Страница 2 из 67
— А ты, Влас, всезнайка, — промолвил Можаев, — бродячая энциклопедия слухов.
— При чем тут слухи? — обиделся ассистент-адъютант. — За мелкие детали не ручаюсь, но по каждому факту могу представить охапку доказательств. Голову даю на отсечение!
— А я бы на твоем месте обращался с головой бережнее, — заметил Юрий. — Все-таки единственный экземпляр. И даже этот экземпляр мог бы принести пользу прогрессивному человечеству… Почему ты молчишь? Ну, хотя бы о том, что сейчас рассказал? Ведь за подобные делишки такого режиссера давно под суд надо…
— Брось, Юра, свои привычки, — Гиндукушкин покрутил носом. — С искусством надо быть деликатнее. Мне что, больше всех надо? Мне что, не хватает конфликтов в жизни? Ну, старики, станьте во фрунт: я сейчас Виктора Викторовича приведу! — и он нырнул за вельветовую портьеру.
— Чего это нынче Гиндукушкин такой услужливый? — удивленно сверкнул очками Мартын. — Байки рассказывает, под ручку с нами прогуливается…
Портьера колыхнулась и отлетела куда-то в сторону. Из-за нее показался статный седоголовый мужчина в костюме стального цвета. Известный всему киномиру галстук тигровой масти ниспадал ему на грудь.
Можаев и Благуша невольно подтянулись.
— Здравствуйте, Виктор Викторович!
— Мои юные друзья! — дрогнувшим голосом произнес Протарзанов и гостеприимно распахнул руки. — Я глубоко рад нашей встрече! Мои ученики — искры моего сердца! Ваши невзгоды печалят меня! Я обязан, я должен оказать вам помощь!
Мартын и Юрий зачарованно смотрели на мэтра.
— Идемте к директору, мои юные друзья! Мы убедим его. Вы получите фильм. Это обещаю вам я — Протарзанов!
…Благуша и Можаев относились к своему бывшему профессору с уважением. Им льстило, когда их называли протарзанцами.
Виктор Викторович был широко известен публике еще до своего перехода на хроникально-документальную студию. Тогда он творил шедевры в художественной кинематографии. Его обольстительную улыбку, седую гриву волос и знаменитый полосатый галстук знали тысячи киноболельщиков по фотографиям и открыткам. Поклонницы называли Виктора Викторовича сердечно: «наш Протарзанчик». Коллеги именовали его «Витей в тигровом галстуке». Студенты почтительно говорили «мэтр», и это приятнее всего щекотало протарзановское самолюбие…
…Виктор Викторович с достоинством вел бывших учеников к главе студии. Гиндукушкин семенил рядом.
— Я имею в виду одну ленту, мои юные друзья, — говорил Протарзанов. — Она создана для вас. Внешне, пожалуй, не эффектна. Но вы, опираясь на мой опыт и мою систему, сможете вскрыть внутренние возможности сценария. Подождите здесь! Да, кстати, а если меня спросят: знают ли жизнь ваши юные друзья? Ведь только накопленный опыт, знакомство с суровой правдой жизни служат залогом успеха… Если директор спросит меня…
Благуша встал почему-то по стойке «смирно» и принялся излагать свою биографию в эпических тонах:
— Я, Виктор Викторович, с Украины, из Винницы. Мой дед еще в тысяча восемьсот…
Протарзанов поморщился.
— Основные вехи, мой друг, основные вехи… Кем были до вуза, что делаете сейчас…
— Никем я не был, — смущенно улыбнулся Мартын и начал протирать очки. — Пряменько из средней школы в институт, к вам… А сейчас… сейчас вот о самостоятельной работе мечтаю.
— Чудесно, — похлопал Мартына по плечу Виктор Викторович. — Ну, а вы, Можаев?
— А я думал, что вы со мной знакомы, — начал было Юрий, но Гиндукушкин, уловив легкое недовольство во взгляде мэтра, угодливо затараторил:
— Можаев — бывший моряк, был после войны киномехаником, увлекся кинематографом, поступил в вуз.
— Как в отделе кадров, — усмехнулся Юрий и задымил трубкой.
— Фи, — поморщился, Протарзанов, — мой юный друг, какой табак вы курите?
— По окладу, Виктор Викторович, — ответил Можаев, — на «Золотое руно» денег не хватает.
— Мужайтесь, — улыбнулся Протарзанов и исчез в дверях директорского кабинета.
