Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 104

Когда это послание Миры было передано главному священнику, он потерял дар речи. Он бросился к воротам храма для того, чтобы увидеть Миру. Он раскрыл широко ворота храма и попросил у нее прощения. Он сказал Мире: «Я благодарен тебе за то, что ты напомнила мне о моих взаимоотношениях с Господом».

Кришна — сторонник женского ума, доверяющего ума, ума, который умеет сдаваться.

Но Махавира представляет собой мужской ум, агрессивный ум, ум завоевателя, поэтому он не может думать о том, что женщина, как женщина, может достигнуть освобождения. Поэтому джайнская традиция верит в то, что женщина-искатель должна родиться сначала мужчиной перед тем, как достигнуть полной свободы. Если бы был только один духовный путь на земле, путь Махавиры, то женщине бы действительно было трудно найти Бога через него, потому что он исключительно предназначен для мужчины, для агрессивного мужского ума.

Подобным образом мужской ум не может идти по пути Кришны, по пути доверия и сдачи. Есть два вида психологического состояния в мире, и все зависит от этого строения. На оставшуюся часть этого вопроса я отвечу завтра.

Беседа 20

Пусть за вашим правилом стоит правило.

5 октября 1970 года.

Вопрос:

В чем тонкое отличие между возвышением над привязанностью Махавиры и святым безразличием Христа, безразличием Будды и непривязанностью Кришны? Ив каком смысле они одинаковы?

Между концепцией нейтральности Иисуса, идеей безразличия Будды и идеей возвышения над привязанностью Махавиры и непривязанностью Кришны есть очень много сходства. Это разные способы смотреть на мир. Но в них есть также и отличие. Несмотря на то, что все эти точки зрения сходны, подобны, подход отличен, в то время как высшая цель одна и та же. Пути и средства сильно отличаются, несмотря на то, что они достигают одного и того же конца.

Есть глубокое сходство между тем, что Христос называет нейтральностью, или невовлеченностью в мир, и тем, что Будда называет безразличием. Мир такой, как есть, со всеми своими странными противоречиями и конфликтами, борьбой и испытаниями, искатель на пути духовного развития будет поступать правильно, если будет держаться на расстоянии от всего этого. Но помните, нейтральность никогда не может быть блаженной. Глубоко внутри она печальна, тупа и заторможена, поэтому Иисус выглядит печальным, несмотря на то, что он обладает каким-то блаженством, он приходит к нему посредством своей печали, и весь его путь полон тупости и сухости. Он не может петь и танцевать. Нейтральность вынуждена превратиться в печаль. Иисус не может здесь ничего поделать.

Если я не выберу жизнь, если я полностью ее отвергну, если я буду говорить «ни то, ни это», я вскоре перестану течь и застыну. Если река откажется двигаться во всех направлениях, если она не захочет двигаться ни на восток, ни на запад, ни на север, ни на юг, она перестанет течь, она застынет и превратится в закрытый пруд.

Это правда, застывший пруд воды также достигнет океана, но не так, как река. Сначала эта вода испарится, и потом она попадет на облака, а потом спустится к океану в форме дождя. В ней не будет радости реки, которая пробивает свой путь к океану, поет, танцует и празднует.





Пруд с мертвой водой высыхает под обжигающим солнцем, превращается в пар, в облака, и потом достигает океана посредством дождя. Он лишен восхищения, красоты и экстаза реки. Такой пруд с водой — не что иное, как пруд скуки и утомленности.

Иисус подобен такому бродячему облаку, здравомыслящему и печальному, он не подобен реке, не подобен радости, восхищению и пению.

Но есть нечто общее в жизни Иисуса и Будды, но, между тем, отличие огромное. Будда очень отличатся от Иисуса. В то время как Иисус нейтральный, и обычно он выглядит печальным, безразличие Будды молчаливо, умиротворенно и спокойно. Будда никогда не был печальным, он был спокойным, он был безмятежным и тихим. Если ему не хватает танца Кришны и тайны блаженства Махавиры, он также свободен от печали Иисуса. Он совершенно умиротворен в своем спокойствии и тишине.

