Великолепная семерка

Примерно через час он остановился.

– Здесь что-то происходило! – сказал он, указывая подъехавшему Винну на новый след.

– Здесь патруль встретил кого-то на трех мулах, – сообщил Винн после осмотра следов. – Дальше мулы пошли уже за патрулем.

Через несколько миль, когда справа от дороги зашелестел высокий тростник, Брик снова остановился, привстал в стременах и, оглядевшись, осторожно направил лошадь по свежим следам, ориентируясь по надломленным и примятым стеблям растений.

В конце тропы, на топком берегу мутной узенькой речки, лежали два трупа. Это были мужчины со связанными за спиной руками. Жужжащие мухи кружили над их обнаженными телами и сплошным сверкающим слоем копошились на лицах.

– Мы не слышали выстрелов, – заметил Крис. – Значит, патруль.

– Был далеко, – сказал О'Райли, оглядываясь поверх тростника. – Но здесь они задержались. Не хотел бы я их догнать.

– Что ты предлагаешь? – спросил Крис.

– Нам спешить некуда, – ответил ирландец. – Надо закопать покойников. А те, кто их тут бросил, пусть себе едут. Это не наша война.

Через два часа на обочине дороги темнели два свежих холмика с крестами, связанными из толстых стеблей тростника. Никаких надписей, никаких знаков, хоть как-то обозначающих, кто здесь лежит. Две безвестные жертвы войны на дорогах.

ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА

Наконец долгое путешествие закончилось, и взору путников предстали каменные ворота, ведущие в деревню мексиканцев. Крис и Рохас первыми проехали под ними и остановили своих коней в центре пустынной площади, вокруг которой стояли глинобитные хижины фермеров. Ворота полуразваленной церкви были открыты, оттуда тянуло безжизненным холодом. Под навесом веранды стояли три дощатых стола, на пустом прилавке остались стоять весы, блестя жестяными чашками, но не было видно ни продавцов, ни покупателей, ни товаров.

За домами, до невысоких скалистых гор, простирались кукурузные и пшеничные поля. Для такой небольшой деревни запасов урожая с этих полей могло бы хватить с избытком, можно и на рынок выходить. По склону, на земле, отвоеванной у леса, поднимались аккуратные прямоугольники огородов, отличавшиеся разными оттенками зеленого цвета. Вот здесь темная листва томатов, а рядом, похоже, перец, определил Крис. Дальше, наверно, картофельная полоса. Впрочем, Крис не считал себя знатоком сельского хозяйства. Хотя и завидовал иногда «свободным хлебопашцам», людям, жизнь которых зависит только от их собственного труда. Ну и от милости земли, конечно… Крис порой задумывался: а мог бы он сам стать фермером? У фермера всегда на столе еда, на кухне любящая жена, а во дворе два маленьких Криса играют в ковбоев. И как знать, может быть, ему удастся избежать главной беды крестьянского существования, того гнетущего однообразия жизни, отпечаток которого при первой же встрече заметил он на лицах трех мексиканцев.

– Кальвера въезжает в деревню по этой же дороге? – спросил Крис, повернувшись к Рохасу.

– Да, прямо на площадь. Сидит на веранде, пока его дьяволы собирают добычу. Потом уезжает.

– Он тоже ездит по этой дороге?

– Да. Она ведет в горы, где-то там у него лагерь.

За время пути Крис успел выяснить у фермеров, как ведет себя Кальвера, как действуют его бандиты, как они вооружены. Выяснил он и причину, по которой фермеры безропотно отдавали грабителям свой урожай. Несколько лет назад они попытались припрятать нажитое. Однажды Кальвера приказал вывести на площадь всех крестьян, с женами и детьми. Наугад выбрал одного из фермеров. Бандиты растянули бедолагу на земле и хлестали кнутами до тех пор, пока он не рассказал, где спрятано зерно. После этого Кальвера смилостивился и пристрелил фермера. С тех пор никто и не помышлял о тайниках или о сопротивлении.

То, что бандиты привыкли к повиновению, играло на руку Крису. Внезапность – хороший союзник, хотя и недолговечный.

– Куда ведут эти две улицы с площади? – спросил он. – За деревней есть еще дороги?

