Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 71



Крупным событием явилось принятие 1 сентября 1939 года внеочередной четвертой сессией Верховного Совета СССР первого созыва нового закона о сельскохозяйственном налоге: колхозные доходы по трудодням теперь не подлежали обложению, а с приусадебных участков поступал прогрессивно-подоходный налог. Это способствовало интенсификации колхозного производства. За 1938–1940 годы в стране было организовано свыше 1200 новых МТС. Шла их электрификация. Большие средства вкладывались в освоение 15 миллионов гектаров посевных площадей, дополнительно включенных в сельскохозяйственный оборот, и в развитие животноводства. Ведь к началу 1941 года поголовье крупного рогатого скота еще не достигло у нас уровня 1916 года. Примерно на каждом третьем очередном совещании в Секретариате ЦК ВКП(б) этот вопрос обсуждался, так что сведения о соответствующих денежных вложениях я почти всегда держал под рукой.

Определенные средства шли и на реорганизацию государственных органов. В 1939 году из состава Наркомата тяжелой промышленности, действительно неимоверно сложного для управления, выделились наркоматы черной И цветной металлургии, промышленности стройматериалов, химической и топливной, электростанций и электропромышленности; из Наркомата машиностроения — народные комиссариаты автотранспорта, тяжелого, среднего и общего машиностроения. Всего тогда действовало 20 наркоматов.

Непрерывно росли средства, вкладывавшиеся в оборонную промышленность. Приведу здесь только две цифры: в 1938 году ее валовая продукция увеличилась против уровня 1937 года на 36,4 процента, а в 1939 году — по сравнению с уровнем 1938 года на 46,5 процента.

Численность наших Вооруженных Сил тоже резко возросла, особенно после принятия 1 сентября 1939 года закона «О всеобщей воинской обязанности». Средства, создававшиеся напряженным трудом советских людей, распределялись с учетом международной обстановки: в 63 сухопутных училищах, многих военно-морских, а также 32 летных и летно-технических школах, на шести спецфакультетах гражданских вузов и в 14 военных академиях получали образование десятки генералов и тысячи офицеров. На расходовании финансовых средств сказался и указ от 26 июня 1940 года о переходе на восьмичасовой рабочий день, семидневную рабочую неделю и запрещении самовольного ухода трудящихся из учреждений и с предприятий. А осенью того же года начали создаваться государственные трудовые резервы: возникли школы ФЗО, железнодорожные и ремесленные училища.

В связи со всем этим интенсификация работы в Наркомате финансов росла буквально не по дням, а по часам. Это требовало от нас особой оперативности, действенности, мобильности, решения ряда вопросов не через несколько служебных инстанций, а непосредственно самим, особенно, когда речь заходила о распределенческой и иерераспределенческой функции финансов. Вероятно, эта функция связана в представлении некоторых читателей с образом бородатого кассира или миловидной кассирши, сидящих с пачками денег за узким окошечком, или бухгалтера со счетами, который без конца что-то подсчитывает. Но и они должны быть влюбленными в свою профессию людьми. Был у нас один математик, профессор С. П. Фиников. Как-то я слышал его рассуждения относительно своей специальности. Поругивая какого-то «лирика», который наседал на «техников», профессор мечтательно произносил: «А прим, плюс Б прим, плюс Ц прим… Неужели вы глухи? Неужели вы не слышите рокота фаготов и грудных стонов альтов? Ведь это музыкальная поэма!» Слушатели хихикали. А я его по-своему понимал. Для меня цифры финансовых выкладок — та же музыка.

Хороша ли эта увлеченность? Для дела определенно хороша, если не ведет к чрезмерной односторонности. «Специалист подобен флюсу», — говорил Козьма Прутков. Конечно, длительная работа на одном месте может иногда сказаться и отрицательно.[10] Но было бы неправдой, если бы я заявил, что эта работа не приносила мне большого морального удовлетворения.

