Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 122

Ну и кричал вчера шеф на нас, не помню такого по звуку страшного ора. Два раза пустил петуха на самом патетическом месте и только они заставили его сбавить темперамент, а то уж больно конфузно выходило: он разбежится, вздрючится, грох кулаком об стол и петух… Колотил кулаком об стол так, что динамики разрывались, вся техника фонить начинала… Чудно…

— Я думал всю ночь после вчерашнего безобразного спектакля («10 дней») и решил — хватит. Я пару человек выгоню для начала, какое бы тот или иной не занимал положение… Играет пьяный, после пятилетия кое-как на третий день к вечеру разбудили и его покрывают, дескать, он же сыграл, текст ведь он доложил нужный… Это черт знает что… Тов. Иваненко не вышла на выход… Или работаете, или уходите… Я много раз вам говорил, что вы очень стали работать плохо, а вы продолжаете не являться на занятия пантомимой… Другим занимаетесь… Вы знаете мой характер, вы знаете, что меня снимали с работы год назад… (На полях: Похоже на Солженицына.) Меня не такие ломали и не сломали (вот тут грохал и пускал петухов) и я не позволю разным холуям (грох) и циникам глумиться надо мной… Чего вы добиваетесь?.. Я говорю вам и это не нервный мой всплеск, это обдуманное, зрелое решение, если вы не наладите дисциплину изнутри, в один прекрасный день я не явлюсь на репетицию, просто не приду на работу и все. На вас ничего не действует. Я пытался личным примером на вас действовать, все впустую: почему я не позволяю себе пойти к врачу в репетиционное время? Зуб болит, человек не приходит, насморк — не приходит, а я не могу репетировать… Я на карачках пять лет приползаю иногда на репетицию вовремя, у меня тоже есть дела, почему я не делаю их во время рабочего времени? Г.Н. завтра всех, не явившихся сегодня, ко мне и я буду сам решать: этому выговор, этому выговор с последним предупреждением и увольнять потом. Буду заменять, пусть хуже играет, но это добровольное общество я раскачаю.

Ополчились на сыров[65]. Говорят, кто-то передал после «Галилея» Хмельницкому веник с надписью: «Не в свои сани не садись». До него веник не дошел, но народ знает, значит, попадет и к нему эта змея. Не хотел бы я в своей жизни даже и сплетню такую про себя знать. Но такая наша жизня — любишь славу и восторги, не откажись иногда и дерьмом умыться.

А у меня мысль — не работа ли это Таньки и не подозрение ли таковое на нее заставило шефа так лягать ее вчера, не совсем уж обоснованно.

Как все в жизни бывает: Шаповалов голоса лишился и обратились к Губенко выручить театр, сыграть Пугачева. Николая разыскали на «Мосфильме», он согласился и попросил репетицию перед началом. И сыграл. Спектакль прошел замечательно, мастер сразу поднял его. Соболев спросил у меня, как я к этому отношусь, что, «дескать, обосрали человека, а потом просят, унижаются».

— А почему? Все правильно. В театре несчастный случай, театр многое ему дал и ничего страшного. Надо взаимно прощать друг другу обиды, об этом в Евангелии сказано. Что поделаешь? Театр — производство, а не просто личные взаимоотношения Губенко с Любимовым. Театр — дело выше этих отношений и прекрасно, что Любимов не закочевряжился как истеричка, а попросил выручить. Нет, мне это понятно. Пришло 600 человек и надо играть. Слишком много отмен, слишком много неприятностей у театра, чтоб еще считаться с личными обидами и отказываться от просьбы сыграть первого исполнителя, тем более, что это всегда — высший класс.

Вчера Высоцкий приходил в театр, к шефу. Сегодня он говорит с директором. Если договорятся, потихоньку приступит к работе, к игранию.

Отправил в Ленинград телеграмму:

«Предложением играть Махно очень заинтересован. Возможность приезда — вторая половина мая

уважением — Золотухин».

Иваненко просит, чтобы я отдал черновики, автографы Высоцкого: «Мы с ним собираем все, что им написано».

— Запишите, что один автограф у меня, у Золотухина.

Суббота.

Праздники продолжаются и моя хворость тоже. Сегодня под утро с 4 до 6 так прихватило, ну думаю — вот так и кончается человек. Всю грудь разодрало на клочки. И сегодня я не пошел на репетицию, больше, чтоб угодить жене.

