Страница 16 из 114
Точно так же после создания квантовой механики и общего принципа теории относительности снова потребовался пересмотр частных положений, которые приобрел диалектический материализм на первом этапе «новейшей революции в естествознании» (выражение В.И. Ленина), при сохранении и дальнейшем развитии, укреплении и обогащении основных принципов, выдвинутых еще Энгельсом, таких, например, что нет и не может быть материи без движения и движения без материи, нет и не может быть движущейся материи вне времени и пространства, даже если обе основные формы всякого бытия выступят как нераздельно слитые воедино.
Каждая революция в естествознании влечет за собой необходимость смены прежнего способа восприятия и объяснения изучаемого круга явлений природы. Смена прежнего способа мышления применительно к изучаемому кругу явлений новым способом мышления, новым методом объяснения данных явлений и составляет, по сути дела, то, что Энгельс называл сменой форм материализма.
Ученый-прогнозист
Проблема прогнозирования в области естествознания встала перед учеными в середине XIX века, после того как Леверье (в 1846 г.) предсказал существование неизвестной дотоле планеты солнечной системы и указал на небе то место, где ее следует искать. Когда Галле направил на указанное место телескоп, то действительно обнаружил здесь новую планету, названную Нептуном. Это был первый случай подобного прогнозирования в науке. Однако он касался не того, каким путем должна будет двигаться сама наука, а объектов природы, еще не открытых наукой.
Спустя четверть века после Леверье Менделеев сделал свои прогнозы в области химии. В общем это были предсказания того же порядка, какие сделал и Леверье, только значительно большего масштаба. Менделеев не только предсказал существование неизвестных еще элементов, но и теоретически вычислил, какими значениями различных свойств они должны обладать. Более того, в отношении экаалюминия (будущего галлия) он предсказал даже то, каким путем ученые его найдут: так как, по предположению, этот металл должен был давать летучие соли, то, вероятнее всего, как предвидел Менделеев, он мог быть открыт с помощью спектрального анализа. Так это и случилось, когда спустя несколько лет Лекок де Буабодран с помощью спектрографа открыл галлий. Таким образом, здесь уже было сделано предвидение, касавшееся не только неизвестных объектов природы, но и путей самого процесса их познания человеком.
В трудах Энгельса весь центр тяжести перенесен именно на эту вторую сторону вопроса: как будет идти дальше развитие самой науки? При этом прогнозы, сделанные Энгельсом, касались как общих тенденций развития всего естествознания, так и частных проблем отдельных его отраслей.
В широком плане прогнозы, выдвинутые Энгельсом, относились к общим тенденциям и перспективам развития естествознания в целом, причем определялись они на основе применения все того же диалектического метода. Прежде всего речь шла о слиянии двух основных тенденций развития естествознания, направленных к дифференциации и к интеграции наук. Односторонняя дифференциация, опиравшаяся на один лишь анализ, приводила к разобщению наук, к их обособлению друг от друга. Поэтому, чтобы не дать рассыпаться на кусочки всему зданию науки, необходимо было дополнить тенденцию к дифференциации наук противоположной тенденцией к их интеграции. В XIX веке обе тенденции как бы сосуществовали рядом, причем вторая призвана была компенсировать последствия, вызванные первой. Но Энгельс по сути дела предвидел более глубокое единство и взаимопроникновение обеих тенденций друг в друга; ведь если прогресс естествознания будет состоять в заполнении прежних разрывов и пропасти между основными науками в результате возникновения новых (междисциплинарных) научных отраслей, то продолжающаяся дифференциация наук будет в дальнейшем приводить не к разобщению наук, как раньше, не к углублению их взаимных расхождений, а как раз наоборот, – к их цементированию, к их связыванию между собой, короче говоря, к их интеграции. Так это и происходит в XX веке со все нарастающей силой, подтверждая этим один из фактических научных прогнозов Энгельса.
Во второй половине XIX века действительно произошло то, что и предвидел Энгельс: отказ крупнейших естествоиспытателей от старой метафизики и переход на позиции диалектики в понимании коренных проблем современного естествознания. В этом, собственно говоря, и состояла та «новейшая революция в естествознании», о которой писал В.И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» и в других своих философских трудах.
Однако диалектика врывалась в естествознание стихийно, а потому проводилась в нем непоследовательно. Сами ученые, вводя ее в науку своими новыми открытиями, новыми теориями и представлениями, нередко отступали от нее в сторону старой метафизики, а многие из них, под влиянием усилившегося наступления реакционной философии на материализм, даже скатились на позиции идеализма и агностицизма. Этот уклон к идеализму, вызванный «новейшей революцией в естествознании», привел на рубеже прошлого и нашего веков к кризису физики и всего естествознания, анализ которого был дан Лениным в названной книге. Ленин указывал две гносеологические причины этого кризиса, оформившегося в виде так называемого «физического» идеализма: первая – математизация физики, вторая – релятивизм, признание относительности нашего познания, который при незнании диалектики неминуемо ведет к идеализму и агностицизму.
Энгельс предвидел и эти два гносеологических фактора, которые во второй половине XIX века существовали только в виде зародышей и получили развитие лишь позднее, особенно в начале XX века. В отношении первого из них Энгельс писал, что математика при всей своей абстрактности имеет реальные связи с действительным миром, так что существуют прямые аналогии между ее операциями, ее понятиями, с одной стороны, и процессами действительного мира – с другой. «Но как только математики укроются в свою неприступную твердыню абстракции, так называемую чистую математику, все эти аналогии забываются; бесконечное становится чем-то совершенно таинственным, и тот способ, каким с ним оперируют в анализе, начинает казаться чем-то совершенно непонятным, противоречащим всякому опыту и всякому смыслу… Они забывают, что вся так называемая чистая математика занимается абстракциями, что все ее величины суть, строго говоря, воображаемые величины и что все абстракции, доведенные до крайности, превращаются в бессмыслицу или в свою противоположность»[61].
Конечно, математизация любой отрасли естественнонаучного знания представляет собой огромный прогресс науки. Проникновение математики во все без исключения естественные науки всегда вызывало большие положительные сдвиги и ускоряло в большой мере их развитие, а также общий процесс интеграции наук. Но вместе с тем этот же прогресс в условиях методологического кризиса естествознания порождал и отрицательные в философском отношении явления, которые Энгельс предвидел в 1885 г., а Ленин проанализировал в 1908 году. «Такова первая причина „физического“ идеализма, – писал Ленин. – Реакционные поползновения порождаются самим прогрессом науки. Крупный успех естествознания, приближение к таким однородным и простым элементам материи, законы движения которых допускают математическую обработку, порождает забвение материи математиками. „Материя исчезает“, остаются одни уравнения»[62].
Тенденция некоторых математиков отрывать свою науку и ее построения от реального мира была замечена в свое время Энгельсом. Это было настоящим предвидением будущего кризиса естествознания на основании первых признаков его приближения.
Другая причина того же общего явления в ее зародыше была также отмечена Энгельсом. «Количество и смена вытесняющих друг друга гипотез, – писал он в „Диалектике природы“, – при отсутствии у естествоиспытателей логической и диалектической подготовки, легко вызывают у них представление о том, будто мы не способны познать сущность вещей»[63].
61
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 586.
62
В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 326.
63
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 555.