Страница 59 из 119
Пока они так беседовали, появилась опять толпа посланцев из Тласкалы с сообщением, что все старые касики из столицы их провинции направляются к Кортесу, к нашим дворам и хижинам, чтобы повести Кортеса и всех нас в свой город. Услыхав об этом, Кортес попросил мексиканских послов подождать три дня, пока он сможет ответить их господину, ибо в ближайшее время ему, мол, надобно вести переговоры с тласкальцами о минувшей войне и заключаемом с ними мире, и послы согласились подождать.
о том, как в наш лагерь пришли старые касики из Тласкалы
Когда старые касики всей Тласкалы убедились, что мы не спешим в их город, они решили сами отправиться к нам, кто в носилках, кто в гамаках или на закорках у носильщиков, а иные пешком. Касиков этих я уже называл, то были Масеэскаси, Хикотенга-старший, Гуаксолосин, Чичимекатекле и Текапанека из Топоянко, они явились в наш лагерь в сопровождении большой свиты из знатных индейцев и с великим почтением совершили перед Кортесом и всеми нами три поклона, сожгли копал, коснулись рукою земли и поцеловали ее. И Хикотенга-старший повел следующую речь: «Малинче, Малинче, мы много раз посылали к тебе просить у тебя прощения за то, что мы с тобой воевали, и поручали изложить тебе наше оправдание, суть коего в том, что мы обороняемся от злобного Моктесумы и его огромной рати, мы ведь полагали, что вы из его банды и его союзники, а ежели бы мы знали раньше то, что теперь знаем, уж не говорю, что мы бы вышли встретить вас на дороге и принесли горы съестных припасов, в коих вы нуждались бы, но ради вас мы пошли бы до самого моря, где стоят ваши корабли. И раз уж вы нас простили, единственное, о чем я прошу и все наши касики просят, это чтобы вы тотчас пошли с нами в наш город, и там мы поделимся с вами всем, что имеем, и к вашим услугам будем мы сами и наше имущество. Смотри, Малинче, не вздумай переменить свое решение, иначе мы сразу уйдем, ибо предполагаем, что мексиканцы возвели на нас всяческие поклепы и небылицы, как у них водится, но ты им не верь и их не слушай, это бесстыжие обманщики, и мы понимаем, что из-за них ты не пожелал идти в наш город».
Кортес с веселым выражением лица сказал, что уже много-много лет тому назад, прежде чем мы прибыли в эти края, он знал о том, какие они добрые люди, и потому чрезвычайно удивился, когда они на нас ополчились, и еще сказал, что мексиканцы, которые здесь находятся, ждут ответа для своего господина Моктесумы. Что ж до просьбы тласкальцев идти немедля в их город и за припасы, которые они нам все время приносят, и другие услуги, он их благодарит сердечно и отплатит добрыми делами, и что он, мол, уже отправился бы к ним, ежели бы было кому нести наши тепуске, сиречь бомбарды.
Едва услышав эти слова, они чрезвычайно обрадовались, что сразу было видно по их лицам, и сказали: «Да как же так? Из-за такой малости ты задержался и нам не сказал?» Не прошло и получаса, как привели они пятьсот индейцев-носильщиков, и на другой день рано поутру мы выступили в путь к столице Тласкалы в образцовом порядке — артиллерия, и верховые, и аркебузиры, и арбалетчики, и все прочие, как у нас было заведено.
Прежде чем продолжить повествование, хочу сказать, что во всех селениях, через которые мы проходили, и в тех, где о нас только слышали, Кортеса называли Малинче, и я тоже буду его впредь именовать Малинче во всех беседах с индейцами этой провинции и города Мехико, а Кортесом — лишь там, где это уместно. Причиной же, почему дали ему такое имя, было то, что его всегда сопровождала донья Марина, наш толмач, особенно когда приходили посланцы или когда шли беседы с касиками и она их переводила на мексиканский язык, поэтому-то Кортеса называли капитаном Марины, а для краткости Малинтцин, или Малинче.
Еще хочу сказать, что с того времени, как мы вступили на землю Тласкалы, и до нашего похода в ее столицу минуло двадцать четыре дня, и вошли мы в город двадцать третьего сентября 1519 года.
