Грибуль

Что касается господина Шмеля, которому на серебряном блюде поднесли ключи от улья, то он смеялся самым наглым образом и, взяв Грибуля за шиворот, сказал:

— Поди, трус, пользуйся своею частью, ведь для тебя была устроена вся эта резня. Иди же, пользуйся ею, ешь, бери, грабь и убивай.

И он бросил его на дно улья, которое превратилось в кровавое озеро. Грибуль забился, чтоб вылезть оттуда, и, катясь вдоль дуба, упал в столицу муравьев. В одну минуту на него бросилось несколько миллионов челюстей и так больно защипали его, что он вскрикнул и проснулся. Но, открыв глаза, он уже ничего не видел прежнего. Дуб заклеился, муравейник исчез, несколько пчел летало около кашки, да несколько трутней пило воду с прибрежных цветов, забрызганных ручьем, а господин Шмель, спокойный, как обыкновенно, насмешливо смотрел на Грибуля.

— Ну, почтеннейший соня, — сказал он, — так-то ты пользуешься первым уроком. Я объясняю законы природы, а ты изволишь спать.

— Извините меня, — отвечал Грибуль, все еще оцепеневший от ужаса. — Я сам не рад, что заснул, потому что видел страшный сон.

— Хорошо, хорошо, — возразил господин Шмель, — нужно привыкать ко всему. Но на чем, бишь, мы остановились?

— Право, ничего не помню, — отвечал Грибуль.

— Да, — сказал господин Шмель, — я объяснил тебе естественную историю трутней и пчел. Последние работают для своего употребления, говорю тебе, они очень искусны, очень деятельны, очень богаты и очень скупы. Первые же не так хорошо работают и не умеют делать мед, но зато умеют брать его. Муравьи также неглупы: они превосходно строят города, наполняют их трупами, которыми питаются зимою, нет народа, который бы грабил больше их и лучше соединялся между собою, чтобы вредить другим. Хочешь сберегать, подобно пчелам, или же грабить, как трутни? По-моему, вернее заставлять работать других, а самому только брать. Поверь, друг мой, сила и ловкость — единственные пути к постоянному счастью. Скупцы собирают медленно и мало пользуются своим имуществом, грабители же, хотя и тратят, но всегда богаты, потому что, когда запас их выходит, они опять берут, а так как бережливые работники всегда найдутся, то и есть всегда средство обогатиться на их счет. Я сказал тебе, мой друг, последнее слово науки: выбирай, и если хочешь быть шмелем, я тебя сделаю таким магом, как я сам.

— А что будет со мною, когда я сделаюсь магом? — спросил Грибуль.

— Тогда ты будешь уметь брать, — отвечал господин Шмель.

— Что же нужно сделать, чтоб быть магом?

— Клятвенно отказаться навсегда от сожаления и от глупой добродетели, которую называют честностью.

— Все ли маги дают это обещание? — спросил Грибуль.

— Есть и такие, которые поступают обратно: они берут себе за правило служить, покровительствовать и любить все, что дышит, но это дураки, они из тщеславия берут на себя название добрых духов и не имеют никакой власти над землей. Они живут в цветах, в скалах и в степях. Люди не слушают их и даже не знают их совсем; эти бедные духи живут воздухом и росою, и в голове у них так же пусто, как в желудке.

— Итак, господин Шмель, вам, видно, не удалось вложить мне ума, потому что я предпочитаю этих духов вашим, и ни за что на свете не буду учиться грабить и убивать. Счастливо оставаться! Благодарю вас за все ваши добрые намерения, но позвольте мне вернуться к моим родителям.

— Глупец! Родители твои трутни, они даже забыли свое происхождение и живут теперь в привычках, свойственных их племени. Они били тебя за то, что ты не умел воровать, и знай, что теперь убьют, когда узнают, что ты не хотел учиться.

— В таком случае я пойду в степи, где, как вы говорите, живут добрые духи.

— Ну, это тебе не удастся, мой друг, — сказал сердито господин Шмель, и глаза его заблестели, как два раскаленных угля. — У меня есть свои причины на то, чтоб ты не уходил от меня, а если вздумаешь сопротивляться, я закусаю тебя до смерти.

