Страница 5 из 28
— А, я понял! — воскликнул Мандрэг с видом сильнейшего отвращения. — Это действительно и не Пиранделло, и не водевиль. Вы хотите сыграть мерзкую роль доброго дядюшки.
Джонатан поднялся и встал у камина, протянув руки к огню. Он был коротконогим, небольшого роста, но держался прямо. Пристально глядя на него, Мандрэг размышлял: «Не отблеск ли огня сделал усмешку Джонатана такой злобной, не толстые ли стекла очков придали его лицу выражение жуткой непроницаемости?»
— Ну что ж, — пробормотал Джонатан. — Почему бы и нет? Миротворец, это совсем неплохо. Вы, наверное, хотите пройти к себе, Обри. Разумеется, ваша, как всегда, синяя комната. Дождь кончился. Давайте выглянем ненадолго на улицу, прежде чем идти переодеваться к обеду. Хотите?
— С удовольствием.
Они вышли из библиотеки и прошли через большой холл. Ветер стих, и когда Джонатан открыл тяжелую входную дверь, в доме запахло землей, едва прикрытой снегом, и вползла та особая тишина, которая бывает лишь в сумерки в горах.
Они вышли на широкую террасу перед домом. Внизу сквозь деревья смутно мерцали огоньки близлежащей деревушки, а еще ниже, милях в четырех, в долине светились окна нескольких редко разбросанных домов. На небе, с юга, мерцали звезды, но на севере, над вершиной горы Ненастной, была сплошная мгла. И когда Джонатан и гость повернулись туда, они почувствовали обжигающее ледяное дыхание.
— Ужасно холодно, сэр, — сказал Мандрэг.
— Что-то надвигается с севера, — ответил Джонатан. — Такое ощущение, что пойдет снег. Что ж, прекрасно. Вернемся в дом.
Глава 2
СЪЕЗД ГОСТЕЙ
На следующее утро Мандрэг заметил, что хозяин дома пребывает в состоянии крайнего возбуждения. Несмотря на некоторую вычурность манер и типичный скорее для старых дев педантизм, даже злейший враг не назвал бы Джонатана слабым и изнеженным человеком. Но были все же в его характере черточки, не совсем обычные для мужчин. Например, он любил наводить в доме уют, прекрасно составлял букеты. И когда из цветочного магазина Большого Чиппинга привезли три ящика с цветами, Джонатан, нацепив передник домоправительницы, с восторгом бросился их разбирать, отправив Мандрэга в теплицу за туберозами и гардениями. Он заявил, что составит такие же букеты, какие вытканы в будуаре на парчовых виньетках. Мандрэг же, которому по вкусу были только засушенные цветы, удалился, прихрамывая, в библиотеку, где и принялся обдумывать новую пьесу. В ней он собирался изобразить сразу двенадцать сторон одного человеческого характера и затруднялся лишь придумать ситуацию, в которой они проявились бы все разом.
Утро было тихое и очень холодное. Ночью прошел небольшой снег. Небо стало свинцовым, и вся природа застыла в ожидании могущественной недоброй силы, идущей с севера. Джонатан несколько раз жизнерадостно повторил, что будет сильнейшая буря. Во всех комнатах для гостей разожгли камины, и из труб поднимались столбы дыма, по цвету намного светлее неба, которое они, казалось, подпирали.
Где-то высоко в горах фермер медленно гнал стадо овец. Доносившиеся оттуда звуки были усыпляющими и до жути близкими. Весь день небо оставалось таким темным, что лишь по изменению теней можно было догадаться, что время не застыло. Во время ленча пришлось зажечь свет. Мандрэг признался, что почти физически ощущает, как дом наполняется предчувствием бури, но какой? Той, которая разыграется в природе, или той, что случится в его стенах?
— Сегодняшний день внушает мне суеверный ужас.
— Я хочу позвонить Сандре Комплайн и предложить им всем приехать к чаю, — сказал Джонатан. — Часам к шести пойдет снег. Что вы скажете о доме, Обри? Как он выглядит?
— Роскошным и ожидающим гостей.
— Чудесно. Вы уже закончили? Пройдемся по комнатам, посмотрим все еще раз. Господи, я уже давно не ждал гостей с таким нетерпением.
Они обошли комнаты. В парадной гостиной, которой Джонатан пользовался редко, в каминах, расположенных друг против друга, пылали кедровые поленья. Кресла и диваны здесь были в чехлах из блестящей французской материи.
