес. Я оставила дела, чтобы рассказать о Бастет.
— Моя благодарность бесконечна, мамочка. Позволь поинтересоваться, не нашел ли сегодня продолжение таинственный случай, который можно с полным основанием назвать «загадкой Британского музея»?