Страница 20 из 171
– В моем бокале – ветхозаветная сивуха. Абсолютно точное название. Можешь внести поправку в ассортименты сразу всех ваших трактиров.
– Поправка внесена, эвандр. Назовите себя.
– Зачем? – Кир-Кор бросил в рот шарик желто-зеленого льда.
– Я обязан фиксировать интеллектуальную собственность.
– Для чего?
– Для защиты авторских прав. Вы – автор названия.
Лед растаял, на языке обозначился специфический вкус маринованного огурца.
Сервобытавтомат не унимался:
– Будьте любезны, эвандр, назовите себя.
– Маркиз де Карвен. Действительный член Академии фантомных наук, кавалер орденов Святого Духа, Двойного Дракона, близкий друг Франсуа Пьера Гийома и Владимира Федоровича Одоевского.
– Род занятий на Театральном?
Кир-Кор посмотрел в проход между ширмами, откуда должна была появиться одежда.
– Я это… солист.
– Певец?
– При соответствующем настроении…
– Костюм под девизом «Маркиз де Карвен»! – торжественно провозгласил представительский баритон автобыткутюрье.
В проходе между ширмами плыла, покачиваясь в воздухе, прозрачная капсула овальной формы. «Боюсь, поздновато, – подумал Кир-Кор. – Боюсь, мои авторские права уже взяты здесь под защиту».
Он быстро оделся. К его удовлетворению, новая одежда мало чем отличалась от той, в которой он имел честь предстать перед аборигенами архипелага. Можно сказать, не отличалась ничем. Белая рубаха из тонкой, струящейся ткани. Брюки, расшитые серебром, – точная копия прежних. «Каким ты здесь объявился, таким ты отсюда уйдешь», – продекламировал внутренний голос. «Нет, – подумал Кир-Кор, – не таким. Отсюда я ухожу без Винаты. Надо уйти без нее…»
Выбираясь подбассейновым коридором в нижнюю часть парка, он ощупал карманы и не нашел вадемекум-жетона. Остальные карманные вещицы были в наличии. Возвращаться на поиски не хотелось. Ладно… семь бед – один ответ.
Потеря была неприятной. Лучше бы исчезло что-нибудь другое. Технически непригодный после недавнего разогрева платиновый кругляк тем не менее продолжал играть роль особой метки МАКОДа. Нечто вроде удостоверения личности постороннего для этой планеты субъекта. Утрата жетона осложнит де-юре даже саму процедуру ареста… «Не надо нервничать, – успокоил внутренний голос, – уж как-нибудь тебя арестуют».
Нижняя часть парка состояла из двух обширных террасовидных куртин, разделенных гранитным откосом. Ни единого лучика не пробивалось со стороны катаготия сквозь зеленые гигантские шапки высокоствольных ирвингий. Над откосом, источая неприятно резкое голубое свечение, мерно вращал Колесо Времени бородатый Кронос. Кир-Кор отметил, что это первая встреченная им на острове стандартно-городская скульптура – матричная комбинация светопластики и стекла. Мышцы обнаженных серо-голубых рук длиннобородого скорбного труженика Вечности мерно вздувались и опадали в голубом мареве мультиоптических блоков стеклянной болванки, серо-голубое Колесо мерно перемалывало цифирь. За мулътиоптической плоскостью Колеса кто-то плакал. Кир-Кор подошел к пылающему голубизной трехметровому диску. Он сразу понял, кто плачет по ту сторону Колеса, – ментапортрет оскорбленной блондинки надолго, видно, врезался в память. По ту сторону Колеса – между скульптурой и откосом – не было ничего, кроме бордюра шириной с ладонь. Один неверный шаг… Ему стало очень не по себе. Он проворно обогнул светящийся монолит стеклянного диска и увидел профиль ее запрокинутого лица (не иначе – последний взгляд в звездное небо). Она еще стояла на бордюре, но ее падение уже началось – центр тяжести напряженно выпрямленного тела невозвратно сместился к откосу, и запоздалый рефлекторно-судорожный взмах руками уже не мог вернуть ей вертикальную устойчивость. Сдавленный вскрик. Даже не вскрик – смертный стон измученного существа. Кир-Кор схватил ее за запястье. Тело несчастной, вдруг утратив мышечную упругость, безвольно обвисло, и было слышно, как падает вниз, шаркая и колотясь о гранитные глыбы откоса, ускользнувшая туфелька.
Держа блондинку за руки на весу, точно ребенка, он перебрался с бордюра на ковротуарные плиты, перешагнув через кусты зеленого ограждения. Огляделся. Уложить ее здесь было негде. Ближайшая парковая скамья светила катофотами далеко за пределами голубых владений Повелителя Времени. Как быть?..
