Страница 21 из 50
Размышляя над этой поучительной историей о печальных последствиях ошибок, совершенных в юности, он рассеянно проглядывал другие документы — в основном это была переписка, связанная с установлением опекунства над Мэри и определением ее в школу. «Девочка необыкновенно умна, но очень упряма и не признает никакой дисциплины», — такую характеристику дала ей директриса.
Аргайл внезапно вспомнил, что пришел сюда вовсе не за этим. Он аккуратно сложил документы в коробку, сверху положил письма и, подавив внутренний протест, снова занялся протечкой. Провозившись полчаса и ободрав все пальцы, он кое-как залепил дыру куском пластмассы и изоляционной лентой. Течь не прекратилась, но значительно уменьшилась. Позже, скромно отклонив благодарность хозяйки, он признался, что хвалить его не за что.
— Рано или поздно, — сказал он, — вам все равно придется вызвать водопроводчика.
ГЛАВА 9
Несмотря на строжайший приказ Боттандо экономить деньги, Флавия добиралась из аэропорта на такси: она была слишком ограничена временем, чтобы думать о расходах. Первым делом она нанесла визит коллегам из лондонской полиции и объяснила цель своего приезда. Она по опыту знала: люди ужасно нервничают, когда у них в округе появляются иностранцы и бродят повсюду без всякой видимой причины. Но для того чтобы заручиться поддержкой местной полиции, нужно было откровенно рассказать о том, что побудило ее приехать.
— Добрый вечер, мисс. Добро пожаловать в Англию, — приветствовал ее полицейский лет тридцати с небольшим. Его умное живое лицо вселило в нее надежду на успешное сотрудничество; те английские полицейские, с которыми ей до сих пор приходилось сталкиваться, не внушали доверия. Она считала их некомпетентными, и не без оснований. Дело в том, что каждый сотрудник английской полиции должен сначала пройти испытательный срок в качестве обычного постового, и только после того, как он полностью отупеет на этой работе, ему могут доверить должность, предполагающую наличие интеллекта. Поэтому многие, представив, что им в течение нескольких лет предстоит разбираться с пьяными драками в пабах, не выдерживают и уходят. Во всяком случае, так принято думать в Европе.
Однако энергичный и деловитый Мэнстед явно не принадлежал к этому распространенному типу, хотя в полицейской работе разбирался слабовато. Расспросив гостью о путешествии и о погоде, он выразил удовольствие от того, что ему представилась возможность пообщаться с сотрудником старейшего на континенте полицейского подразделения, занимающегося преступлениями в сфере искусства.
— У нас это направление находится в зачаточном состоянии, — со вздохом заметил он. — Только что началась новая реорганизация. Когда-то у нас тоже было подобное управление, но потом его закрыли и передали все дела на доследование местным органам. Когда к власти пришла другая партия, управление возродили, да только к тому времени все контакты были утеряны, а специалисты рассредоточились по другим организациям. Даже архив не сохранился.
— Наверное, ваши сотрудники хорошо разбираются в искусстве?
Мэнстед рассмеялся:
— О нет, конечно, нет. Покажите мне человека, который что-то понимает в своей работе. Придет же такое в голову! Нет. Все мы были обычными полицейскими до того, как перевелись в управление.
— А как же вы тогда определяете художественную ценность работ? Приглашаете людей со стороны или полагаетесь на собственное мнение?
— Мы бы приглашали специалистов, но кто будет им платить? При нашем бюджете даже штатные сотрудники не всегда получают зарплату вовремя. Выживаем за счет сознательных людей, которые помогают нам безвозмездно.
— Не понимаю, как в таких условиях можно работать.
— Я и сам не понимаю. Когда нам удается раскрыть громкое дело, ассигнования немного увеличиваются. «Ищите и обрящете» — вот наш девиз. Однако я что-то разговорился, — сказал он, с трудом отвлекаясь от любимой темы, — ведь вы приехали сюда не затем, чтобы выслушивать мои жалобы на беспомощность британской полицейской системы.
Флавия улыбнулась:
— У нас все обстоит примерно так же, если уж говорить начистоту. Я приехала, чтобы получить информацию о Форстере.