С этими словами господин Шмель распустил крылья и, приняв вид страшного насекомого, пустился со злостью преследовать Грибуля, бежавшего со всех ног. Сначала Грибулю удалось защищаться, отгоняя его шляпой, но потом, увидев, что насекомое все-таки закусает его, бедный мальчик решительно не знал, что делать, он бросился в ручей и быстро поплыл по течению, но Шмель и тут не оставил его: каждую минуту он старался укусить его в глаза и ослепить, так что он должен был опустить голову в воду, рискуя задохнуться. Тогда Грибуль, видя, что уже нет надежды на спасение, закричал:

— Добрые духи! Помогите мне! Не допустите этому злодею овладеть мною!

В ту же минуту из дикой лилии вылетела хорошенькая стрекоза с голубыми крылышками, приблизилась к Грибулю и сказала ему: “Следуй за мною, плыви и не бойся”. Она полетела перед ним, и сейчас же пошел проливной дождь, страшно рассердивший господина Шмеля, который не умел летать под дождем, стрекоза же все летела вперед и смеялась над Шмелем. Ручей надулся и нес Грибуля, у которого уже не хватало сил плыть. Господин Шмель все еще пробовал преследовать свою жертву, но дождь, падавший крупными каплями, сшиб его в воду. Он, спасаясь, кое-как достиг вплавь береговой травы, где Грибуль и потерял его из вида. Между тем Грибуль, подвигаясь вперед под предводительством стрекозы, поравнялся с родительским домом. Он увидел своих братьев и сестер, которые смотрели в окно и, думая, что он тонет, громко смеялись. Грибуль хотел остановиться и поздороваться с ними, но стрекоза не позволила.

— Плыви за мной, — сказала она, — если ты меня оставишь, то пропадешь.

— Благодарю вас, госпожа стрекоза, — отвечал Грибуль, — я буду во всем вас слушаться.

И, отпустив дерево, за которое он было ухватился, поплыл так скоро, как тек сам ручей, который теперь, превратившись в поток, катил свои воды с быстротою стрелы. Когда он проплыл родительский дом и сад, то услышал, как братья и сестры смеялись над ним, крича, что есть мочи: “Конец Грибулю: он хотел спастись от дождя и бросился в реку”.

Как Грибуль, боясь быть сожженным, бросился в огонь

Когда Грибуль проплыл около 800 верст, то почувствовал усталость и проголодался, хотя был в дороге не более двух часов. Давно уже он оставил за собою ручей и плыл по открытому морю, сам того не замечая, он думал, что видит все это во сне, а потому и не понимает хорошенько, что происходит вокруг него. Голубенькая стрекоза исчезла, по всей вероятности, она оставила его там, где ручей впадал в реку, речка же снова впадала в реку, которая уже и донесла его до моря.

Когда Грибуль опомнился, то едва мог узнать себя: ничего в нем не было более человеческого: вместо рук и ног у него были тоненькие веточки с мокрыми зелеными листьями, вместо туловища — кусок дерева, покрытый мхом, вместо головы — большой испанский сахарный желудь, по крайней мере, он заключал так по сладкому вкусу во рту, которого у него уже не было. Он чрезвычайно удивился, увидев себя в этом положении, и никак не мог объяснить себе, каким образом путешествие превратило его в плывущую дубовую ветку. Большие рыбы, попадавшиеся ему навстречу тысячами, обнюхивали его и с отвращением отворачивали голову. Морские птицы бросались на него с намерением проглотить, но, рассмотрев поближе, находили, что такое кушанье им не по вкусу, и отлетали прочь. Наконец, прилетел большой орел, осторожно взял его клювом и поднялся в воздух.

Грибулю стало немного страшно на такой высоте, но вскоре он почувствовал, что воздух не только высушил его, но даже возвратил силу и доставил пищу, потому что голод его прошел, и если бы не некоторые беспокойства насчет того, что сделает с ним орел, то он был бы совершенно доволен. Но, продолжая думать и рассуждать в своем новом виде, он скоро решил так: я недалеко от земли, потому что меня вытащил из воды орел, который вовсе не морская птица, есть меня он также не будет, потому что орел питается мясом, а не желудями, верно, он хочет употребить меня для своего гнезда, и я скоро очутюсь на верхушке какого-нибудь дерева или на скале.