Глобальное потепление

— Чопик! — возмутился Иннокентий. — Она у тебя разве до сих пор не готова? Я же еще когда говорил!

— Ты говорил, не горит… — вспомнила наконец Юлька. — Ладно. Завтра сброшу.

— С утра.

— С утра, договорились. Пока, Кеша.

Мужа-два почему-то рядом уже не было: нетипично для него, Юлька даже заволновалась. Из-за дверной створки, раскрытой настежь, доносились боевые детские вопли. Натянув шорты и топик, вышла в коридор и умилилась нарисовавшейся картине.

В проеме наружной двери высились, как две скалы у входа в пролив, первый муж и муж-два, такие непохожие, замечательные, красивые, смешные и любимые. На каждом попеременно висло по двое детей, причем ротация происходила столь молниеносно, что уследить за ней Юлька не успевала — словно за бурлением волн и пены вокруг скал. Все дети что-то одновременно орали, и оба мужа одинаково страдальчески сводили на переносицах черные и соломенные брови.

— Иннокентий звонил! — радостно провозгласила Юлька.

Дети на секунду замолкли, а мужья синхронно повернули физиономии, на которых не отразилось ничего, кроме враждебного недоумения. Ни черта они не смыслили в Юлькиных проектах, проблемах и творческих планах, просто не утруждали себя тем, чтобы въезжать и помнить, — а ведь она рассказывала, и в подробностях, и сколько раз! — и одному, и другому. И вроде бы даже слушали. А ну их.

— Короче, сегодня я работаю, — сообщила она, пользуясь паузой относительной тишины. — Полночи уж точно. Борщ в холодильнике, разогреешь. А ты пельменей свари, что ли.

Первый муж состроил козью морду. Юлька вздохнула. Готовить одновременно обоим ну никак не получалось, хоть ты тресни.

Разве что иногда по выходным.

РОСТ ЦЕН НА ФРУКТЫ: текст Чопик, камера Василенко, хр. 1 мин. 32 сек.

Подводка: Сегодня на закрытом заседании профильной комиссии были озвучены некоторые цифры по прогнозам урожая банановых и других основных сельскохозяйственных культур на текущий год. Как сообщает агентство «Информ-пресс», уже в июле с посевных площадей центральных черноземных областей нашей страны будет собрано в среднем 11,32 тонн бананов с гектара. Хотелось бы верить, что эта цифра в какой-то степени отражает реальность. Наши корреспонденты провели небольшое расследование на одном из рынков столицы нашей страны.

Стенд-ап: Вот эта гроздь бананов, сейчас мы ее взвесим, обойдется покупателю — сколько там?., ну ни фига себе, — в достаточно круглую сумму: двадцать восемь семьдесят пять. Хотя еще на прошлой неделе получилось бы уложиться в двадцатку.

Текст: Как известно, в нашей стране имеется ровно четыре причины для подорожания чего-либо: зима, весна, лето и осень. Говоря об очередном росте цен на отечественные бананы, продавцы апеллируют к зиме.

Синхрон (продавщица): Так ведь заморозки-то были под Новый год, у нас же все-таки не Африка. Вот они и того… подмерзли, бананчики-то, неурожай. А вы яблочек возьмите. Вон какие красивые яблочки из Антарктиды. И дешевле, и полезнее.

Текст: Самыми доступными фруктами на наших рынках традиционно остаются привозные антарктические яблоки и груши. Правда, вслед за бананами выросли цены и на них, нельзя сбрасывать со счетов нормальный уровень инфляции, составляющий на сегодня семь-восемь процентов в месяц. Однако специалисты-диетологи советуют не экономить на здоровье и отдавать предпочтение продуктам, выращенным в наших широтах. В особенности это касается детского питания.

Синхрон (врач): Ну как можно давать маленькому ребенку это яблоко, его же привезли неизвестно откуда, его обрабатывали неизвестно чем для длительного хранения… У вас дети есть?

(Корреспондент за кадром): Да, четверо.

(Врач): Так вот, мамочка, я как доктор настоятельно вам рекомендую кормить детей местными фруктами.

