Страница 12 из 55
На его месте предприимчивый хозяин мог бы проявить и большую заинтересованность. Ферма состояла из пары покосившихся сараев, откуда не доносилось ни единого звука. Похоже, что домашних животных не было там давно. Каменный дом был бы хорош, если не считать окон, зарешеченных гнилыми досками. Загон для скота, огороженный ветхими жердями, давно уже не топтало ничье копыто. Только дымок над сараем и характерный запах пролитого самогона выдавали присутствие человека.
– Милое местечко, – сказал Винн, оглядываясь.
– Есть работа для шестерых стрелков, которые не любят конокрадов, – сказал Крис, поняв, что здесь не принято читать предисловия.
– Сколько стволов на другой стороне? – деловито спросил О'Райли, расколов полено пополам.
– Тридцать.
– Один к пяти? – О'Райли прищурился, что означало насмешливую улыбку. – Не вижу шансов.
Он установил новое полено, занес топор над головой и неуловимым движением опустил его. Сверкнуло лезвие, прошелестел ветерок, и тут же звонко вскрикнуло полено, раскалываясь на две половинки, сочно блестящие свежей сердцевиной.
– Два года назад, разбираясь с семейкой Бланков, вы тоже не видели шансов?
Ирландец внимательно осмотрел блестящее лезвие топора, попробовал его ногтем и сокрушенно покачал головой. Весь его вид говорил, что он полностью поглощен заготовкой дров. Состояние инструмента заботило его гораздо больше, чем собеседники за спиной, ожидающие ответа.
– Тогда я получил шестьсот долларов за их скальпы, – наконец проговорил он, вытирая лезвие топора рукавом.
– А когда в Ларедо бесследно пропал Эрнандо Сильва со всей своей бандой? – напомнил ему Крис. – Тогда у вас были шансы?
– Шансов не было. Поэтому городские власти и заплатили мне восемьсот.
– Можете заработать двадцать, – веско заявил Крис.
Винн отвернулся, до скрипа стиснув зубы, чтобы не расхохотаться.
О'Райли ничего не ответил, устанавливая половинку полена на плаху. Еще одно неуловимое движение топора, и половинка превратилась в две разлетевшиеся четвертинки.
– Ну что же, – сказал он наконец. – Один против пятерых? Прекрасные шансы. Не желаете пропустить по стаканчику виски?
БРИК БОЛТУН
Покинув гостеприимную и процветающую ферму О'Райли, Крис и Винн направились на железнодорожную станцию. Винн жил там и часто общался с ковбоями, ожидавшими отправки в лагеря. Он охотно обсуждал с ними проблемы развития животноводства в Техасе, и сам был готов отправиться на работу, как только появится стоящее предложение. Но предложений было мало, а ковбоев много.
Это были последние остатки великой армии, когда-то покорявшей бескрайние просторы прерии, а теперь потерпевшей поражение в битве с железной дорогой.
В течение трех десятилетий после Гражданской войны пастбища Техаса, Юго-Запада и Великих Равнин поставляли мясо для городов Севера и Востока, причем товар шел своим ходом. Ему навстречу строились железные дороги, и погрузочные станции долго оставались теми маяками, к которым тянулись по прерии многотысячные стада.
Среди ковбоев, что томились на станции, многие слыхали о великой Тропе Чизхолма, но пройти по ней им не довелось. Торговец Джесси Чизхолм в 1866 году проехал на своем фургоне через индейские земли Оклахомы от Сан-Антонио до Абилена в Канзасе и проложил в девственной прерии колею длиной в тысячу километров. Весной следующего года в Абилене открылась конечная станция железной дороги. Сюда, по сохранившейся колее фургона, отправились из Сан-Антонио первые стада.
Тысяча миль. Десять миль в день – удача. Пятнадцать – счастье. Огромное стадо в полторы-три тысячи голов, неспешно бредущее от водопоя к водопою. Жара и пыльные бури. Грозы и ливни, переходящие в наводнения. Волки, койоты, скорпионы и змеи. И дикий бродячий скот, который страшнее хищников, потому что может заразить неизлечимой болезнью все стадо. И непроглядные ночи, когда не сомкнешь глаз, оберегая покой спящего стада: бывало, внезапный звон упавшей на камин посуды вызывал у пугливых животных панику, что животные срывались с места и лавиной неслись в ночи, сметая все на своем пути, калеча домашний скот и затаптывая насмерть людей. Вот какой была работа ковбоя. Вот за что, трудясь по двадцать часов в сутки, получал он свои тридцать-сорок долларов в месяц.
