Страница 73 из 78
Пергеллен перебил их по воксу.
— Говори, брат, — отозвался Нумеон на вызов Железнорукого, активируя бусину в ухе.
— Я вижу наших бывших кузенов.
— Сколько?
— Больше, чем нам бы хотелось.
— Значит, это наши последние часы.
— Видимо, так, брат, — ответил Железнорукий. В его голосе не было ни сожаления, ни печали. Они были не нужны. Только один долг оставалось им исполнить.
Нумеон поблагодарил скаута и закрыл канал.
— Подготовь остальных, — сказал он.
Леодракк уже отворачивался, чтобы приступить к выполнению приказа, когда Нумеон схватил Погребального брата за руку.
— Я знаю, Артелл, — сказал ему Леодракк, хлопнув Погребального капитана по плечу. — За Шена, за Ската, за них всех.
Нумеон кивнул и отпустил его.
— С этого расстояния они на самом деле выглядят великолепно, — сказал Нумеон, когда Леодракк ушел. Он наблюдал за вспышками молний над пепельными пустошами.
— Мне на ум приходит слово «смертоносно», — ответил Грамматикус. Он стоял рядом с Погребальным капитаном.
— Таково большинство красивых вещей в природе, Джон Грамматикус.
— Не знал, что ты философ, капитан.
— Когда видишь вблизи ярость планеты, когда на твоих глазах горы изливают наружу пламя, и небо алеет от горячей золы, а свет их раскаленного дыхания отражается от пепельных облаков, то учишься ценить такую красоту. Иначе не остается ничего, кроме трагедии.
— Все возвращается к земле, — пробормотал Грамматикус.
Нумеон покосился на него?
— Что?
— Ничего. Ты правильно поступаешь.
— Твое одобрение мне не нужно. — Саламандр повернулся к Грамматикусу и взглянул на него сверху вниз. Лицо его было непроницаемо. — Предашь меня — и я найду способ убить тебя. В противном случае я отвезу тебя на Ноктюрн и покажу те самые огненные горы.
— Вряд ли я увижу в них ту же красоту, которую видишь ты, Саламандр.
Глаза Нумеона вспыхнули холодным огнем.
— Да, не увидишь.
Человек почувствовал позади присутствие третьего. Нумеон ему кивнул:
— Хриак, готово?
— Все устроено, план сформирован.
Грамматикус приподнял бровь:
— Какой план?
Нумеон улыбнулся. Человек явно нервничал.
— Боюсь, он тебе не понравится.
Глава 31 Несущий рассвет
Я назвал его Несущим рассвет по вполне определенной причине.
Имена важны для оружия — они дают смысл и содержательность предметам, иначе бы бывшими просто боевыми инструментами. Керз никогда не уделял этому вопросу много внимания. Его заботили куда менее сентиментальные и куда более кровавые вещи. Заостренная металлическая палка и идеальный меч, выкованный мастером своего дела, были для моего брата одинаково хорошо, коль скоро они одинаково убивали. Поэтому Керз совершил промах, и поэтому я сделал Несущий рассвет именно таким. Он в буквальном смысле принесет свет.
А теперь он лежал передо мной в сердце Пертурабовского лабиринта, но не к нему сейчас был прикован мой взгляд.
Оба они были мертвы. Я знал это, едва пересек порог, но все же вид их обескровленных тел наполнил меня горечью.
— Они были мертвы еще до того, как я сюда вошел? — спросил я.
К моему удивлению, Керз ответил.
— Еще до того, как ты оказался на корабле.
Его голос звучал бестелесно, но возник он явно откуда-то из сердце лабиринта.
Разумеется, там был Неметор. Иначе и быть не могло. Он был последним сыном, которого я видел. Керз знал, что это станет для меня источником особой боли. Второй заставил меня горевать по иной причине, ибо он был частью братства, которое я всегда считал своим советом.
— Скатар'вар, — прошептал я его имя, поднимая руку, чтобы дотронуться до иссохшего тела, но остановил себя.
Отведя взгляд от мертвых сыновей, я сдержал желание немедленно снять их с цепей, на которых они висели, как куски мяса, и сосредоточил внимание на Несущем рассвет.
