Укус скорпиона

Очаровательная брюнетка приветливо улыбнулась мне, заставив на миг затрепетать сердце. Она, действительно, была хрупка и красива неброской красотой, приводящей в восторг настоящего ценителя, умеющего отличить шедевр от великолепной, но все же подделки. Тонкие, правильные черты лица, глаза огромные и бездонные, как весеннее безоблачное небо, губы слегка пухлые, но без пошлой вывернутости, которую всеми способами пытаются подчеркнуть у себя манекенщицы, блестящие ухоженные волосы коротко острижены, как бы невзначай открывая взору белоснежную шею и маленькие розовые ушки.

Я встречал раньше таких женщин, но большая их часть была всего лишь плодом вымысла злого гения Маргарет Тревор. Теперь же я видел эталон женской красоты воочию и, признаться, был потрясен, даже по-мужски взволнован близостью столь очаровательной особы.

– Очень приятно, – пролепетал я, и улыбка Кэрол стала еще шире.

– Мне тоже, – отозвалась она, и ее голос музыкой прозвучал в моих ушах. У Лоры-Маргарет тоже было на редкость мелодичное контральто, но куда ей до Кэрол! Так, тень, жалкое подобие…

– Дик Джексон, программист, – донеслись до меня слова Стрэдфорда.

Я с трудом перевел взгляд на огромного негра с пышной кудрявой шевелюрой и фигурой штангиста-тяжеловеса.

– Кеннет Грипс – шеф отдела прикладной виртуальности.

Старичок с рыхлым носом и совершенно лысым черепом. Маленькие глазки просверлили во мне две дырки, но, не найдя в моих внутренностях ничего примечательного, погрузились сами в себя.

– Абрахам и Бенджамин Обермайеры. Из этого же отдела.

Два брата-близнеца. Насколько я знаю, такое случается в еврейских семьях не часто. Оба очкарики, черные волосы, тщательно выбритые подбородки, посиневшие от ежедневного бритья, нижние губы слегка выпячены.

– И, наконец, ваши, так сказать, ближайшие коллеги. Эдвард Смит…

Подтянутый, стройный спортивного вида парень лет двадцати пяти с благодушным открытым лицом.

– … И Бруно Филетти.

Типичное итальянское лицо, античный профиль, смуглая кожа, черные волосы и глаза, порывистые движения.

– Как видите, штат сотрудников у нас небольшой, зато загрузка у каждого на двести процентов. Впрочем, никто не жалуется. Когда работа приносит моральное удовлетворение, она радует и не обременяет. Я верно говорю?

Никто ему не ответил.

– Что ж, – неуверенно улыбнулся шеф. – Думаю, на этом официальное представление окончено. Со временем, Эндрю, вы познакомитесь со всеми поближе и, надеюсь, подружитесь. Я хотел бы побеседовать с вами в моем кабинете. Бруно, ты мне тоже нужен.

Мы вышли из зала, и через еще не захлопнувшуюся дверь я услышал гул голосов. Надеюсь, это не означало, что началось перемывание моих косточек.

Разговор со Стрэдфордом не затянулся. Он просто сообщил, что тренировки начинаются немедленно, а Бруно будет моим наставником…

Костюм рэйвера чем-то напоминал водолазный, с той лишь разницей, что к прорезиненной ткани были прикреплены сотни биосенсорных датчиков.

К тому же, костюм имел множество самых разнообразных карманов, кармашков и карманчиков, набитых различными анализаторами, энергобатареями, системами обнаружения противника и прочей ерундой. На ноги надевались специальные башмаки с изменяющимися при необходимости подошвами, которые могли превратиться в магнитные подковы или же сплошь покрыться мелкими присосками. Перчатки, как и весь костюм, были сделаны из токонепроводящей ткани и также могли видоизменяться.

Но главным в экипировке был, конечно, шлем. По существу, это мощнейший компьютер с памятью в пятьсот гигабайт, способный оценить ситуацию и дать вполне компетентную рекомендацию. Связь с ним осуществлялась с помощью мини-дисплея, вмонтированного в прозрачный щиток забрала.

