Страница 67 из 119
Город тот настолько огромен и удивителен, что хотя я опускаю многое из того, что мог бы рассказать, но даже то немногое, что скажу, почти невероятно: он намного больше Гранады и куда лучше укреплен, а здания там такие же великолепные, и народу проживает куда больше, нежели было в Гранаде, когда ее покорили{146}, и он куда лучше обеспечен плодами земными — хлебом, птицей и дичью, речною рыбой и всяческими овощами, и все, что там едят, очень вкусно. В этом городе есть рынок, где каждый божий день собираются более тридцати тысяч человек, кто продает, кто покупает, и это не считая многих небольших рыночков, разбросанных по городу. На рынке этом есть все, чего пожелаешь, — и всякая снедь, и одежда, и обувь, какие там носят и изготовляют, а также золотые и серебряные украшения с самоцветами и украшения из перьев, и все содержится в образцовом порядке, как на самых известных рынках мира. Всевозможные гончарные изделия, очень красивые, не уступают лучшим испанским. Продаются в изобилии дрова и уголь, съедобные и лекарственные травы. Есть дома, где моют голову и бреют, как наши цирюльники, есть и бани. Наконец, надобно сказать, что там поддерживается строгий порядок, а люди ведут себя радушно и благопристойно, не сравнить со всем этим даже лучшее, что есть в Африке{147}.
В провинции оной много обширных, красивых долин, и все они хорошо возделаны и засеяны, так что места пустого не найдешь, по окружности же она насчитывает более девяноста лиг. Порядок, какой они установили и какого придерживаются в правлении, похож на то, как правят в Венеции и Генуе или Пизе, ибо тут нет одного господина над всеми{148}. У них много правителей, и все обитают в этом городе, а народ — это земледельцы и подданные сих владык, у каждого из коих есть собственное поместье, у одних побольше, у других поменьше, а ежели надо вести войну, все они объединяются и все вместе отдают приказы и распоряжения.
Надо полагать, что у них есть своего рода суды, дабы карать преступников, ибо когда один из здешних украл толику золота у нашего испанца и я об этом сказал тому самому Магискасину, главному их владыке, то они учинили следствие и, обнаружив вора в соседнем городе, называющимся Чурультекаль[124], привели его оттуда под стражей и передали мне вместе с золотом, дабы я распорядился, как его покарать; я же, поблагодарив за усердие, с коим они взялись за дело, сказал, что, поскольку это случилось на их земле, пусть они сами накажут вора по своему обычаю, а я, мол, находясь на их земле, не желаю вмешиваться в их правосудие; они меня поблагодарили, забрали вора и, оповещая народ о его преступлении, повели его на большой рынок и поставили там у помоста, вроде театрального, стоящего посреди оного рынка; затем на помост взошел глашатай и опять громогласно оповестил о содеянном преступлении; тогда народ вокруг принялся колотить вора дубинками по голове, пока он не был убит. И еще много индейцев мы видели в темницах, здешние говорят, что их держат там за кражи и другие злодеяния. По моему приказу наши люди обошли всю ту провинцию и насчитали там сто пятьдесят тысяч жителей вместе с другой небольшой провинцией, расположенной по соседству и называющейся Гуасинканго, где жители тоже не имеют единого господина, тем не менее и они наравне с тласкальтеками объявили себя подданными Вашего Величества.