– Одна улица ведет на кладбище. Вторая в горы. Мы не ходим по второй дороге. За теми горами никогда не был ни один человек из нашей деревни.

– Я смотрю, у вас большое кладбище, – заметил Винн.

– Да, сеньор. Увы, сейчас под землей больше наших земляков, чем на этом свете. Наша деревня была когда-то большой и процветающей. Но болезни и голод сделали свое дело.

– Это заметно, – усмехнулся Винн. – Вымерли даже куры.

Крис смотрел на залитые испепеляющим солнцем стены домов и каменную кладбищенскую ограду. Площадь была пустой. На ней не было видно ни людей, ни кур, даже воробьи куда-то попрятались.

С немым вопросом во взгляде он повернулся к Рохасу, но и тот, скорее в гневе, чем в недоумении, озирался по сторонам.

– Что это такое? – Рохас искал глазами хоть одного живого человека. – Куда все подевались?

– Мда… – мрачно заключил немногословный О'Райли, подъезжая к Крису.

– Луис, Асунсьон! Эйсебио! Сотеро! Что с вами со всеми случилось? Какая лихорадка всех свалила? Разве так встречают гостей в нашей деревне, – наперебой заголосили Мигель и Хилларио. – А ну все выходите, а то мы сейчас здесь от стыда сгорим!

На их призывы отреагировал лишь одинокий старик, скрывавшийся под навесом дома Сотеро. Опираясь на трость, он поднялся со скамьи и подошел к всадникам.

– Не рви глотку, Хилларио. Так ты напутаешь своих земляков еще больше. Вы уехали втроем, а вернулись с целым отрядом. Кто знает, что это за люди? От незнакомцев можно ждать только худшего. Вот все и разбежались, как крысы по своим норам, и сидят там, скованные страхом, – старик повернулся к Крису: – После того, что здесь год назад устроили солдаты, которых направили к нам для защиты, их легко понять. Теперь они будут бояться даже чужой курицы, если она забредет в эту деревню.

Рохас быстро соскочил с коня и подбежал к Старику:

– То были солдаты, а это приличные джентльмены, которые сжалились над нами, которые сочувствуют нашему горю и главное – готовы нам помочь. Что они о нас теперь подумают?!

Старик отодвинул Рохаса и подошел ближе к гостям.

– Добро пожаловать. Вы, наверное, устали после дороги? – спросил Старик у спешившегося Криса, когда тот привязывал коня. – Не стоит на них обижаться. Это обыкновенные фермеры. Их на этом свете все пугает. Они боятся, что скоро начнется дождь, и боятся, что он не начнется. Лето для них слишком жаркое, а зима слишком холодная. Если вдруг не опоросилась свинья, то им становится страшно оттого, что теперь они будут голодать, а если свинья опоросилась, боятся, что будет голодать свинья.

– Не стоит извиняться, – ответил Крис, – нам вовсе не нужны цветы, подарки, торжественные речи и салют в честь освободителей.

– У нас завтра большой праздник – семьдесят лет с того дня, как дон Аугусто Алавес основал нашу деревню. С того момента у нас были и лучшие времена, когда-то мы процветали, – задумчиво произнес Старик. – Если бы зачинатели добрых дел заранее знали, что из этого выйдет через семьдесят лет… Как видите, живем мы небогато. Но все равно завтра будет пышное празднество. Вы увидите наших жителей в более привлекательном свете.

– Это было бы неплохо, – сказал Крис. – Нам надо будет поговорить с вашими людьми. Дело предстоит непростое, порознь нам не справиться. Каждый должен знать свое место, так что постарайтесь собрать народ.

Внезапно с колокольни послышался звон. Невидимый звонарь раскачивал дребезжащий, но достаточно громкий колокол. По его тревожному настойчивому зову из домов на площадь стали сбегаться люди в белых одеждах и с напуганными лицами. Одним из первых из лавки выбежал Сотеро:

– Что происходит? Пожар? Кто бьет в набат?

В проеме колокольной площадки появилась фигура Чико. Он стоял, гордо подпирая руками бока:

– Я бью!

Когда у ступеней старой церкви собрался народ, Чико прекратил трезвонить и быстро спустился вниз. Он встал на крыльце, с возвышения оглядывая собравшихся.