Дети ночных цветов. Том 2

– Что я почувствовала? – Гвен напряглась, не ожидая, что разговор так быстро поменяет мирное течение обмена любезностями. – Я не знаю.

– Значит, я могу считать, что вы ничего не почувствовали?

– Нет. Не можете. – Гвен почему-то испугалась.

«Разве может взрослая дочь ничего не чувствовать, когда умирает ее мать? Конечно же, нет! Если только…»

Гвен сбивчиво попыталась рассказать о болезни матери, невольно сгущая краски. «А если он только этого и ждет?» – пронеслось у нее в голове, заставляя оборваться на полуслове.

– Почему вы замолчали? – спросил доктор Макнери. Гвен отвернулась и пожала плечами. – Вам неприятно вспоминать женщину, в которую болезнь превратила вашу мать?

– А если бы это случилось с вашей матерью? Что бы вы предпочли запомнить: то, что есть сейчас, или то, что было когда-то давно, в детстве?

– А ваш брат? Как выдумаете, что запомнит он?

– Не понимаю, причем тут Томас, – насторожилась Гвен. – По-моему, мы говорим сейчас только обо мне.

– Разве ваша мать не была и его матерью?

– Была, но… – Гвен заставила себя замолчать, чувствуя подвох.

– Могу я узнать, как Томас перенес смерть матери?

– Я правда не понимаю, почему мы сейчас должны говорить о моем брате, – осторожно сказала Гвен.

– Мы говорим о вас, – возразил ей доктор.

– Не очень заметно, – она глуповато улыбнулась.

– Разве брат сейчас не часть вашей жизни? Большая часть вашей жизни. Нет?

– Да, но я все равно не понимаю…

– Мать тоже была частью вашей жизни. Она умерла, а вы слишком заняты сейчас своим братом, чтобы понять, что самого близкого для вас человека больше нет.

– Томас был для меня самым близким человеком, а я для него.

– Разве Томас не любил свою мать?

– А вы думаете, можно любить свихнувшегося человека?

– Боюсь, моя практика подсказывает, что дети в этом возрасте способны любить любого родителя.

– Дети в этом возрасте любят тех, кто любит их. Так что, боюсь, ваша практика подсказывает вам неверно. – Гвен выдержала взгляд доктора и только потом отвернулась. Он молчал, продолжая наблюдать за ней. Молчал минуту, другую. – Что-то не так? – не выдержала Гвен, бросая на него короткий взгляд.

– Почему вы так решили? – его скрещенные на животе пальцы в очередной раз вздрогнули, привлекая к себе внимание.

– Вы ничего не говорите, ни о чем не спрашиваете меня…

– Вас это смущает?

– Меня?! – оживилась Гвен, сникла, задумалась, осторожно кивнула. – Немного.

– Почему?

– Не знаю. Я ведь на приеме у вас, а не вы у меня.

– Хорошо. И о чем бы вы меня спрашивали? – на лице доктора Макнери появилась едва заметная дружеская улыбка. – Я имею в виду, если бы вы были доктором, а я пациентом?

– Не знаю, – Гвен растерянно пожала плечами, – спросила бы, женаты ли вы, – она посмотрела на пальцы доктора, увидела обручальное кольцо. – Тогда сколько у вас детей? – теперь Гвен посмотрела на стол, где стояла рамка с фотографией.

– Можете посмотреть, – сказал доктор.

Гвен помялась, но затем решила, что отступать уже все равно поздно. Она подошла к столу, взяла фотографию. Два золотовласых мальчика смотрели в камеру чистыми, как небо, глазами.

– Близнецы?! – Гвен повернулась к доктору, невольно улыбаясь.

– Очаровательные, правда? – спросил он, заставив Гвен согласно закивать.

– Вы, должно быть, до безумия любите их, – сказала она, осторожно ставя рамку на стол.

Доктор улыбнулся и покачал головой. Гвен нахмурилась, но продолжила улыбаться, решив, что просто что-то неверно поняла.

– Нет. Вы правы, – сказал доктор, читая ее мысли. – Я не люблю их. Я даже не знаю их имен, – он смотрел на Гвен, изучая ее реакцию. – Это не мои дети. Я даже не знаю, настоящая ли это фотография.

– Но… – Гвен растерянно посмотрела на рамку, которую поставила на стол.

