Страница 18 из 49
Больше ничего сказать боярин не сумел. В Архангельске тело его, по приказу Петра, свезли на берег, где и закопали поглубже. А свиток, написанный Семеном под диктовку келаря, царь велел сжечь.
Свой новый извет, изловчившись, когда рядом никого не было, келарь на следующий день передал Петру.
Этой ночью неведомый никому холоп Василий Босый впервые лицом к лицу встретился с всемогущим царем. Впереди, с фонарем в руке, шел Семен, за ним, согнувшись, — Петр; архимандрит замыкал шествие. Приблизившись к каморе Василия Босого, Семен остановился, — двинуться дальше он был не в состоянии.
Архимандрит отпер дверку и направил свет на узника. Василий Босый поднялся с лежанки. Выпрямиться ему не позволил низкий потолок. Узник глядел на пришедших исподлобья.
Архимандрит сказал Петру, что это и есть тот самый человек, который хотел вздеть его на рогатину. По лицу Петра забегала судорога.
Глаза Василия Босого вдруг сверкнули, и он весь напрягся, собираясь выскочить из каморы. Петр попятился; архимандрит быстро захлопнул дверку, повернув в замке ключ. Семен услышал, как Петр тяжело засопел, а узник в это время шумно свалился на лежанку.
Помолчав, архимандрит спросил:
— На вечное заточение?
Петр подтвердил кивком, — по лицу его продолжала бегать судорога. Семен стоял ни жив ни мертв; если бы знали они, царь и архимандрит, что происходило в это время на душе у молодого помора!..
Утром, когда Петр вернулся на корабль, к Семену осторожно приблизился монах-лекарь; он что-то шепнул, Семен последовал за ним.
В келье у старой оружейной палаты лежал в гробу Елисей. Келейник келаря был еще живым, но его уже причастили и положили, по монастырскому обычаю, умирать в гробу.
Когда молодой помор над ним склонился, Елисей прошептал:
— Помираю я, Семен… Такая моя участь... Но я, Семен, теперь боюсь... Прежде не боялся, теперь очень боюсь...
И Елисей рассказал Семену: в надежде исцелиться прикосновением к мощам преподобных святителей, он тайно приподнял крышку одной из гробниц, но ничего, кроме сгнивших костей, не нашел... Приподнял крышку второй — то же самое... Теперь Елисей больше не верил, что на том свете ждет его награда; и ему было очень страшно умирать.
Похоронили Елисея скрытно — в монастыре находился царь. А когда через много лет в монастырь приплыли отец и мать Елисея — проведать, как живет их сын, монахи с трудом разыскали его могилу.
Петр прожил в монастыре несколько дней. Все видели, что царь кого-то ждет. Наконец в губу Благополучную приплыл в карбасе человек, потребовавший, чтобы его провели к царю. Петр прочел переданную от Щепотьева грамоту, в которой говорилось: «Идти на кораблях можно». И тогда Петр объявил, что на следующий день назначается отплытие.
В ту ночь, последнюю из проведенных Петром в монастыре, произошло еще одно событие. Безродный холоп Василий Босый, приговоренный на вечное заточение, бежал из своей каморы. Переодевшись в мирское платье, он вырезал замок, проник в подземелье и через старую оружейную палату выбрался на монастырский двор. В суматохе, вызванной подготовкой к отплытию, Василий Босый взял карбас и поплыл к кораблям. Утром никто не обратил внимания на молодого мужика, выполнявшего вместе с другими матросскую работу, — много таких мужиков было собрано по всему побережью Белого моря.
Так, вместе с солдатами, матросами, монахами, пушками, прочим оружием и съестными припасами, Петр взял с собой в поход человека, который собирался вздеть его на рогатину.
НЮХОТСКИЙ ПОХОД
ГЛАВА ПЕРВАЯ
У ВАРДЕ-ГОРЫ
С полудня сержант Преображенского полка, Михаил Щепотьев, находился на Варде-горе. Наблюдая через подзорную трубу за горизонтом, он в то же время следил за движением прилива: на его глазах широкие отмели и каменистые корги быстро заливались мутными волнами, Щепотьев видел, как вода, покрывая камни, некоторое время над ними бурлила; и, когда камни совершенно скрывались и об опасности, казалось, ничего больше не предупреждало, — только опытный глаз помора мог бы определить, что здесь затаилась корга.