— Обычно миссис Паутинг занимается этим с наступлением лета. Но мне захотелось, чтобы и сегодня все вокруг было ярким. К тому же эти чехлы хорошо сочетаются с цветами. Полюбуйтесь на мои букеты, Обри. Не правда ли, они чудесно выглядят на фоне драпировки стен? Смотрите, просто поэмы в красках.
— Гармония будет вовсе полной, когда здесь появятся семь разгневанных физиономий, — сказал Мандрэг.
— Не пугайте! В мгновение ока все начнут улыбаться, можете на меня положиться. Но я совсем не огорчусь, даже если их не удастся примирить. Тогда наш спектакль будет не таким приятным, но еще более увлекательным.
— А вы не боитесь, что они просто откажутся оставаться под одной крышей?
— Уж на одну-то ночь они во всяком случае останутся, а завтра начнется такое ненастье, что у них волей-неволей не будет выбора.
— Ваше присутствие духа меня восхищает. А что, если они станут дуться каждый в своей комнате?
— Не смогут. Я этого не допущу. А признайтесь, Обри, что вам все-таки интересно и вы немножко возбуждены?
Мандрэг ухмыльнулся.
— У меня такие неприятные ощущения, как будто я нервничаю перед первым выходом на сцену, но должен признаться, вы правы, мне это все безумно интересно.
Джонатан польщенно улыбнулся и взял его под руку.
— Вы должны взглянуть на спальни, будуар и маленькую курительную. Я позволил себе там немного позабавиться. Все это ребячество, но, может, развлечет вас. Символика, конечно, примитивная. Но, как пишут в рекламах цветочных магазинов, «я все высказал в цветах».
— А что именно?
— Что я думаю о каждом из них.
Они прошли через холл в комнату налево от входной двери. Эту комнату Джонатан называл будуаром. Она была убрана в изысканном неоклассическом стиле. Стены окрашены в светло-зеленый цвет и задрапированы французской парчой с изящно вытканными гирляндами цветов, которые повторялись в букетах, сделанных Джонатаном и расставленных им на подоконнике, на старинном клавесине и на письменном столе.
— Вот, — сказал Джонатан, — надеюсь, дамы соберутся здесь поболтать, может быть, написать письмо или повязать. Должен вам пояснить, что мисс Клорис записалась в женскую вспомогательную службу ВМС и, пока ее не призвали, заполняет временное бездействие бесконечным вязанием носков. Моя родственница Херси тоже неукротимая вязальщица. Уверен, что и бедная Сандра усердно занимается какой-нибудь самой отвратительной работой.
— А мадам Лисс?
— Ну, вообразить мадам Лисс, окруженную мотками шерсти цвета хаки, способен только сюрреалист. Попробуйте. Я уверен, что вам это удастся. Пойдем дальше.
Дверь из будуара вела в маленькую курительную, в которой Джонатан, следуя духу времени, все-таки решился установить телефон и радиоприемник, но которая во всем прочем оставалась после смерти его отца без изменений. Здесь стояли кожаные кресла, висели гравюры на спортивные сюжеты, коллекция оружия и выцветшие фотографии Джонатана и его однокашников по Кембриджу. На снимках они застыли в смешных позах, характерных для фотографий девяностых годов прошлого века. Над камином разместилось полное снаряжение для ловли форели: удилище, леска и искусственная мушка.
— Видите, здесь я расставил горшки с душистым табаком. Конечно, это слишком нарочито, но я не удержался. Теперь в библиотеку.
Дверь из курительной вела в библиотеку. У библиотеки был самый обжитой вид во всем доме, и действительно, большую часть свободного времени Джонатан проводил именно здесь, среди книг, в выборе которых ощущался причудливый вкус многих поколений, и было ясно, что только немалые средства позволяли удовлетворять эти причуды. Сам Джонатан щедро увеличил коллекцию. Выбор его был весьма странен: от переводов турецкой и персидской поэзии до работ самых заумных современных авторов и учебников по криминалистике. Он читал все без разбора, но неизменным оставалось его преклонение перед елизаветинцами[2].
2
Условное название писателей, творивших в конце XVI — начале XVII веков в царствование королевы Елизаветы I Тюдор и короля Якова I Стюарта. К ним относятся Дж. Лили, Б. Джонсон, У. Шекспир.