— Почему ты ни в чем не заменяешься? Почему они тебя эксплуатируют? Почему Губенко с Высоцким заменяются и снимаются, и дела свои делают — потому что они сильные люди, самостоятельные — мужчины, а ты мямля. Я пойду сама в театр и буду ругаться, что они тебя не жалеют, а если ты калекой останешься после осложнения, калека ты мне не нужен, я тебя брошу…

— А я тебя буду любить, что бы с тобой ни случилось, все равно.

— Начитался «Евангелия», ты Джека Лондона читай или посмотри внимательно несколько раз «Великолепную семерку», вот каким мужчина должен быть.





Чтобы не быть мямлей, я не пошел на репетицию.

— За столом — это не работа, ты мозоли насадишь. Ты по дому поработай: в магазин сходи… подмети.

— Толстой всю жизнь не работал, за столом сидел…

— Толстой, между прочим, пахал…

— А я Кузьку вывожу…

Зайчик ворчит, зашивается, готовит обед. — Высоцкий обещал быть, где он?

…И он пришел. Вчера партбюро обсуждало его возвращение. Решено вынести на труппу 5-го числа.

Высоцкий. Шеф говорил сурово… Был какой-то момент, когда мне хотелось встать, сказать: — Ну что ж, значит, не получается у нас. — «Какие мы будем иметь гарантии?» — А какие гарантии, кроме слова?! Больше всего меня порадовало, что шеф в течение 25 минут говорил о тебе, о Веньке он только заикнулся, назвал потом тебя и все время говорил о тебе. — Я снимаю шляпу перед ним… Ведущий артист, я ни разу от него не услышал какие-нибудь возражения на мои замечания… Они не всегда бывают в нужной, приемлемой форме и, может быть, он и обидится где-то на меня, но никогда не покажет этого, на следующий день приходит и выполняет мои замечания… В «Матери» стоит в любой массовке, за ним не приходится ходить, звать, он первый на сцене… Я уважаю этого человека — профессионал, которому дорого то место, где он работает… Посмотрите, как он в течение пяти лет выходит к зрителям в «10 днях». Он не гнушается никакой работой, все делает, что бы его ни попроси в спектакле… И это сразу видно, как он вырос и растет в профессии». У него что-то произошло, он что-то понял. Еще два месяца назад он мне говорил: «Что-то странно он заболел», — а потом и на собрании долбал тебя за Ленинград…

— А потому что я не стал ему мстить за это ни словом, ни делом. Он понял, что был не прав, а мне больше и не надо. А потом за «Мать»… Я много подсказывал, помогал… Ты помнишь, как делалась картина «Тени»? Ведь все на глазах сделали артисты сами… Ты придумал этот проход анархистов с «Базаром»[66]. Ему нужны такие творческие люди, энтузиасты театра, а не просто хорошие артисты. Почему он и тоскует по тебе, по Кольке, почему ему дорога моя инициатива… Все правильно, все понятно…

— Ты добился такого положения в театре и такого безраздельного с его стороны уважения самым лучшим путем из существующих — только работой и только своим отношением к делу… Ты не ломал себя, ты сохранил достоинство, не унижался, не лебезил и он очень это понимает. Он говорил о тебе с какой-то гордостью, что «не думайте, в театре есть артисты, на которых я могу опереться». Я безумно рад за тебя, Валера.

— Мне это тоже, Володя, все очень приятно. Конечно, тут главное дело в удаче «Кузькина». Ему стали петь про меня, что он вырастил артиста, сделал мне такую роль, что я в театре артист № 1 и т. д. все это его развернуло ко мне, наконец-то, во весь анфас, как к артисту и мое постоянное устойчивое поведение, как рабочей лошади, а не премьера-гения, заставило зауважать мое человеческое. Но он человек переменчивый и не надо чересчур обольщаться, завтра я приду к нему говорить о съемках и он мне припомнит все грехи бывшие и не бывшие.

65

Сыры — поклонники (театр. жаргон).

66

«Тени», «Базар» — то есть сцена «Тени прошлого» и песня анархистов «На Перовском на базаре…» (кстати, часто ошибочно приписываемая В. Высоцкому) из спектакля «Десять дней…».