Полный прилив приходился на вторую половину дня; к этому времени следовало ждать корабли. Щепотьев послал Петру на Соловецкие острова «описание Нюхотской пристани»; он знал, что на корабли взяты поморские кормщики, а эскадру ведет вице-адмирал Корнелий Крюйс, которого царь весьма ценил.
Через подзорную трубу Щепотьеву хорошо был виден небольшой островок Рис-луда[32], куда сержант отправил в карбасе человека встретить корабли; дальше находилась Ламбас-луда и Ропаки и открывалось море, откуда корабли и должны были прийти. Но горизонт долгое время оставался чистым. Только в четвертом часу внезапно на нем возникло судно, за ним второе, третье, четвертое, пятое, и вскоре появилась вся эскадра, состоявшая из тринадцати больших кораблей. Они шли под парусами и быстро приближались к Рис-луде.
Карбас с Рис-луды пристал к флагманскому судну, после чего на эскадре начали обмениваться сигналами. Все корабли развернулись против ветра и стали на якорь: вице-адмирал опасался к ночи маневрировать вблизи неизвестного берега, а поморским кормщикам он, вероятно, не доверял.
Только одно судно, сбавив паруса, направилось в сторону Варде-горы. Было оно для Белого моря необычным, с двумя очень высокими, несколько склоненными назад мачтами и с далеко вынесенным бушпритом. Это, знал Щепотьев, двадцатипушечная яхта «Транспорт-Ройаль», которую подарил Петру король во время пребывания русского царя в Англии.
Яхта приблизилась к Варде-горе. Щепотьев через подзорную трубу разглядел на корме, возвышавшейся над палубой, высокую фигуру Петра, а ближе к носу — низенького человека в большом парике, увенчанном треугольной шляпой; это и был сам вице-адмирал Корнелий Крюйс.
Щепотьев понял, что яхта идет прямо на Сельдяную коргу; нужно было немедленно предупредить об опасности. Не успел он этого сделать, как увидел, что к вице-адмиралу подбежал человек в высоких рыбачьих сапогах и, показывая туда, где под водой была скрыта корга, о чем-то говорил.
Вице-адмирал сердито затопал ногами, сунул подзорную трубу под мышку и отвернулся. Тогда человек в высоких рыбачьих сапогах подскочил к мачте и, выхватив нож, перерезал лопарь[33]. Большой парус грот-мачты опустился и стал чертить краем по воде. От мачты человек в высоких сапогах кинулся к корме, где, оттолкнув рулевого, сам завертел штурвал, — яхта развернулась в обратном направлении. И тогда человек этот кинулся в носовую часть; здесь он перерезал пертулин[34], — отчего якорь со всплеском погрузился в воду. Став носом к ветру, яхта «Транспорт-Ройаль» спокойно закачалась на волнах неподалеку от Сельдяной корги.
Щепотьев не сводил трубы с палубы яхты. По указанию вице-адмирала, человека, остановившего судно, схватили двое солдат. С кормы в это время приближался большими шагами царь. Размахивая подзорной трубой, вице-адмирал пытался ему что-то сказать. Но Петр, отстранив его рукой, подошел к схваченному человеку.
Далее, увидел Щепотьев, Петр отослал солдат и одобрительно похлопал по спине человека, вовремя остановившего яхту. Сделав это, Петр вернулся на корму. Вице-адмирал в волнении сдвинул на затылок вместе со шляпой свой большой парик, широким платком вытер лоб, после чего надвинул парик и шляпу на место. Все это его, очевидно, успокоило. Как и царь, он похлопал по спине человека, остановившего яхту. Только Петр сделал это наклонившись, а вице-адмиралу пришлось для этого приподняться на цыпочки.
32
В некоторых исторических описаниях Рис-луда именуется горой, подобно Варде-горе. Это не совсем точно: Рис-луда — небольшой островок.
33
Лопарь — снасть, поднимающая парус.
34
Пертулин — снасть, при помощи которой якорь крепился к борту.