Страница 44 из 51
— Но не убеждения, месье Крафт. Это разные вещи. Я извиняюсь, что перебил вас.
— Нет, нет! Вы к месту сказали. Если он готов отдать жизнь, то отдаст и убеждения — они ведь ничто по сравнению с жизнью. Ни-что!
— Так что там с Мэри?
— Что с Мэри? В самом деле — что с Мэри?
Крафт, похоже, играл когда-то в домашнем или школьном театре и теперь вспомнил какую-то свою роль: сделал дурацкую физиономию, что должно было выражать крайнее удивление.
— Что случилось с Мэри Локс? А с Мэри Локс случилось вот что, месье Сен-Бри. Милая девочка отправилась на каникулы в Соединенные Штаты Америки. Сейчас это модно. Дети состоятельных родителей едут к нам, в Америку, чтобы своими глазами посмотреть на чудо, совершенное на диком континенте всего за двести лет. Поехала, а точнее, полетела, и Мэри. Примерно три, а может быть уже и четыре часа назад ступила она на американскую землю. Но бедная девочка сделала оплошность — недооценила бдительности наших властей и строгости законов. В ее багаже обнаружены наркотики. Героин, или, как его называют на жаргоне, «черный сахар». И Мэри попалась. Вот, собственно, и вся история.
— Ловко сработано.
— Да. Но мы с вами займемся другой стороной дела, месье Сен-Бри. Кто-то должен встретиться с Эдди Локсом, а этим «кто-то» пусть будете вы, и обрисовать положение фигур на шахматной доске событий. Любимая дочь европейского миллионера совершила преступление, намереваясь ввезти в Америку крупную партию наркотиков, и за это должна предстать перед судом. Естественно, Локс наймет самых знаменитых адвокатов. Все равно, месье Сен-Бри, силы неравные — Локсу не одолеть Центральное разведывательное управление. Мэри будут судить по всей, строгости закона, но… Есть одно «но», которое Локс должен хорошо усвоить. Но высшая власть страны может ходатайствовать перед правосудием о смягчении приговора. Дело реальное и законное. Однако возможное лишь в том случае, если Локс окажет услугу Америке. Тогда мы будем с ним квиты. В противном случае к иностранке Мэри Локс применят самый суровый параграф, дабы примерно наказать — в назидание другим.
— Локс знает об аресте дочери?
— Пока еще нет.
— Вы хотите, чтобы об этом сообщил я?
— Да. Поэтому и в прессу пока еще ничего не попало. Пусть узнает первым от вас.
— Нет, месье Крафт. Пусть Локс узнает столь неприятную весть из газет или по иным каналам, но не от меня. Пусть он выместит все свои нервные разряды на ком-то другом, но не на мне. Люди не любят тех, кто приносит дурные вести.
— Но мы уже так решили.
— Перерешите. Вы не учли психологический нюанс. Представьте, являюсь я к Локсу и объявляю, что его дочь задержана с контрабандой героина. Как реагирует барон? Бросается выяснять, спасать, влиять — одним словом, вызволять своего ребенка. И Локсу в тот момент нет дела до ваших комбинаций, ему не до сделки. А ведь я, по вашим расчетам, должен явиться к нему именно за тем, чтобы предложить сделку с собственной совестью. И главная задача моей миссии заранее обречена на непонимание, на провал. Нет, месье Крафт, я должен появиться как спасательный круг — тогда, когда Локс поймет, что бессилен. А сейчас, в переполох, я не могу лезть со своими, вернее, с вашими грязными предложениями.
— Почему же это с грязными?
— Да потому, что они не чистые и честные, а грязные, не правда ли, месье Крафт? Мы ведь с вами циники по большому счету, и не будем играть в благородство, кому это надо?
— Хорошо. Что вы предлагаете?
— Выждать. Пусть Локс поскорее узнает, что девочка за решеткой. Пускай поймет, что ей грозит и что компромисс невозможен. Тогда-то барон, скорее всего, возьмется за поиски нелегальных путей, чтобы спасти Мэри. И тут появляюсь я с вашими условиями.
— Пожалуй, вы правы. Я доложу.
Через час промокший и продрогший Клод рассказывал Жан-Полю за стойкой бара о замысле американцев.