Бруно объяснил мне, что шлем дает возможность видеть в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах; определять расстояние до любого объекта с точностью до нескольких дюймов; отличать рэйверов от спрайтов; автоматически переводить курьера из реальности в виртал и наоборот, заменяя тем самым «саркофаг». Были у шлема и другие функции, с которыми мне еще предстояло познакомиться.

– А перевоплощениями рэйвера он тоже занимается? – спросил я у Бруно.

– Может быть, может быть, – задумчиво ответил Филетти. – Доподлинно неизвестно. Старина Грипс бьется над этой проблемой, но пока никаких проблесков.

– Известно хотя бы, почему происходят эти перевоплощения?

– Разумеется, – усмехнулся Бруно. – Все очень просто. В виртуальной реальности, ты являешься пакетом информации, но информации мыслящей – запомни это. При желании ты можешь изменить структуру своей оболочки. Для этого достаточно простого мыслеимпульса или, проще говоря, мысленного желания. Достаточно только представить предмет, в который ты хочешь воплотиться и – бах! Ты сам заказываешь музыку, стоит только мысленно этого пожелать.

– То есть, если мне захочется превратиться, скажем, в ворону, то я смогу летать в виртуальных небесах и каркать во все горло?

– Верно. Каркать ты будешь, но вряд ли тебе этого захочется.

– Почему? – спросил я.

– Если ты превратишься в ту же ворону, твоя возможность мыслить исчезнет. Птицы ведь не умеют рассуждать о превратностях жизни. А если без шуток – я сам не могу понять, в чем тут дело. Только информационный пакет, имеющий параметры, присущие человеческой особи, не теряет способности мыслить. Шеф называет этот эффект «Виртуальным генотипом человека». Кроме того, стопроцентной гарантии, что ты выйдешь из трансформации таким же, каким был до того, нет.

– Почему тогда Стрэдфорд говорит, что посылать в виртал людей, надежней, чем личностные матрицы? – спросил я.

– Так оно и есть. В критический момент у рэйвера больше шансов выпутаться. И если уж по настоящему прижмет, ты сможешь перевоплотиться, чтобы не погибнуть. Но главное, и ты это хорошенько запомни, им важнее передать информацию, чем сохранить жизнь курьера. Моли Бога, чтобы до этого дело не дошло… А вообще-то, основное, почему посылают нас, а не матрицы, заключается в том, что наша проекция в виртале не всегда адекватно реагирует на события.

– Как это? – я удивленно посмотрел на Бруно.

– А вот так. Матрица не способна улавливать малейшие изменения в окружающей ее обстановке, она схватывает только основное, пропуская незначительные мелочи. Но, порой, от них зависит очень многое.

– Хорошо, – не сдавался я. – Допустим, мы посылаем матрицу, а на другом конце с помощью преобразователя из «саркофага» выйдет человек и донесет сообщение, не рискуя нашей шкурой.

– Какой человек?

– Ну… материализовавшаяся матрица.

– Как это ты ее материализуешь? – ехидно осведомился Бруно. – Ну хорошо, допустим невозможное. Какой у нее будет внешний вид?

– Да любой! Какой напишет программист.

– А мозги у нее чьи будут?

– Вот, черт! – выругался я. – Об этом как-то не подумал. Еще не хватало иметь двойника, который мог бы претендовать на мое место.

– И будет не один двойник, поверь мне, ибо работой мы загружены под завязку. Ну да ладно, хватит болтать, времени осталось не так уж и много. Пора переодеваться. Вот это – шкафчик Смита, это – мой, а этот теперь будет твоим.

Я подошел к металлическому ящику, величиной в человеческий рост, на котором висела отпечатанная на лазерном принтере табличка:

Стефансон

– А что с ним? – спросил я, кивнув на надпись.

– С кем? А… С Эриком. Не повезло парню. Его закапсулировали вместе с ВР-программой, когда он был в отключке. Затем программу стерли. Эрик даже не мог произвести трансформ-операцию, чтобы вырваться наружу.

– Страшная смерть, – севшим голосом пробормотал я.

– Не хуже других. Он даже не понял, что ему пришел конец. Раз – и нет человека.

– Послушай, а давно люди ходят в виртал? – задал я самый важный для себя вопрос.

– Ты имеешь в виду рэйверов?

– А кого же еще?