Текст: Несмотря на оптимистические прогнозы сельскохозяйственной комиссии, есть основания опасаться, что цены на бананы и прочие фрукты наших широт будут продолжать ползти вверх — как минимум, до следующего урожая. Впрочем, тридцать первого декабря у нас каждый год случаются неожиданные заморозки. Радует одно: возможно, рано или поздно ближайшие соседи перестанут именовать нашу страну Банановой республикой.

2. Эта Страна

— Все дело в том, что в этой стране никогда не будет счастья, — сказал Ливанов. — Стабильность, ресурсы, экономический рост, развитие интеллектуальных и культурных сил, прекрасный, чтоб его, климат, даже вменяемая власть — все это у нас уже есть или теоретически может быть. А счастья не будет.

— Я счастлива, — пискнула из-под мощной ливановской подмышки Катенька.

Никто, конечно, не обратил внимания. Катенька задумывалась как чисто декоративный элемент вечера; будь у нее хоть капля вкуса и мозгов, она вообще не подавала бы голоса.

— Красиво, Дима, — кивнул Герштейн. — Как всегда у тебя. И, как всегда, неправда. Счастье у нас все-таки субъективная категория, допускающая разгул релятивизма и разброс толкований. С таким же успехом я могу заявить, будто в мире абсолютно все в той или иной степени несчастны, и что ты мне возразишь? Почему именно эта страна?

— Потому что у вас нету других тем для обсуждения, — съязвил командировочный Массен. — Весь вечер только и слышу: эта страна, эта страна, эта страна…

Впрочем, восприняли его реплику не в большей степени, чем Катенькину. Массен давно порывался уйти: полноценно участвовать в разговоре у него не получалось из-за невключенности в контекст, женщин в обещанных Герштейном количествах не наблюдалось, а пить он уже не мог, и без того чуть не превысил свою четко отмеренную норму. Но больно хорошо сидели. Ни разу в жизни Массену не приходилось сидеть настолько хорошо, культурно и основательно, как здесь, на ливановской кухне. Видимо, так умеют только в этой стране. Предвкушение того, как он будет рассказывать о нынешнем вечере дома — шутка ли, в гостях у самого Дмитрия Ливанова! — придавало происходящему особенное уютное очарование.

— Потому что в этой стране, казалось бы, — «казалось бы» Ливанов выделил голосом-курсивом, как он виртуозно умел, — имеются все составляющие для… ну хорошо, пусть не твоего тонко-интеллигентского, Герштейн, но по крайней мере для одноклеточного обывательского счастья. Но его все равно нет. И не будет никогда, вот в чем дело.

— Обожаю, когда ты рассуждаешь о жизни и ценностях одноклеточных обывателей, — расхохоталась Извицкая. — Сидя на твоей, извини, кухоньке. В твоем, извини, особнячке.

— Дорогая, ты, как всегда, очень точно все подметила. В этой стране человек моего уровня и авторитета не может не жить достойно. Эта страна ценит таких людей, как я, поскольку кровно заинтересована в них. Но счастливы-то они все равно не будут, вот в чем парадокс. Хотя казалось бы.

Это «казалось бы» он выделять уже не стал, ограничившись жирной логической точкой усиливающего повтора. Покрепче ухватил Катеньку, запрокинул ее, как в танго, затылком параллельно полу, навис над ней сверху и жадно впился марафонским поцелуем, рассчитанным на покорение всех свадебных и гиннессовых рекордов. Те из гостей, кому было с кем, дружно последовали его примеру. Извицкая хмыкнула и отвернулась.

За это время юный Виталик Мальцев успел продумать как следует свои основные тезисы по поводу муссируемой темы. И на сей раз рассчитывал быть услышанным.

— Дмитрий Ильич, — заговорил он как только, так сразу, пока безусловно счастливая Катенька переводила дыхание, а Ливанову наливали еще коньяку, — а вам не кажется, что глобальное потепление в какой-то степени исправило вековую несправедливость в отношении этой страны? Может быть, теперь все у нас будет по-другому. Просто прошло еще не так много времени, и…

— Просто ты живешь еще не так много времени, — не то прервал, не то подхватил Ливанов. — Лет через десять, надеюсь, ты поймешь, что в этой стране никогда ничего не менялось и не изменится. Глобальное потепление заставило перестроиться и начать жить иначе весь мир, но только не эту страну.