То ли Шишигин уже успел поговорить о Можаеве и Благуше, то ли мэтр имел отмычку к директорскому сердцу, но ровно через пять минут с четвертью Протарзанов вышел из кабинета, небрежно размахивая какой-то палкой.
— Поздравляю с днем рождения съемочного коллектива, мои юные друзья! Я взял для вас сценарий! — провозгласил Виктор Викторович, вручая операторам папку. — Надеюсь, ваше содружество окажется плодотворным. Идите, снимайте и дерзайте! Любите суровую правду жизни, как я! Будьте достойными продолжателями моею дела!
И мэтр, милостиво пожав молодым людям руки, удалился уверенной, красивой поступью.
— Качать меня не надо, — сказал Гиндукушкин, быстро пожимая руки ошалевшим от счастья операторам. — Мчитесь в бухгалтерию, оформляйте командировку, хватайте деньги — и на вокзал… Поезд в Красногорск отправляется в семнадцать ноль-ноль. Гип-гип-ура, старики!
И он помчался догонять мэтра.
Мартын и Юрий долго и нежно глядели на измятый экземпляр режиссерского сценария. Потом новорожденный съемочный коллектив направился в бухгалтерию…
…Виктор Викторович и Гиндукушкин стояли на крыльце-перроне и ждали личное протарзановское авто. Из студии вышел Костя Шишигин, как обычно погруженный в чтение очередного сценарного шедевра. Наткнувшись на Протарзанова, он вынырнул из рукописи.
— Простите, Виктор Викторович… хотел поговорить о ваших бывших учениках — Можаеве и Благуше.
— Надо дело делать, а не разговаривать, — веско сказал Виктор Викторович и поглядел на подхихикнувшего Гиндукушкина. — Я уже отправил моих юных друзей в первую самостоятельную творческую командировку… Я убедил директора дать им сценарий.
— Ну? — ахнул Шишигин. — Вот это да! И что они будут снимать?
— «Дружную семью» Бомаршова, — пояснил Гиндукушкин.
— «Дружную семью»? Постойте, постойте… Да ведь это негодный сценарий! Его приняли в то время, когда я был в отпуску. Бомаршов — ваш старый приятель, Виктор Викторович, и вы его халтуру все время протаскиваете!
— Не надо громких слов! — поморщился Протарзанов. — Бомаршов — большой писатель, его знают все. Я сам еду снимать бомаршовский сценарий… только другой…
— Подсунуть молодым такое утильсырье! — Шишигин огляделся, словно ища помощи. — Где Благуша и Можаев? Вы их не видели? Они еще на студии?
— Сейчас четверть шестого, — торжествующе сказал Гиндукушкин, — а поезд в Красногорск отошел ровно в пять.
— Ясно, — вздохнул Шишигин. — Я только не понимаю, зачем вам это нужно, Виктор Викторович? Ведь вы тоже поедете в Красногорск? Вы бы могли снять там оба сюжета Бомаршова.
— Вы всегда ищете черные пятна в светлых поступках, — сказал Протарзанов, спускаясь по ступенькам к машине. — Наобещали своим друзьям бог знает что, а я без всяких деклараций пошел, уговорил, вручил… Кланяйтесь знакомым!
Шишигин прислонился к колонне.
— Чтобы не снимать этого сценария, он спихнул его ребятам. А потом его поклонники будут кричать: «Вот, глядите, на материале одной и той же области мэтр снял шедевр, а ребята…» Надо что-то придумать. Если отозвать их, то они мне этого не простят… Только-только получили работу и вдруг… Что же делать, что делать?..
Фельетон второй. Тополиная метель
На улицах Красногорска бушевала тополиная метель. По мостовой и тротуарам подгоняемый ветром ползал тополиный пух. Ватные вихри кружились во всех закоулках и подворотнях. Собаки самозабвенно гонялись за хлопьями и чихали, попав в пушистые облака.
Дворников, если даже они и не имели метел и фартуков, можно было отличить от прочих сограждан по отчаянию на лицах:
«Сколько ни работай, чисто не будет!..»
Юрий Можаев и Мартын Благуша шагали по Неполной Средней улице, вдоль изгороди городского парка.
«Стой! — кричали фанерные щиты. — Запасся ли ты маской к XIII общегородскому карнавалу?»
— Надо было бы осчастливить местный карнавал своим присутствием, — сказал Благуша. — Может, купим маски. Юра?