Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 112 из 188

Генерал Бенкендорф, вызвав поэта и неторопливо с ним беседуя, отлично понимал метания натуры страстной и невоздержанной. Молодости так свойственны всевозможные заблуждения! Но в том-то и задача старших: не дать погибнуть, если человек оступился, поддержать его, поправить. Шеф жандармов знал, что в далёком Кишинёве Пушкин снова не удержался от соблазна и стал членом масонской ложи «Овидий». В гнусной избёнке иудея Кацика он подписал обязательство, в смысл которого не вник как следует. А между тем масонская клятва грозит смертью любому отступнику. Масоны не признают пощады!

Соблюдая такт, генерал не стал изнурять молодого человека скучными отеческими наставлениями. Что толку строжиться, пустобаить? Приказы и запреты приводят к притворству и лицемерию, причём, как правило, в самые удачные лицемеры пробиваются люди худшие, а не лучшие.

Люди, подобные Пушкину, приручению не подлежат. Совсем не та порода! Таким необходимо открыть глаза, и в первую очередь на собственные заблуждения. Этим и занялся Бенкендорф. Примечательно, что в первый раз Пушкин в Третье отделение был вызван. Затем он уже туда являлся по собственной инициативе. У него укрепилась настоятельная потребность в советах старшего наставника. И генерал Бенкендорф по-отечески опекал взрослевшего поэта.

Своему другу, издателю П. Плётневу, поэт писал:

«Бенкендорф человек снисходительный, благонамеренный и чуть ли не единственный вельможа, через которого нам доходят благодеяния государя».

Настоящее излечение Пушкина от губительной заразы юношеского вольномыслия пришло в результате напряжённой работы в государственных архивах. Пушкин «заболел» реформами царя-преобразователя Петра Великого и великой замятью народного вожака Пугачёва.

В те времена доступ к архивным материалам был чрезвычайно труден. Генерал Бенкендорф выступил ходатаем за поэта перед царём. Николай I соизволил не только дать разрешение «порыться в старых архивах», но и назначил исследователю денежное содержание от казны: по 5 тысяч рублей в год. Сумма весьма и весьма немалая!

Можно с уверенностью утверждать, что гений Пушкина рос и развивался по линии, так сказать, государственной. «Борис Годунов», «Дубровский», «Скупой рыцарь», книжка повестей… Он становился писателем имперским, а следовательно, великим. Феномен Пушкина невозможен ни в одной стране мелкой, крошечной, невеликой. Такие глыбы под стать самому величию державы.

К числу монарших милостей принадлежит и немаловажный чин камер-юнкера. Он означает приближённость к трону, к окружению самодержавного государя. На наш недавний масштаб — это что-то вроде члена Центральной ревизионной комиссии, избираемой на съездах партии. И нам известно, что Пушкина похоронили в мундире камер-юнкера.

Венцом патриотической настроенности Пушкина явилось его знаменитое стихотворение «Клеветникам России». Это пламенная отповедь всем, кто издавна сжигаем ненавистью к нашей Родине. И грозное им всем предостережение!

Так что Пушкин, как наш национальный гений, рос и развивался от оды «Вольность» к «Клеветникам России». Это замечательное сочинение из той же «шкатулки» с драгоценностями, что и «Пророк».

Однако этой гневной отповедью всем нашим ненавистникам Пушкин подписал себе смертный приговор.

Сбылась давнишняя тревога Бенкендорфа — масонская клятва, легкомысленно подписанная им в Кишиневе.

Негодяй Дантес — и это уже исследовано досконально — являлся потомком храмовников-тамплиеров. Он приехал в Петербург как бы на «ловлю чинов», но с первого же дня «прицелился» именно в Пушкина. Смазливый блондинчик с соблазнительными ляжками, он поддался ухаживаниям вечного холостяка Геккерена, и тот не только уложил его в свою постель, но и, восхищённый, немедленно его усыновил… Несчастьем Пушкина была сама атмосфера тогдашнего Петербурга, предельно насыщенная похотью. Гвардия и знать бесились с жиру. Мужчины-проститутки соперничали с известными жрицами любви. Гомосексуализм стал не просто модой, но и свидетельством утончённости вкуса. Пушкин, принуждённый жить в этом вертепе, находил забвение в работе и надеялся загородиться, словно в крепости, в своей семье.