– Я ничего не говорил вам, Гвен. Вы увидели только кольцо, а все остальное додумали сами, решив, если я женат, значит, у меня должны быть дети. – Он выдержал небольшую паузу. – Вы допустили ошибку здесь. Подумайте о своем брате, о том, что вы говорили о его отношении к своей матери. Нет ли ошибки и там? А то, что вы говорили о болезни матери? Нет ни одного документального подтверждения, что у нее была шизофрения, – доктор Макнери сел за стол. – Мисс Мороу, Гвен, могу я спросить вас напрямую? – он посмотрел на нее долгим, пытливым взглядом. Она не дала согласия, но и возражать не стала. – Мистер Адамс рассказал мне, что вы ночевали в комнате матери, на ее кровати.

– Это была случайность, – тихо сказала Гвен, но Макнери продолжил, словно и не слышал ее.

– Сегодня мистер Адамс позвонил мне и сказал, что вы провели ночь на крыльце, в кресле, где ваша мать покончила с собой. Не хотите объяснить, почему?

– Нет, – Гвен перестала смотреть на доктора, уставившись за окно. Родившиеся утром подозрения вернулись.

«Они не хотят проверить мою голову. Они хотят определить меня в сумасшедший дом», – решила она.

– Мисс Мороу?

– Что, Эл? – Гвен наградила Макнери усталым взглядом.

– Я вас обидел?

– Нет.

– Тогда почему вы…

– Потому что в этом нет смысла, – она с трудом смогла удержаться, чтобы не схватить со стола фальшивую рамку с фотографией мальчиков-близнецов и не швырнуть куда-нибудь. – Вы ведь уже все решили, верно? – ей в глаза бросились белые листы на столе. – Сделали уже все необходимые записи?

– Не понимаю, зачем нам это надо? – Макнери выдержал взгляд Гвен, но совершенно не убедил ее. – Мисс Мороу? Вы можете объяснить свои обвинения?

– Зачем?

– Затем, что это ненормально. Вы пришли сюда, чтобы мистер Адамс мог убедиться в вашей способности растить брата в одиночку, а вместо этого я слышу непонятные обвинения в каком-то несуществующем сговоре.

– Так уж и несуществующем! – Гвен искривила губы в улыбке-оскале. – А как же Томас? Думаете, я не понимаю, что все, что вы делаете, имеет целью лишь одно – забрать у меня брата?

– Это не так.

– Тогда напишите то, что убедит Адамса в моем здоровье, и забудем об этом.

– Я не могу.

– Значит, я права, и вы уже заранее все решили. Вы и мистер Адамс.

– Нет. – Доктор Макнери поднялся. Гвен предусмотрительно попятилась к двери. – Пожалуйста, успокойтесь, мисс Мороу.

– Что вы задумали?

– Ничего.

– Тогда сядьте за стол.

– Если вам так будет спокойнее, – доктор подчинился. – Но я хочу, чтобы вы поняли – ни я, ни мистер Адамс не желаем вам вреда.

– Конечно, вам нужен мой брат.

– И брат ваш нам не нужен. Я просто психолог, а мистер Адамс – социальный работник. Поверьте, даже если у вас действительно имеется какое-нибудь психическое расстройство, то никто не заберет у вас Томаса. Вам выпишут лекарство, назначат дни, когда нужно приходить на прием, и все. Никто даже не осудит вас – мы понимаем, смерть матери, смерть любимого человека всегда крайне болезненна и сложна для примирения.

– Ну я же говорю, что вы уже все решили! – Гвен шагнула вперед. – Почему я не могу лечиться у своего врача? Чем плох доктор Лерой? Не такой импозантный, как вы? Согласна, зато он никогда не станет разыгрывать меня фальшивой фотографией несуществующих близнецов!

– Это просто часть терапии…

– Ах, значит, вот как вы собираетесь меня лечить?! Простите, но так вы быстрее сведете меня с ума, чем вылечите! Хотя этого, думаю, вы и добиваетесь! – Гвен замолчала, тяжело переводя дыхание. Доктор Макнери устало покачивал головой. – Что, уже придумали для меня диагноз?

– Нет, мисс Мороу. Пока нет, – он говорил так тихо, словно хотел проверить ее слух.

– Значит, я могу идти? – Гвен впилась в него усталым взглядом. Доктор Макнери не ответил. – Значит, могу.

Она развернулась, сделала несколько неуверенных шагов к двери, услышала голос доктора, остановилась.

– Как сильно вы ненавидели свою мать, мисс Мороу? – спросил он. Гвен решила, что отвечать нет смысла, сделала еще пару шагов к выходу. – Как сильно ваш брат любил вашу мать?