Страница 20 из 173
В 1830 г. французы высадились в Алжире. Во главе их войск стоял бывший начальник штаба Наполеона маршал Сульт, живо интересовавшийся христианским прошлым Северной Африки и мечтавший о восстановлении христианства на фундаменте, заложенном здесь более полутора тысяч лет назад.21 Работы французских ученых на Востоке имели с самого начала некоторый привкус милитаризма и «католического фундаментализма». Франция двигалась в сторону Африки веками, начиная с эпохи крестоносцев и Людовика IX. Наука идейно укрепляла это движение книгами, подобными трехтомной «Христианской Африке» Антонио Морселли (1817 г.), где восстанавливалась история африканских епископатов. Военные выказывали взаимный интерес. Следуя наполеоновскому опыту, формировались специальные органы изучения древностей (после занятия Константины был издан указ об образовании в составе экспедиционного корпуса комиссии, ответственной за «собирание рукописей, надписей, объектов искусства и древностей, которые могут представлять интерес для наук и искусств на территории, занятой армией»). С войсками в 1833 г. в качестве секретаря одного из генералов прибыл и будущий основатель местных исторических обществ Адриан Бербрюг-гер (1801–1869), не занимавшийся христианской археологией специально, но за 35 лет исследовавший самые разнообразные древности — от неолита до византийской эпохи.
Европейцы сразу обнаружили, что их окружают остатки ушедшей цивилизации и они попросту вынуждены жить среди них. Первыми крупными работами 1840-х гг. по открытию христианских древностей руководили армейские офицеры.22
Массовое открытие христианских древностей, однако, как-то затянулось. Еще в 1856 г. писали о «весьма немногочисленных христианских руинах» и «двух или трех базиликах, почти совершенно разрушенных». Но деятельность Бербрюггера (который умер в 1869 г., за год до кошмарного поражения при Седане) не прошла бесследно. Остались основанные им журналы и общества любителей древностей; с 1856 г. работало «Историческое общество Алжира», в местных лицеях и колледжах вырастали молодые специалисты. В 60-х гг., с упрочением положения французов в Алжире, число открываемых христианских памятников начало бурно расти, а «исследовательские вылазки» из гарнизонов стали обычным занятием офицеров.
Новый этап исследований начался с прибытием в мае 1867 г. нового главы церкви в Алжире, Шарля Лавижери (1825-92). Лавижери сделал успешную «церковно-научную» карьеру как энтузиаст движения католицизма на Восток. Момент его появления на сцене (Сирия, 1857 г.) совпал с завершением Крымской войны, в развязывании которой определенную роль играло соперничество между православием (Россия) и католицизмом (Франция) из-за контроля над Святыми местами. Мир 1856 г. усилил позиции Франции на Ближнем Востоке, здесь быстро расцвели католические школы и Лавижери уже видел Сирию и Ливан под протекторатом Франции.
Но развить эту идею ему удалось только в Африке, где он получил кафедру архиепископа Алжира. Мечты его были амбициозны — нечто вроде новой христианской империи в Африке (причем не только в северной ее части, но и южнее Сахары). Однако это в неопределенном будущем, а первоочередная задача — христианизация соседнего Туниса и Карфагена. Одна из первых инструкций Лавижери предписывала приходским священникам регистрировать все археологические и исторические открытия в приходах, касающиеся раннего христианства в Африке. В 1875 г. Лавижери покупает землю в Карфагене, намереваясь построить там храм в память св. Людовика. К 1877 г. участок (9 га) включил практически весь карфагенский акрополь и можно было начинать раскопки; в том же году он лично руководил раскопками раннехристианского кладбища на месте Цезареи (Шершель). После вторжения в Тунис (май 1881 г.) Лавижери обращается в Академию с идеей развития «политической археологии», поставленной на службу Франции. «Археология в Тунисе — предмет национальной гордости, — писал он, — «из владения территорией следует извлечь выгоду», полагая, что за легким военнополитическим триумфом последует церковный и Карфаген возродится как центр религиозной жизни, как столица всей Северной Африки.