Финансовая система требовала непрерывного совершенствования. Например, в условиях, когда исчезли последние эксплуататорские классы, в том числе и на селе, сельские Советы 21 марта 1937 года были освобождены от обязанностей исчислять и взимать денежные налоги, страховые платежи и натуральные поставки. Теперь они должны были сосредоточить свое внимание на хозяйственном и культурном строительстве в деревне. Это решение ЦИК Советов и СНК СССР сразу же стало проводиться в жизнь. А аппарат для финансовой и заготовительной деятельности в деревне еще не был создан. Формально принимать налоги и другие платежи поручалось сберегательным кассам. С той же целью образовали несколько тысяч разъездных касс. Последние действительно разъезжали, но от населения почти ничего не получали. Наглядно выявилось, что налоговая работа шире, сложнее и острее функций, возложенных на эти кассы.



Еще в бытность мою замиаркома финансов, я докладывал В. Я. Чубарю о необходимости создать на селе специальный аппарат, но поддержки не получил. Став наркомом, почти тотчас поставил этот вопрос на заседании в Совнаркоме. Была образована особая комиссия, в которую кроме меня вошли В. М. Молотов и В. Я. Чубарь. После тщательного рассмотрения предложений в штаты райфинотделов ввели должность налогового агента, а разъездные кассы упразднили. Дело сразу изменилось в лучшую сторону.

Далее, от нас требовали продолжать активную деятельность по внедрению режима экономии, снижению норм расходования сырья, материалов, топлива и электроэнергии, более широкому использованию всевозможных отходов, мобилизации хозяйственных резервов, ликвидации простоев и иных потерь в производстве, а также перерасходов по зарплате. Контрольно-ревизионное управление Наркомфина и его местные органы, созданные на началах полной централизации, получили широкие права. Для улучшения бюджетного планирования в госбюджет СССР был включен бюджет государственного социального страхования. Это предложение внесла депутат Верховного Совета СССР, председатель бюджетной комиссии Совета Союза К. И. Николаева. Его приняли и издали соответствующий закон. Теперь средства Госсоцстраха, как часть общественного фонда потребления, тоже учитывались и контролировались через союзный бюджет, что облегчило составление баланса денежных доходов и расходов населения.

В наркомате существовало управление государственного страхования. Оно ведало, в частности, «добровольным коллективным личным страхованием жизни». В его работе была допущена серьезная ошибка, наносившая ущерб государству, а в конечном итоге и населению. Ранее страхование осуществлялось коллективно, договоры же оформлялись на каждого гражданина, и страховые взносы взимались с отдельных лиц. Рассчитанная на массовость, такая система должна была обеспечить обоюдную выгоду государству и населению. Сначала действовало условие, при котором страховой договор требовал согласия всех работников предприятия или учреждения и вне коллектива никто не мог застраховаться. Эти договоры оформлялись в дополнение к актам госсоцстрахования. Страховые суммы выплачивались при несчастных случаях, частичной либо полной утрате трудоспособности, смерти застрахованного лица и на основе завещаний. Массовость обеспечивала невысокий тариф. Поэтому страна получала доход. Это был один из каналов мобилизации денежных средств, в добровольном порядке, на социалистическое строительство. «Каждый рубль, — резонно агитировали мы тогда, — есть кирпич в строительстве здания социализма».

Бывший наркомфин Г. Ф. Гринько, чтобы расширить этот вид страхования, ввел большие льготы: для заключения договора требовалось согласие 40 процентов рабочих или служащих. Страховаться стали лишь лица пожилые или преклонного возраста. Теперь выгода от страхования у граждан в среднем резко возросла, а у государства соответственно увеличились расходы при сокращении личных взносов. На местах же финансисты этого еще не знали, ибо общая картина была им неизвестна, и продолжали вести агитацию в прежнем духе: «Каждый рубль…» и т. д. В 1938 году доходы государства равнялись 100 миллионам рублей, а расходы — 300 миллионам. Таким образом, упомянутые «кирпичи» были уже недоброкачественными. Вместо мобилизации денежных средств началась их раздача.

10

Я пробыл на посту наркома (министра) двадцать два года — с 1938 по 1961 год (с небольшим перерывом — с февраля по декабрь 1948 года, когда был освобожден от этой должности). За время Советской власти никто другой не «перещеголял» меня. Один историк говорил мне даже, что я поставил едва ли не рекорд вообще за все время существования финансовых министерств в истории человечества, лишь на год уступив французскому интенданту финансов Кольберу.