В 1837 году выстрел осатанелого гомосексуалиста на Чёрной речке оборвал жизнь Пушкина.





А семь лет спустя масоны свели свои счёты и с Бенкендорфом. Выехав на заграничные воды, он поправил своё здоровье и в сентябре 1844 года на пароходе возвращался домой в самом бодром настроении. Смерть настигла его в каюте ночью, на подходе к Ревелю.

Михаил Тариэлевич Лорис-Меликов родился в год мятежа декабристов. Происходя из древнего княжеского рода, он в молодые годы отличался невоздержанностью в поведении и был за это исключён из числа студентов Восточного института. Окончив школу гвардейских прапорщиков, едет на Кавказ и там в боях сдаёт суровый экзамен на зрелость. За взятие Карса и Эрзерума он награждается орденом св. Владимира 1-й степени и возводится в графское достоинство. Как боевого генерала, царь Александр II назначает его товарищем министра внутренних дел.

По исторической традиции конец века в России обязательно знаменуется великой замятью. На годы царствования Александра II выпали особенные испытания. Николай I уже на смертном одре с горечью сказал наследнику: «Сдаю тебе дело не в порядке». Державу лихорадило.

Разночинцы изобрели народничество, т. е. отправились по деревням и селам с проповедью ненависти к существующим порядкам. Мужик остался глух и даже воспротивился, сдавая связанных пропагандистов становому приставу. Тогда, в ярости от глухоты и слепоты народа, ретивые ниспровергатели стали на путь террора.

Ударную силу террористов составляли фанатичные курсистки и студенты. Молодые люди с восторгом приносили себя в жертву. Смерть в петле палача выглядела как светлая жертва за народное счастье и лишь прибавляла безумцам энтузиазма.

После халтуринского покушения на царя, когда взрыв мощной бомбы разнёс чуть ли не всё крыло Зимнего дворца, правительство впало в растерянность. Взрывчатка закладывалась уже под самый трон!

Вопрос о патриотичности для графа Лорис-Меликова решался однозначно: российская держава велика и многоплеменна, на её просторах текут многие воды, струятся разные ручьи, однако она как выстроилась, так и должна остаться империей. Поэтому любой — будь это отдельный деятель или же целая партия, — кто сговаривается с иностранной державой о будущем России, тот совершает прямое предательство, настоящую измену.

Порою граф негодовал: «Откуда вообще этот наивный бред о бескорыстии международной политики и о какой-то мудрости иностранных политических штабов?»

Патриот и гражданин Лорис-Меликов испытывал одновременно и восторг от созерцания своего народа, и скорбь о нём, и в то же время порою стыд за него. Но всё равно он считал, что служение России есть отнюдь не привилегия, а долг, обязанность. При этом он ставил во главу угла закон.

Человек характера железного, Лорис-Меликов отчётливо сознавал, что стоит правительству пойти на самые мизерные уступки, процесс государственного сокрушения примет форму обвала. «Коготок увяз — всей птичке пропасть…»

Граф Лорис-Меликов был поклонником пушкинского гения. Такой же вольнодумец смолоду, генерал проникновенно повторял пушкинские строки, поражаясь их государственной зрелости. Незадолго до гибели Пушкин писал: «Россия никогда не имела ничего общего с остальной Европой… История её требует другой мысли, другой формулы».

Здесь мы подходим к теме щекотливой и опасной, угрожающей не только репутации, но и самой жизни дотошного исследователя. Но тем не менее всё же настоятельно необходимой, ибо без того, чтобы не приподнять над нею хотя бы краешек надёжного покрывала, мы рискуем увидеть природу дальнейших событий в России неполной и до неузнаваемости искажённой.

Борьба с престолом и самодержавием принимала организованную форму. В качестве ответных мер граф Лорис-Меликов упорядочил штаты и саму структуру Отдельного корпуса жандармов. Своё внимание граф распространил на охрану железных дорог. Появились конные жандармские дивизионы. Комплектовались они, как и регулярная армия, за счёт призывников.