Молот был точно таким, каким я его помнил. Покоясь на железном постаменте, он выглядел достаточно безобидно, но без ложной скромности должен заметить, что молот был лучшим моим творением. Он наполнял сиянием это место, в сравнении казавшееся тусклым и уродливым.
Сердце Железного лабиринта являлось восьмиугольной комнатой, поддерживаемой восемью толстыми колоннами. Темный металл словно поглощал свет, впитывал в свои грани, как обсидиан. Но он был всего лишь железом — на стенах, на потолке, на полу. Тяжелое, плотное, лишенное каких-либо украшений… Точнее, я так сначала решил.
Задержав на металле взгляд, я начал различать отчеканенные в нем линии — лица, кричащие, навеки застывшие в чистейшей агонии. Под арками, которые образовывали колонны, висели гротескные, уродливые статуи. Они были монстрами, вырванными из горячечных кошмаров безумца и воплощенными в железе. Одинаковых среди них не было. Одни имели рога, другие — крылья или копыта, перья, когти, загнутые клювы, раздутые пасти. Они вызывали омерзение и ужас, и я не мог даже представить, что побудило моего брата создать их.
Если это место было сердцем, то сердце это представляло собой почерневший от рака орган, чье медленное биение было подобно похоронному звону.
Не видя других вариантов, я подошел к постаменту и протянул руку к молоту. Меня остановил энергощит, вспыхнувший актиническим светом в ответ на мое прикосновение и заставивший меня отпрянуть.
— Ты ведь не думал, что я позволю тебе просто так подойти и взять его? — прозвенел голос Керза из ниоткуда и отовсюду одновременно, как и раньше.
Я отошел от постамента, настороженно вглядываясь в тени. Врата, через которые я вошел, между тем начали закрываться. Но я не собирался ими пользоваться. Выхода за ними не будет. Конец моим мучением можно будет положить лишь здесь, с братом.
Когда двери захлопнулись, воцарилась полная темнота. Здесь не было ни люминосфер, ни факелов, ни ламп. Я опять дотронулся до энергощита, вызвав всполох, кратко осветивший молот, но тут же угасший, как пламя задутой свечи. Всполох не дал мне толком осмотреться, но я все же повернулся, уверенный, что одна из статуй шевельнулась.
— Подобные тактики запугивания могут работать на смертных, но я примарх, Конрад, — заметил я, благодарный отцу за то, что в эти последние минуты он дал мне ясность сознания. Она понадобится мне для схватки с братом. — Достойный своего титула.
— То есть меня ты считаешь недостойным, Вулкан?
Голос раздался из-за спины, но я знал, что это обман, и устоял перед желанием обернуться.
— Неважно, что я думаю, Конрад. Или что думают остальные. Твое отражение перед тобой, брат. Разве ты сам этого не видишь?
— Не надейся спровоцировать меня, Вулкан. Мы для этого слишком далеко зашли.
— Думаешь, в темноте не будет зеркал, не будет ничего, что отразит твою ничтожность? Поэтому ты прячешься, Конрад?
Я начал поворачиваться, почувствовав, что брат близко, хотя и не зная, где именно он находится. Он был одарен, что бы я ни утверждал, пытаясь задеть его, и немало похож на Корвуса, хотя методы его значительно отличались от тех, что использовал Повелитель Воронов.
— Ищешь меня, Вулкан? Хочешь попробовать снова, как тогда, на Хараатане?
— Зачем мне этого хотеть? Ты ниже меня, Конрад. Во всем. И всегда был. У Владыки страха нет земель и подданных — лишь трупы, что он оставляет после себя. Твоя власть — ничто, ты — ничто.
— Я Ночной Призрак!
И наконец Керз подчинился своей самоуничижительной ненависти, своему патологическому нигилизму, и предстал передо мной.
В сердце лабиринта Керз наконец выходит на бой с Вулканом
Одна из статуй, свисающих с арки, — рукокрылое создание, которое я сначала принял за каменную гаргулью, — медленно расправила крылья и спрыгнула на пол. Это был он, и в руках он держал длинный зазубренный меч.
— Мы с тобой — грозные орудия, Вулкан, — сказал он мне. — Позволь тебе продемонстрировать.