о том, как мы отправились в город Тласкалу
Когда касики увидели, что процессия носильщиков с нашим грузом отправилась по дороге в их город, они поспешили вперед распорядиться, чтобы все было как следует приготовлено к нашему приему и назначенное нам жилье обильно украшено зеленью. И когда мы приблизились к городу на четверть лиги, нам навстречу вышли те же самые касики, что ушли вперед, и они привели с собою своих детей и племянников и многих знатных индейцев, каждый род, каждое содружество и каждая партия особо, ибо в Тласкале имелось четыре партии, не считая партии Текапанеки, владетеля Топоянко, с которой было пять. Набрались также из всех окрестных селений их подданные, одетые в разноцветные одежды, отличавшие их, — хотя и сотканные из волокон агавы, ибо хлопок они не могли раздобывать, одежды эти были очень красивы и искусно украшены вышивкой и рисунками.
Затем явились жрецы со всей провинции, а было их там множество в огромных кумирнях, где они держат своих идолов и приносят им жертвы. Жрецы эти несли жаровни с раскаленными углями и курениями своими окурили всех нас, и некоторые из них были одеты в очень длинные одежды, наподобие стихарей, все белые, и на головах у них были капюшоны, подобные тем, что носят у нас каноники, а волосы у них очень длинные и спутанные, не расчесать, ежели не острижешь, и слипшиеся от крови, которая текла из ушей, ибо в тот день они своею кровью кропили алтари, и шли они, опустив головы в знак смирения перед нами, и ногти на руках у них были очень длинные, и, как нам сказали, жрецы эти слыли людьми благочестивыми и праведной жизни.
Кортеса тут же окружили самые знатные индейцы, составив его свиту, и, когда мы вошли в город, все улицы и крыши домов были запружены индейцами и индеанками, вышедшими на нас поглядеть, и лица у всех были радостные. Подарили нам штук двадцать гирлянд из здешних роз различной окраски и приятного запаха, — их поднесли Кортесу и тем из солдат, которые им казались познатнее, особенно же верховым.
Нас повели в просторные дворы, где стояли дома; там Хикотенга-старший и Масеэскаси, взяв Кортеса за руки, ввели его в покои, и для каждого из нас в назначенном нам жилье было, по их обычаю, ложе из циновок с покрывалом из агавы; также и друзей, приведенных нами из Семпоальяна и Хокотлана, поселили поблизости от нас.
Кортес приказал, чтобы послов великого Моктесумы разместили рядом с его домом. И хотя мы оказались на земле индейцев, по всей видимости настроенных дружелюбно и вполне мирно, мы не предавались беспечности и, по нашему обыкновению, были все время начеку.
Помнится мне, что один из наших капитанов, кому выпал черед назначать полевых разведчиков, дозорных и часовых, сказал Кортесу: «По всему судя, сеньор, индейцы настроены очень мирно, и, думаю, можно обойтись без столь многочисленной охраны, ведь нам нечего опасаться, как бывало». На что Кортес сказал: «Сеньоры мои, мне ваши речи вполне понятны, однако, по нашему доброму обычаю, мы должны быть всегда наготове — как бы ни были хороши к нам индейцы, не должно верить в их миролюбие, надобно держаться так, словно они намерены с нами воевать и мы ждем, что они вот-вот нападут на нас; помните, что многие капитаны потерпели поражение из-за доверчивости своей и беспечности. А нам-то особенно следует остерегаться, ведь нас так мало, да и великий Моктесума прислал послов, чтобы предупредить об опасности, и пусть это даже не правда, а вымысел, нам надобно быть начеку».
Хикотенга-старший и Масеэскаси сильно обиделись на Кортеса и сказали ему через наших толмачей: «Либо ты, Малинче, считаешь нас врагами, либо не показывай своими делами, что не доверяешь нам и обетам мира, которые дали мы тебе, а ты нам; говорим тебе это, ибо видим, что вы себя охраняете и ходите в полном вооружении, как тогда, когда шли на бой с нашими отрядами; и мы полагаем, Малинче, что ты так поступаешь из-за предательских и злобных наветов, нашептанных тебе мексиканцами, дабы тебя с нами поссорить. Смотри не верь им, ты ведь находишься у нас, и мы дадим тебе все, чего пожелаешь, и самих себя и детей наших, и готовы умереть за тебя. Посему можешь взять себе в заложники кого захочешь».