Мэнстед кивнул:
— За ним не числится ничего криминального. Он никогда не имел дела с полицией, даже в качестве свидетеля. Но мы, конечно, постараемся помочь вам чем сможем.
Флавия с трудом сдержала разочарованный возглас, хотя ничего другого не ожидала. Боттандо дал неизвестному преступнику прозвище «Джотто» именно потому, что о нем никто ничего не знал. Если такой человек и существует в действительности, то он должен быть кристально чист перед законом и людьми.
— Неужели на него совсем ничего нет, хотя бы на уровне слухов? — спросила она.
Мэнстед долго думал, прежде чем ответить, — он вообще был основательным человеком.
— Практически у всех, с кем я говорил, он вызывал неприязнь, это точно. Но при этом все дружно уверяли меня, что ничего не знают о его бизнесе. А ведь им, казалось бы, нечего бояться — Форстер уже мертв и не сможет никому отомстить.
— Понятно. Как вы думаете: если кому-нибудь из его знакомых сказать, что за последние двадцать пять лет он пощипал практически каждую крупную коллекцию Европы, этот человек удивится?
— Я думаю, любой из них будет в шоке, — ответил Мэнстед. — А что, вы действительно так считаете?
Она покачала головой:
— Не совсем.
— Но ваш босс так думает?
— Он ничего не думает: кое-кто из администрации возражает против его версии.
Мэнстед наблюдал за ее лицом с легкой полуулыбкой.
— Понимаю, — медленно сказал он, — во всяком случае, мне кажется, что понимаю. Один из этих, да?..
Флавия неопределенно хмыкнула, не желая вдаваться в подробности.
— Скажите мне прямо, что конкретно вас интересуем — сказал Мэнстед, решив для себя, что если она не хочет обременять его лишней информацией, то для него это даже лучше.
— Нас бы устроило, если бы оказалось, что его все-таки убили.
— К сожалению, фактов, прямо указывающих на это, у нас пока нет. Ваш коллега… как его имя?
— Коллега? — с недоумением посмотрела на него Флавия. — Ах, Джонатан. Да, и что?
— Видите ли, если бы он не оказался на месте происшествия и не привлек внимание полиции к удивительному стечению обстоятельств — Форстера убили в то утро, когда он должен был встретиться с вашим коллегой по поводу исчезновения какой-то картины, — то его смерть скорее всего зарегистрировали бы как несчастный случай. Да и сейчас многие полагают, что он просто выпил лишнего и поскользнулся на лестнице.
— Как знать, может быть, они правы, — сказала Флавия.
— В самом деле, как знать? — с готовностью согласился Мэнстед. — Но я не сомневаюсь: рано или поздно мы докопаемся до истины. А теперь — может быть, выпьете что-нибудь?
Примерно в то же время, когда самолет Флавии садился в аэропорту Хитроу, Аргайл приступил к делу, которое в большей степени соответствовало его способностям и наклонностям, чем починка водопровода конца девятнадцатого века. За это ему следовало благодарить Мэнстеда, который, будучи человеком добросовестным, позвонил в полицейский участок Норфолка и предупредил коллег, что Форстер, оказывается, находился в международном розыске, в связи с чем к ним на помощь из Италии откомандирован чиновник очень высокого ранга.
Мэнстед немного преувеличил, повысив Флавию в звании, зато добился своей цели: полиция Норфолка не на шутку всполошилась. Первым делом они вспомнили про Аргайла и немедленно послали за ним. Не то чтобы они всерьез рассчитывали на него, но его содействие могло по крайней мере ограничить вмешательство из Лондона. Судя по всему, смерть Форстера все-таки могла быть не случайной, и, если так, она каким-то образом была связана с картинами. Сами они имели весьма смутное представление о ситуации на рынке произведений искусства, поэтому знания Аргайла в этом вопросе были для них единственным шансом оставить дело в своем ведении. Они отлично понимали, что Мэнстед старается использовать любую возможность заявить о себе в прессе; для них это означало, что в случае удачного завершения дела большую часть заслуг он присвоит себе. Следовательно, им нужно было постараться увязать все концы с концами как можно скорее — тогда Мэнстед, возможно, и не стал бы лезть к ним со своими советами.