Будда не нейтрален, как Иисус, Будда не такой нейтральный, как Иисус, он достиг безразличия, но он настолько отличается от нейтральности. Он познал то, что все в жизни так, как мы это знаем, бессмысленно, поэтому ничто его больше не беспокоило его спокойствие. Все возможности, любой выбор, который давал ему жизнь, был одинаковым для него. Поэтому его спокойствие, его терпение, его тишина неподвижны.

Иисус только нейтрален. Любой выбор, любая возможность, которая дает ему жизнь, не одинакова для него. Иисус говорит, что это правильно, а это неправильно. Несмотря на то, что он не обращает внимания на противоположности, нельзя считать, что он не выбирает. Будда достиг совершенного отсутствия выбора, для него ничто не было ни хорошим, ни плохим, ни правильным, ни неправильным, ни черным, ни белым. Для него не было ни лета, ни зимы, ни дня, ни ночи, ни наслаждения, ни боли, ни смеха, ни слез. Все было ему одинаково. Для него выбирать было неправильно, и только отсутствие выбора было правильным.

Иисус, несмотря на свою нейтральность, несмотря на свое полное безразличие, взял кнут в свои руки и выгнал всех торговцев из храма Иерусалима. Он перевернул все их столы и побил их кнутом. В большой еврейской синагоге священники занимались торговлей, когда люди со всей страны приезжали на какой-нибудь ежегодный праздник. Они думали только о собственной выгоде, и поэтому они эксплуатировали бедных и несчастных людей. Но этот способ обогащения за счет других людей привел к тому, что храм Иерусалима стал одним из самых богатых заведений в стране, поэтому Иисус перевернул их столы и побил их кнутом.

Иисус безразличен, но, тем не менее, он выбирает. Он проповедует нейтральность в мирских вопросах, но если что-то идет не так, как нужно, он немедленно выступает против этого. Поэтому его нельзя считать неизбирательным.

Мы не можем вообразить, чтобы Будда побил кнутом других людей, чтобы он взял кнут в свои руки. Он совершенно не выбирает, и благодаря тому, что он не выбирает, он достиг тишины, глубины и безграничности. Поэтому тишина стала центральной в жизни Будды и в его учении.

Посмотрите на статую Будды. Ее окружают тишина, умиротворение, безмятежность исходит из нее. Тишина стала телом Будды, мир стал домом Будды. Ничто не может побеспокоить его мир, его тишину. Даже пруд приходит в волнение, если начинает дуть ветер, и лучи солнца испаряют воду из этого пруда, и она попадает в облака и проливается в море. Будда настолько спокоен, что в нем нет никаких желаний двигаться к океану вечности. Он говорит, что океан придет к нему сам, если он захочет. Даже думать об океане — это значит напрягаться. Вот какова его точка зрения.

По этой причине Будда отказывается отвечать на вопросы, касающиеся трансцендентального. Есть ли Бог, что такое освобождение, что происходит после смерти — такие вопросы постоянно задавали Будде, но он никогда не отвечал на них. Он просто мягко смеялся и откладывал их в сторону, говоря при этом: «Не задавайте мне такие вопросы, которые имеют отношение к отдаленному будущему. Они будут отвлекать вас от вашего настоящего. А именно оно и высшее. Мысли об отдаленном будущем будут вызывать у вас желание путешествовать и достигнуть его, и это желание будет создавать беспокойство. Я совершенно удовлетворен тем, что я есть и где я есть. Мне некуда идти, и мне нечего выбирать и находить».

Поэтому Будда не только безразличен к этому миру, но он также безразличен к другим мирам, к Богу, к нирване. Иисус безразличен к этому миру, но он не безразличен к другим мирам, к Богу. Он выбирает Бога и предпочитает его миру.

Но Будда говорит: «Даже искать Бога — это значит проходить через надежду и страхи, привязанности и ревность. Почему река должна хотеть попасть к морю? Что она достигнет, если она попадет в море? И между ними, между рекой и океаном, нет разницы. Разница лишь в том, что в океане воды больше, чем в реке, и после этого Будда говорит: «То, что я есть, я есть. Я совершенно удовлетворен. Я нахожусь в состоянии совершенного спокойствия». Поэтому его безразличие не имеет объекта, не имеет цели, ему нечего достигать. Посмотрите на лицо Будды, на его глаза: на нем нет даже следа волнения. Его глаза, лицо настолько спокойно, как сама тишина. Они подобны спокойному озеру, на котором нет никакой ряби.