Лишний доллар не помешает

Кавано принял вызов и вступил в игру. Он взял карты со стола, долго изучал их, стараясь придать лицу абсолютно непроницаемое выражение. Наконец, он поменял две, улыбнулся довольно и разложил свои карты на столе. У него были три короля. В обычной игре такая комбинация почти всегда побеждает, и Кавано имел основания для довольной улыбки.

О'Райли так же выложил на стол свои карты, и все увидели три туза. Кавано нахмурился и переглянулся с партнёрами. Но никто из них не высказал никаких замечаний – незнакомец не запускал пальцы в рукав, не пытался заглянуть под рубашку карты – всё было сделано по правилам.

Удача никогда не бывает лишней, хотя сейчас О'Райли и не рассчитывал выиграть. Ему достаточно было затеять ссору за карточным столом. А исход таких забав ни у кого не вызывает удивления. Проигрывает тот, кто хуже стреляет.

– Что-то я не могу вспомнить, – сказал Кавано, оглядывая своих приятелей. – Какая у нас была ставка?

– Ставка? – переспросил О'Райли. – Твоя жизнь.

Кавано резко опустил руку к кобуре, но О'Райли ударил его наотмашь так, что Малыш слетел со стула. Не давая ему подняться, О'Райли добавил пару пинков, а потом поднял за шиворот и прижал к стойке бара, и всё это – одной левой. Правая рука его по-прежнему оставалась под полами пончо, и приятели Кавано сочли за лучшее оставаться неподвижными. Особенно после того, как О'Райли на секунду оглянулся в их сторону.

– Рид Кавано по кличке Малыш, тебя ждут в суде Амарилло, – объявил он во всеуслышанье. – И ты отправишься туда вместе со мной, живым или мёртвым.

В салуне повисла напряжённая тишина. Пожилая мексиканка торопливо собирала на поднос пустые кружки, стараясь не греметь ими.

Кавано облизал разбитые губы и кивнул. О'Райли чувствовал, что все тело Малыша сотрясает крупная дрожь. Он подумал, что в следующий раз надо будет иметь при себе хорошую верёвку, чтобы связывать тех, кого не удалось подстрелить. Но вдруг его левая рука, прижимавшая противника к стойке, ощутила, что противник перестал дрожать. Малыш отвёл взгляд в сторону, и его губы дрогнули, раздвигаясь в улыбке.

В наступившей тишине О'Райли услышал, как за его спиной скрипнули створки дверей.

– Малыш не пойдёт с тобой, – раздался сзади грубый голос. – Отпусти его и отойди на три шага.

Не оборачиваясь, О'Райли скользнул взглядом по витрине бара, заставленной бутылками, и в свободном уголке зеркальной стены увидел тех, кто пришёл на подмогу Кавано. Три фигуры в низко надвинутых шляпах стояли в дверном проёме. За ними на улице промелькнул силуэт, явно стремившийся скрыться. Под лучом проглянувшего солнца предательски сверкнула шерифская звезда на жилете. «Так вот куда отправился шериф, – сообразил О'Райли. – Видно, здесь у Кавано надёжное прикрытие, потому-то он сюда и приехал. Вся банда в сборе, и шериф наверняка в сговоре. Ну что ж, лишний доллар не помешает…»

Их было трое, и они держали свои револьверы нацеленными на О'Райли. Если бы у них хватило ума встать не так тесно, ему пришлось бы прикрываться Малышом, как живым щитом, а ведь случайная чужая пуля могла оказаться смертельной, и тогда не приходилось бы рассчитывать на вознаграждение.

Но они стояли плотной кучкой, застряв в дверном проёме. Ну кто им мешал спокойно войти в салун, окружить О'Райли и только потом заявить о себе? Тогда ему пришлось бы вертеться и плясать, как пьяному зайцу, и стрелять по ногам, чтобы не зацепить случайных зрителей, не то вместо вознаграждения получишь уютную комнату с видом на решётку…

Все это, и многое другое, что нельзя выразить печатным словом, О'Райли произнёс мысленно, поворачивая голову и обращаясь к незримым присяжным.

Вот и нашлось занятие для правой руки.

Он развернулся так резко, что полы накидки сами взметнулись вверх, открывая револьвер, прижатый к бедру. Три выстрела прозвучали в тишине, и трое в дверном проёме повалились один на другого. О'Райли шагнул к ним, отпустив Малыша. Это был коварный трюк, но иначе было нельзя. Малыш успел вскинуть револьвер. Но – только вскинуть. О'Райли прострелил ему грудь раньше, чем Кавано взвёл курок.

