Дорога домой

— Смайти, хватит! — вмешался Джерико.

— Ты что — думаешь, что только я во всей Америке пользуюсь арбалетом?! — огрызнулась Лесли.

— Но стрела точно такая же, как у тебя!

— Смайти! — рявкнул Джерико уже не на шутку. — Хватит!

Наткнувшись на его жесткий взгляд, Смайти осел на стуле, пробормотал:

— Ладно… извини…

— Значит, дело в том, что он тебя бил? — обернулся Джерико к Лесли. — Поэтому ты его плохим командиром считаешь?

Она помотала головой.

— Нет, дело не в том… это только дополняет остальную картину, — положила на стол кулак и принялась перечислять, разгибая пальцы:[9] — Во-первых, он не выставлял на ночь часовых. При этом разводил костер на открытой местности — и даже не подумал о том, что в такую погоду огонь за две мили заметить можно. Во вторых… ладно бы он меня только не кормил и не поил. Но, извините, пописать человека не пускать — это уже верх идиотизма. Потому что в результате я провонялась так, что им пришлось меня в Пекосе мыть, — ухмыльнулась в лицо Джерико, — чтобы тебе ценную добычу в приличном виде представить. И отсюда — в третьих. По его мнению, я его брата убила, его самого ранила — значит, вроде бы, боец не из последних? Так чего же он отправил со мной Боунза, мальчишку неопытного, причем в одиночку? Да еще велел ему руки мне развязать! Вот я и воспользовалась ситуацией. А если бы он двоих ребят послал, чтобы второй меня на прицеле держал — я бы ничего сделать не могла.

Лесли обвела взглядом членов штаба — мрачного, как туча, Смайти, хмурого Пита, майора, в бесстрастных обычно глазах которого поблескивала, как ни странно, искра одобрения — и закончила:

— Конечно, это все вроде бы мелочи — но я выросла среди военных и знаю, что из таких мелочей складывается разница между настоящим командиром, который на два шага вперед думает и за своих людей отвечает, и таким… самоуверенным дураком, как Логан.

— Поня-ятно, — протянул Джерико; пару секунд помолчал и отрывисто бросил: — Ладно, я над этим подумаю, до февраля время есть. Все свободны. Лесли, ты останься.

Приказание это Лесли не понравилось, но делать нечего — она пересела поближе к золоченому креслу и приготовилась получать взбучку (еще бы знать, за что — неужели из-за того, что со Смайти сцепилась?!).

Так оно и оказалось. Начал Джерико, едва за последним из членов штаба закрылась дверь:

— Постарайся больше не конфликтовать со Смайти.

Лесли пожала плечами:

— Ты же знаешь, он меня с давних пор недолюбливает, — усмехнулась, — еще после того, как я его на ранчо по стене размазала.

— Знаю. Но он мой друг, мы с ним огонь и воду прошли. С тобой нас тоже многое связывает. Вы оба мне нужны — и мне бы не хотелось когда-нибудь выбирать между вами.

Она опустила глаза, не зная, что ответить. Но Джерико и не нуждался в ответах.

— В общем, так. Следующий раз, если ты почувствуешь, что влезаешь на его территорию, не делай этого при всех, а приходи ко мне — ты же знаешь, для тебя моя дверь всегда открыта. Если я решу, что ты права, то пусть лучше инициатива исходит от меня, против меня он не пойдет.

— Хорошо, — покорно кивнула Лесли.

Она уже шла к двери, когда его вопрос остановил ее:

— А кого бы ты сама предложила на место командира?

— Юло, — обернулась она.

— Почему?

— Он умный и осторожный. И по лесу хорошо ходит.

— Вот как? Ну ладно, иди!

Когда Лесли вышла из штаба, она чувствовала себя как выжатый лимон. Ну что ж — дело того стоило, опасность от Дженет и от поселка дяди Мартина отведена, по крайней мере, на ближайшее время. Да и разгромить с помощью Джерико Проклятый Город тоже идея неплохая.

Еще на подходе к лазарету она поняла, что отдых ей в ближайшее время не светит. На крыльце расположилась живописная группка: трое парней и девушка; по раскосым глазам Лесли узнала Сури, дочь бородача из Хоупленда.

— Вы что — все ко мне? — спросила она.

— Да! — отметая ее надежду передохнуть, нестройным хором отозвались потенциальные больные.