Молодая полуобутая женщина, беспомощно обвисшая в его поднятых руках, напоминала распятие. Он посмотрел ей в лицо. Настроился на ясночувствие, нащупал и «развернул» спиральки остаточного напряжения аффектации. Спазм сосудов головного мозга, по-видимому, прекратился – ультрамариновые ресницы на припухших от слез серебристо-фиолетовых веках затрепетали. Нельзя было позволить ей открыть глаза прежде, чем удастся погасить пылающие костры двух воспаленных точек гипоталамуса. Какой по счету будет нарушен сейчас параграф МАКОДа?..
– Тяжелы веки твои, ангел мой, тяжелы неподъемно, – заговорил Кир-Кор, используя самые мягкие фонемы геялогоса. – Прекрасным глазам твоим не нужен пока яркий свет. Тебе не нужно пока ничего, кроме легкого сна. Сон… умиротворительный сон-мечта владеет тобой. Твои сновидения птицами реют среди серебряных лун и синих цветов…
Она подняла голову, обнажив незагорелую, бледную шею, лицо ожило – озарилось потаенным смыслом, глаза (как и было задумано) остались закрытыми. «Классический вариант лечебно-гипнотического транса, – отметил внутренний голос. – Поздравляю, медиум-дилетант, но лечение словом у тебя на этом кончается». Внутренний голос был прав: психоанастезией быстро и действенно гипоталамусу не поможешь, здесь нужна ментакинетическая (страшно сказать) хирургия. Или хотя бы волновые уколы в структурную область, ответственную за жизнекачество инстинкта самосохранения. Иначе инстинкт может опять не сработать… «Не помнишь, чего там положено за „особо дерзкие“ нарушения?» – подумал медиум-дилетант. «Плевать», – сказал внутренний голос. «Плевать», – согласился профессионал-волновик, готовясь к «особо дерзкому злоупотреблению кинетикой биоэнергетического воздействия». Медиум (на всякий случай) продолжил:
– Грудь твоя в полете за нежными птицами снов невесома, дышит легко. Светла и легка голова, невесомы руки и плечи…
Сухой щелчок под ногами чуть не испортил все дело. К счастью, медиум мгновенно сообразил, что это мог быть звук падения на тротуар второй туфельки. Хирург-волновик попросил медиума не отвлекаться.
Точки-костры гипоталамуса потускнели, утратив опасную яркость…
Кир-Кор позволил себе расслабиться и осторожно опустил спящую так, чтобы ступни ее коснулись ковротуара.
– Бедра твои наливаются тяжестью, – объяснил он ей утрату псевдоневесомости, – ноги прочно стоят на земле. Я за тебя спокоен. Через минуту руки твои лягут на бедра, ты проснешься и забудешь мой голос. – Разжав пальцы, он освободил запястья своего неожиданного пациента, мельком взглянул на часовые цифры Колеса Времени и не замедлил отойти к изгибу ковротуара, откуда начинался отмеченный двумя гранитными орлами спуск с откоса.
Было тихо. Даже цикады умолкли. Он обернулся. Она продолжала стоять неподвижно и прямо. Чуть запрокинутая голова и поднятые к небу руки создавали странную и несколько романтическую иллюзию ночной молитвы. И рядом – серо-голубой неутомимый бог с ужасным своим Колесом… Руки ее медленно опустились. Кир-Кор посмотрел в звездное небо и зашагал по каменным ступеням вниз. До рассвета оставалось немного – час с небольшим. Будет лучше, если арест состоится на берегу. Под рокот прибоя. Подальше от посторонних глаз.
У подножия откоса его нагнал и заставил остановиться диковинный звук. Вернее – созвучие. Гортанный зов колдуна первобытного племени. Каменный век… Созвучие слетело откуда-то сверху. Было бы только логично, если бы за такого рода созвучием последовали рев и прыжок махайрода – ах какая была бы игра на финише ночи тигра! Но вместо рева последовало… пение.
Кир-Кор замер, застыл под откосом. Замерло все – парк, остров, прибой, океан, сама ночь – все затаило дыхание. Нет, подобного пения ему еще никогда – решительно никогда! – не доводилось слышать. Редкостной чистоты женский голос естественно, без особых усилий и, как говорится, в свое удовольствие воспроизводил диковатую, языческую мелодию в диапазоне четырех октав. Словно бы в дебрях дремучих лесов нарождалось что-то живое, огромное, доброе, заполняло просторы степей, перекликалось с эхом глубоких пещерных провалов, звенело в струях тугой студеной воды ледниковых озер, широченным разливом впадало в моря, гулко распространялось в горах и победно кричало где-то за облаками…