— Ты правильно сделал, что отказался сообщить Локсу об аресте дочери. Последствия могли быть непредсказуемыми. Никто не знает, как поведет себя барон, что выкинет в столь экстремальной ситуации. Сейчас надо очень внимательно следить за всеми его поступками. Скажи об этом Крафту. Американцы и мы должны знать абсолютно все, что станет делать Локс.
Первое, что сделал барон Эдди Локс, узнав о несчастье, постигшем дочь, был телефонный звонок в авиакомпанию с просьбой достать место на самолет, вылетавший в тот день в Нью-Йорк. Но ни одного свободного кресла не оказалось. Тогда Локс потребовал зачитать ему список пассажиров и, услышав имя знакомого коммерсанта из фирмы «Адидас», связался с ним и уговорил уступить билет. Жена Элен хотела было отправиться вслед ближайшим самолетом, но Локс запретил.
В Нью-Йорке барон развил бурную деятельность — ежедневно бывал у Мэри в тюрьме, в полиции, у адвокатов, посетил кое-кого из сильных делового мира. Но дней через десять начал понимать, что бьется лбом о каменную стену. Окольными или подчас прямыми намеками ему давали понять, что положение гиблое. Даже адвокаты разводили руками — все улики против Мэри, в ее чемодане таможенники обнаружили двухкилограммовый пакет чистейшего героина. Мэри клялась, что понятия не имеет ни о каких наркотиках, что это провокация. Но когда в одной из телевизионных передач президент США, читая по бумаге, объявил о своей решимости серьезно взяться за борьбу с наркоманией, Локс почувствовал, что все его усилия теперь напрасны — Мэри попала в самый эпицентр кампании по борьбе с наркотиками.
Крафт передал Клоду сообщение из Нью-Йорка: Локс деморализован, подавлен, днями возвращается. Суд над Мэри отложен на неопределенное время для дополнительного расследования и выявления соучастников.
Клод отправился в Соседнюю страну поездом. Вагоны были почему-то очень старые, видимо, еще довоенные, паровоз, тоже стародавней модели, тащился медленно, словно в прошлом веке. Клод полюбопытствовал у проводника, что за странный состав, и тот объяснил, что это музейный поезд прошлых времен — ходит раз в неделю для потехи и развлечений. Но всегда есть желающие проехаться именно на старинном поезде.
Дряхлый, сморщенный проводник, он же и кондуктор, в изъеденной молью форменной фуражке рассказывал обстоятельно, как экскурсовод, о том, когда были построены эти вагоны, об особой категории пассажиров, предпочитающих неторопливый поезд прошлого.
— Вы, должно быть, давно служите на железной дороге? — спросил Клод, чтобы поддержать разговор.
— Да, месье, изрядно. Мог бы пойти на пенсию, но администрация хочет, чтобы кондуктором в старом поезде был старый человек.
Прощаясь на своей остановке, Клод протянул старику стофранковую банкноту.
— Это вам за услуги.
Кондуктор был сильно удивлен.
— Помилуйте, месье! Совсем как в давние времена, когда богатые давали на чай такие деньги. Но вы-то не похожи на богача.
Фраза старика заставила Клода приглядеться к себе. Проходя мимо стеклянной витрины, остановился, рассмотрел отражение: «Нет, конечно же, я не выгляжу богачом, а иду к миллионеру». И он отправился в дорогой магазин готового платья, где переоделся во все новое и модное.
— Господин барон Локс никого не принимает, — резким голосом объявила сухопарая коротко стриженная секретарша неопределенного возраста, но определенно с плохим характером.
Клод был готов к такому приему и предусмотрительно приготовил короткую записку: «Я к вам по делу Мэри», запечатанную в конверт, который протянул стражу покоя Локса.
— Передайте барону, а я подожду.
Через минуту секретарша появилась в приемной и тем же резким, но еще и с нотками недовольства голосом пригласила Клода в кабинет.
Высокий плотный мужчина поднялся из-за овального письменного стола и так, стоя, не говоря ни слова, молча разглядывал посетителя. Клоду сделалось не по себе. Внутренне вдруг растерялся, даже оробел. Но тут же взял себя в руки.
Локс брезгливо приподнял двумя пальцами, как дохлую мышь за хвост, его записку. И не сказал при этом ни слова.