Но и эту работу стало все труднее и труднее получить. Железные дороги перечеркнули прерию из стороны в сторону, и новые станции уже открылись на самой границе. Пастбища все чаще огораживали проволокой, и перегоны становились все короче и короче. От Тропы Чизхолма осталась широкая дорога в прерии, да множество песен, которые долго еще будут петь у костра.
Сейчас ковбоев ждала работа в загоне. Добравшись до ранчо, они займутся телятами, которых надо клеймить. Потом возьмутся кастрировать быков и спиливать им рога и наконец отсортируют скот для продажи и погонят его к ближайшей погрузочной станции.
Но пока хозяева дальних ранчо были редкими гостями здесь на станции, и ковбои томились ожиданием, убивая время за картами и в бесконечных разговорах. Там-то Винн и услышал о человеке по кличке Брик Болтун. Услышал же он такое, что не преминул передать Крису.
Это был случай, когда на стадо молодых быков налетела банда Черного Кельнера. Брик в одиночку пустился за грабителями, перебил всех и спустя пару недель пригнал животных хозяину.
– Говорят, этот Брик разбивает три бутылки, брошенные в воздух, – сказал Винн. – Он, конечно, может удивить местных стрелков, но только не индейцев моей школы. У меня лучшие стрелки попадали в три сосновые шишки, и не из револьвера, а из винчестера.
– Мы с Бриком знакомы, – сказал Крис. – Вряд ли он согласится, но поговорить все равно стоит. Только ты не все его фокусы знаешь. Его трудно раскрутить. Однажды я сам видел, как он пробил три шляпы. В том числе и мою. Мы их подбросили одновременно, и упали они, уже пробитые.
– Простреленной шляпой не удивишь даже местных мастеров, – заметил Винн.
– Разве я сказал «простреленные»? – Крис усмехнулся. – Он пробил их тремя ножами.
Когда Крис и Винн прибыли на станцию и остановились у коновязи, на площадке у паровоза разворачивались непонятные события. В тени жидкого заборчика сидел на земле худой ковбой, расслабленно вытянув свои длинные ноги и надвинув шляпу на глаза. Перед ним стоял взмокший краснолицый верзила, сжимая кулаки и повторяя:
– Брик! Проснись! Ответь мне! Брик! Я с тобой говорю! Брик!
В ответ Брик надвинул шляпу еще глубже.
– Слушай, Брик! Мне тут рассказали, как ты дрался в Томбстоуне. А я не верю!
В этих краях выражение недоверия обычно служило преамбулой к вызову на поединок. После таких слов собеседник обязан был со сдержанным гневом спросить: «Так ты считаешь, что я вру?» – «Да, я думаю, что ты врешь!» – отвечал оппонент, выхватывая револьвер. Дальнейшее было уже делом техники. Иногда тот, кто первым выхватывал оружие и нажимал на крючок, оказывался в проигрыше: его поспешная пуля уходила в землю, в то время как противник успевал поднять ствол на уровень живота и оказывался прав. И никто уже никогда не вспоминал, из-за чего они спорили. Кто жив, тот и прав.
Эти нормы этикета были хорошо известны ковбоям. Но Брик не следовал никаким нормам. Он на секунду приподнял шляпу над глазами и с холодным любопытством глянул на собеседника. «Ты не веришь? – словно говорил его взгляд. – Ну и не верь. А мне-то что?» Оценивать вслух чужое мнение Брику было лень, шляпа вернулась на глаза, а ноги вытянулись еще длиннее.
В толпе ковбоев, с жадным любопытством следящих за скандалом, кто-то отчетливо рассмеялся в ответ на красноречивый жест Брика.
Верзила в ярости оглянулся и с новыми силами принялся приставать к утомленному собеседнику.
– Брик! Ну признайся, что ты просто наврал!
Шляпа еще раз приподнялась. Взгляд Брика был по-детски удивленным. Собеседник словно играл в карты сам с собой. Сначала он сделал свой ход, потом пошел за Брика. Эту игру надо было как-то остановить. С неожиданной легкостью Брик поднялся и встал возле углового столбика забора. Не произнося ни слова, он махнул рукой в сторону телеграфного столба, и верзила обрадованно зашагал на указанную позицию.