— Ладно, кого успею до полудня — приму, — кивнула Лесли, — остальные приходите вечером, после четвертого колокола. Робби, пошли ты первым будешь, — кивнула она пареньку с ожогом на руке: сменить повязку — минутное дело.

В лазарете было пусто и тихо; пол не выметен, плита в аптеке холодная. Лесли про себя чертыхнулась, вслух же сказала:

— Посиди здесь, — и, оставив Робби в кабинете, пошла искать свою санитарку.

Эми обнаружилась в их с бабушкой комнате — распустив волосы и украсив их яркими заколками, она кривлялась перед зеркалом; на столе стояла тарелка с остатками печенья.

— Пошли, я начинаю прием, — сказала Лесли. Взяла из тарелки пару печенин — девчонка проводила их недовольным взглядом, но возразить не посмела, буркнула:

— Ладно, ща приду.

— Принеси мазь от ожогов и бинт — стираный, средней ширины. Не забудь завязать волосы! И давай, двигайся быстрее!

Недовольное сопение Эми можно было услышать в коридоре, но Лесли и ухом не повела; сунула одну печенину в рот, вторую, вернувшись в кабинет, протянула пареньку, а сама принялась разматывать повязку на его руке.

Волосы Эми завязала весьма условно — в два спускавшихся по сторонам лица шелковистых хвоста — но бинт выбрала правильно и мазь не забыла. И при перевязке бинт придерживала ловко. Ведь может же, когда хочет!

Отпуская Робби, Лесли сказала ему:

— Пусть следующий не заходит, пока я не позову, — и, едва он вышел, обернулась к Эми: — Ты волосы так и не завязала!

— Ну вы же сами сказали, что надо побыстрее! — парировала девчонка. — А я без бабушки косы заплетать не умею!

— А где свиной жир, который я тебя просила с утра вытопить?

— Ба вечером придет, натопит.

— Сделай это сама и сейчас! — произнесла Лесли уже навязшую на зубах фразу. — И позови следующего.

Девчонка смерила ее убийственным взглядом и выплыла из комнаты с таким видом, будто делала всему миру одолжение. Лесли подавила в себя желание наподдать ей, чтобы двигалась быстрее, и в который раз мысленно прокляла себя за то, что сама, по собственной инициативе, взвалила на себя эту обузу.

Единственная дочка любящих родителей, единственная внучка любящей бабушки — Эми Таубман была маленькой красавицей, украшением их жизни, и привыкла сознавать себя таковой. И одна мысль о том, что она должна делать какую-то работу, тем более грязную, казалась ей оскорблением.

Больше всего она любила спать и прихорашиваться перед зеркалом. Миссис Таубман перед отъездом из Хоупленда успела собрать баул барахла; для себя — смену белья, запасную юбку и башмаки, все остальное пространство баула занимали вещи Эми: зеркало, гребешки и заколки, сережки и шарфики, платья и блузки; сапожки с кисточками на зиму и туфельки с пряжками на лето.

Теперь девчонка переодевалась по два раза в день и, стоило отвернуться, сбегала на кухню или в прачечную — похвастаться перед девушками очередным нарядом и посплетничать. Порой приходилось, отловив ее там, вести обратно в лазарет чуть ли не за шкирку.

Раздражала она Лесли чрезвычайно — и своей неизбывной ленью, и капризным тоненьким голоском, и привычкой говорить «ща» вместо «сейчас», и вечной присказкой «Ба придет, сделает».

Миссис Таубман действительно, приходя под вечер с кухни, подметала лазарет, вытирала пыль, варила отвары и стирала бинты — то есть делала все то, что являлось обязанностью ее внучки. Попытка поговорить со старухой на эту тему кончилась ничем — ответ был один: «Маленькая еще она, пусть себе играет!»

Следующим пациентом, точнее, пациенткой, оказалась Сури. Войдя, она косо взглянула на Эми:

— А нельзя поговорить без нее?

— Можно, — согласилась Лесли. — Эми, иди вытапливай жир — мы тут сами разберемся, — видя, что та не двигается с места, повторила: — Иди!

Девчонка с недовольной гримаской проследовала в аптеку, закрыла за собой дверь.

9

Американцы, в отличие от русских, считают на пальцах, отгибая их от кулака, а не загибая.