Когда ж я, о всекатолический наш государь, еще стоял в лагере, ведя войну с жителями этой провинции, ко мне явились шестеро весьма знатных вельмож Моктесумы в сопровождении почти двухсот слуг и сказали, что пришли по велению оного Моктесумы сообщить мне, что он желает быть подданным Вашего Величества и моим другом и просит указать, какую дань желательно каждый год платить Вашему Величеству золотом, и серебром, и драгоценными камнями, а также рабами и хлопковыми тканями и прочим своим добром, и что все это он готов давать, только бы я не пришел в его землю; и причина такого его желания в том, что земля их весьма неплодородна и пропитания не хватает, и ему было бы огорчительно, кабы я и те, кто со мною придет, терпели нужду; через своих послов он прислал мне золота почти на тысячу песо и много всяческого платья из хлопка, какое они здесь носят. И послы эти были со мною во все время войны до ее конца и видели собственными глазами, на что способны испанцы, и как был заключен мир с жителями оной провинции, и как тамошние владыки и весь народ пожелали пойти на службу к Вашему Священному Величеству, что — как мне показалось, да послы этого и не скрывали, — было им не слишком приятно, ибо они многими путями и способами тщились меня восстановить против здешних, говоря, что те меня обманывают, и дружба, в коей меня уверяют, фальшивая, и делается это лишь с целью усыпить мою бдительность, дабы тем вернее совершить какое-либо предательство. Жители же оной провинции, в свой черед, меня упреждали и неоднократно предостерегали, чтобы я не доверял послам Моктесумы, ибо они вероломны и постоянно прибегают к предательству и хитростям, чем сумели подчинить все окрестные земли, и об этом, мол, они меня предупреждают как искренние мои друзья и как люди, уже много лет знающие повадки слуг Моктесумы. Глядя на их раздоры и несогласия, я немало радовался, ибо полагал, что мне это как нельзя более на руку и что таким путем они быстрее будут покорены, я только повторял про себя известное присловье «разделяй и властвуй» и так далее, и даже вспомнил евангельское изречение, гласящее: «Omne regnum in se ipsum divisum dissolivatur»[125], и вел с одними и с другими свою игру и каждого тайно благодарил за предупреждение и уверял, что питаю к нему более дружеские чувства, нежели к другому.
Когда я пробыл в том городе уже больше двадцати дней, почтенные послы Моктесумы, неотступно находившиеся при мне, стали убеждать меня пойти в город, отстоящий от Тласкальтеки в шести лигах и называющийся Чурультекаль, говоря, что жители оного города — друзья их повелителя Моктесумы, и там, мол, мы узнаем волю Моктесумы — желает ли он, чтобы я пришел в его землю, — и тогда кто-либо из них пойдет с ним переговорить и сообщить то, что я им сказал, а потом воротится с ответом; и хотя здешние и так знали, что при мне находятся послы Моктесумы и ведут со мною переговоры, я оповестил их, что ухожу, и назначил день, когда это произойдет.
И когда жители провинции Тласкальтека узнали, о чем договорились со мною послы Моктесумы и что я согласился пойти с ними в оный город, старейшины явились ко мне в великом огорчении и стали просить, чтобы я ни в коем случае туда не уходил, — против меня, мол, замышлено предательство, дабы в городе убить меня и моих солдат, для чего Моктесумой уже послано войско из его земли, часть коей соседствует с оным городом, и воинов в том войске не менее пятидесяти тысяч, и, как стало известно, стоят они наготове в двух лигах от города, кроме того, большая дорога, по которой обычно все ходят, перегорожена, а вместо нее проложена другая со многими ямами и прикрытыми землею заостренными кольями, чтобы наши лошади калечились и падали, и в городе оном на многих улицах поставлены глиняные ограды, а на кровлях домов припасены кучи камней, чтобы, как только мы войдем в город, наверняка захватить нас в плен и сделать с нами все, что им будет угодно, и коль я желаю убедиться, что они говорят чистую правду, то стоило бы мне подумать, почему это старейшины оного города ни разу не пришли ко мне, чтобы встретиться и побеседовать, хотя живут они так близко, меж тем как из Гуасинканго, который куда дальше, послы приходили; и ежели я пошлю пригласить их, то увижу, что они не пожелают прийти. Я поблагодарил за предупреждение и попросил назначить нескольких знатных индейцев, чтобы они отправились с приглашением от моего имени; таковых мне дали, и я поручил им попросить старейшин Чурультекаля прийти ко мне, — я, мол, хочу сообщить им кое-что от имени Вашего Величества и объяснить причину моего появления на их земле.
124
Чурультекаль — город Чолула.
125
Всякое государство, страдающее от раздоров, разрушается (лат.).