Лавижери не столько изучал и консервировал открываемые памятники, сколько стремился на их основе строить новые. В 1882 г., став кардиналом, он основал святилище в память мучениц Перпетуи и Фелицитаты († 202–203) на месте амфитеатра, купив его у местных мусульман. В 1884 г. архиепископия была перемещена из Алжира в Карфаген и специальная папская булла объявила его первопрестольной кафедрой Африки; затем над ним вознесся огромный купол нового собора в память св. Людовика (1890). Казалось, мечты архиепископа быстро становятся реальностью. Но это было уже венцом карьеры Лавижери, здоровье которого подорвали неустанные труды и африканский климат. Он умер в 1892 г., в возрасте 67 лет, едва успев узнать об открытии Гзеллем и Дюшеном мартирия мученицы Сальсы в Типасе.
Деятельность Лавижери — один из ярких примеров церковно-конфессиональной и имперско-националистической археологии. Прежде всего он был не ученым, а «слугой Франции» (его справедливо называют своего рода «Сесилем Родсом от церкви»). Он любил христианскую археологию всей душой — но был при этом политиканом, ксенофобом и совершенно нетерпимым человеком по отношению ко всем, не разделявшим его крайних взглядов на мировой порядок. В изучении древностей такая смесь вела к охоте за надписями в ущерб планомерному открытию целых комплексов, что дурно отразилось на хронологии и стратиграфии. (Например, на таком выдающемся памятнике как Дамус-аль-Карита не удалось выделить стадий развития, а слои иудейского периода, лежавшие ниже раннехристианских, просто утрачены; не было обращено никакого внимания на особенности памятников раннего христианства в Африке).
Но практические итоги деятельности Лавижери нельзя недооценивать. Он проявил те качества, которые и по сию пору характерны для Католической археологии — увлеченность полевыми исследованиями, №*ение широко организовать дело и упорно его продолжать, стремление накопить возможно большее количество информации, свести ее воедино и опубликовать. Изданный Лавижери в 1888 г. пересмотр старой сводки Морселли содержал сведения о 180 новых церквях и всех новых археологических открытиях! (Toulotte, 1888). Таков был общий итог работ второй трети XIX в.23
Миссионерство и археология во Французской Северной Африке постоянно шли рука об руку. В 1880-х гг. представителем Лавижери в Карфагене стал молодой священник Делаттр (1850–1932), прекрасный руководитель миссии и энергичный исследователь. Первый же его сезон (на базилике Дамус-аль-Карита) дал импульс научному изучению христианских древностей Туниса и привел также к созданию в Карфагене Национального музея. К достоинствам Делаггра относилось понимание важности фиксации и стремление к полноте отчетов (качество, тогда еще не совсем привычное). Главной целью работ 1880-х гг. было иудейское и раннехристианское кладбище севернее города, в Гамарте, и особенно Дамус-аль-Карита — огромный комплекс, до сих пор не изученный целиком.24
В звучащем на арабский манер названии местности, Дамус-аль-Карита, до нас дошло через полтора тысячелетия латинское название храма: «Domus caritalis». Его девятинефная, ориентированная с севера на юг базилика (самая большая в Северной Африке) имела более 100 колонн. За 10 лет здесь исследовали около 6 тысяч погребений! Материалы некрополя свидетельствовали о сильных эсхатологических настроениях. Покойных, чтобы сохранить их тела, клали на слой извести; тексты на саркофагах выражали надежду на скорое наступление Страшного Суда. В 1883 г. была открыта и Базилика Майорум, но к ней Делаттр сможет обратиться лишь в следующем столетии.
Де Вогюэ и раннехристианская Сирия
За пять лет до приезда в Алжир Лавижери другой увлеченный исследователь античности, маркиз Шарль Мельхиор де Вопоэ (1829–1912), дипломат, известный тем, что отыскал в Стамбуле документ о находке статуи Венеры Милосской, предпринял поистине эпическое «археологическое путешествие» по Сирии. Он, как и Лавижери, входил в группу энтузиастов, распространявших франко-католическое влияние в восточном Средиземноморье путем организации школ и приютов. Как политические, так и археологические возможности здесь были даже большими, чем в Северной Африке. В Ливане еще со времен крестовых походов христиане составляли большинство; в Палестине и Сирии их общины окрепли при мусульманском правлении. Следы же раннего христианства приводили в изумление важнейшие памятники сохранились почти без повреждений; каменные руины стояли в том виде, в каком их оставили византийцы. Это был настоящий археологический рай. Мало того, что сохранились стены и колоннады зданий — ряд систем жизнеобеспечения еще использовали по назначению! В стойлах укрывали скот, в кладовых хранили припасы, а в цистернах — воду. В некоторые дома, занятые друзами, еще можно было войти сквозь портик; были даже остатки садов, восходивших к раннехристианским временам.