Среди тех троих, кого О'Райли убил за компанию с Малышом, только один, Лу Арантес, числился в розыске и стоил тысячу долларов. Двоих других шериф не признал – или сделал вид, что не признал. О'Райли не стал с ним спорить.

Шериф взвесил на ладони пачку денег:

– Эти две тысячи долларов я копил три года. Что ты будешь делать с такой кучей денег?

– Куплю себе вот такую звезду, как у тебя, – ответил О Таили.

– Зачем?

– Действительно, зачем покупать? – усмехнулся О'Райли и, протянув левую руку, сорвал звезду с жилета шерифа. – Я слышал, что шериф должен быть смелым и честным. Это правда?

– Правда, – побледнев, ответил шериф, следя за правой рукой собеседника.

– Значит, вашему посёлку нужен другой шериф, – сказал О'Райли, выйдя из участка и швырнув смятую звезду в сточную канаву.

ТЮРЬМА ИМЕЕТ ВХОД И ВЫХОД

Старая крепость, в которой содержали Фредерика Гривса, более известного под кличкой Эль Индио, была построена ещё при испанцах. Позднее ею владели мексиканцы, сбросившие колониальное иго. Уже при них исчез крепостной ров, а из четырёх башенных ворот открываться могли только южные. Когда же крепость вместе со всем Техасом вышла из-под власти мексиканцев, перестали открываться и южные ворота, и новым хозяевам пришлось пробивать пролом в стене, чтобы устроить новый вход в крепость.

Причиной всех этих перемен был наступающий на крепость песок. Песчаные дюны, незаметно для глаза, но безостановочно перетекая по пустыне, засыпали крепостной ров и подступили вплотную к стенам крепости. Если бы теперь кому-то вздумалось штурмовать эту твердыню, построенную по всем канонам испанской фортификации, он легко обошёлся бы без осадных башен и выдвижных лестниц. В некоторых местах до верхнего края стены легко можно было достать, приподнявшись на цыпочки, – так высоко поднимались здесь наносы песка.

К счастью для гарнизона крепости, времена штурмов и осад остались в далёком прошлом, и сейчас крепость служила перевалочной базой для рейнджеров, совершавших объезд границы. А в подземных казематах за толстыми решётками отбывали свой срок заключения лишь несколько преступников.

В одной из таких камер и содержался Эль Индио.

Когда Эль Индио лежал на своей жёсткой дощатой койке, ел свою похлёбку за столом или стоял у решётки, равнодушно глядя в темнеющую глубину подземного коридора, тогда он казался обычным человеком. Если бы в такие минуты его показали уцелевшим пассажирам ограбленных им дилижансов, вполне возможно, они и не узнали бы в нём того жестокого и беспощадного убийцу, который на их глазах лишил жизни несколько десятков человек.

У банды Эль Индио был свой особый почерк: налёты на банки были молниеносными, а похищенные суммы – умопомрачительными. Об этих случаях мало кто знал: банки берегли репутацию. Гораздо большую известность получили действия бандитов Эль Индио на большой дороге. Они останавливали дилижанс, высаживали пассажиров, связывали их в цепочку и уводили в заранее приготовленное место. В то время, как одна часть бандитов рылась в багаже, другие во главе с самим Индио обыскивали захваченных пленников. Если Индио казалось, что кто-то пытается сопротивляться или слишком дерзко на него смотрит, он убивал таких. Женщины, которые ему нравились, становились наложницами на два-три дня, после чего он обычно отпускал их, щедро расплатившись.

На счету Индио не было ни громких ограблений поездов, ни перехваченных сундуков с федеральным золотом, однако его считали самым опасным преступником в Арканзасе и Теннеси, не говоря уже о Техасе. Индио не просто боялись – его ненавидели, причём гораздо сильнее, чем прочих. Люди могут понять вора, могут оправдать убийцу, но они не прощают унижения. Индио был объявлен вне закона, его портреты украшали стены всех полицейских участков. Несколько раз сообщалось о его смерти, и кому-то удалось даже получить вознаграждение – убитый преступник действительно был похож на портрет с афишки. Видимо, предприимчивый киллер позаботился о том, чтобы нашлись свидетели, под присягой подтвердившие личность убитого.