Страница 22 из 94
Лешка почесал затылок и нерешительно предложил:
– Годится… Тогда рассказывай с самого начала.
То, что ему рассказала Лиля, он совершенно не ожидал услышать. Главным потрясением оказалась Лилина история жизни.
Она вовсе не была цыганкой, родилась в обычной еврейской семье, но отца, активного участника белого движения, в начале двадцатых расстреляли. Та же участь со дня на день ожидала и ее мать.
В те дни в их городе стоял шапито. Мать успела за день до ареста подкинуть Лилю в цирк, а сама отравилась. Шапито вскоре покинул город.
Отныне Лиля считалась цыганкой и воспитывалась так же, как и многие другие босоногие детишки актерского табора. А вскоре ее детство закончилось,– Лилю начали готовить к выходу на арену, и очень быстро она столкнулась с жестоким нравом циркачей.
Унижения и избиения за любые промашки сыпались на ее маленькие плечи почти каждый день. А два года назад старый клоун дядя Коля открыл ей тайну ее происхождения.
С тех пор у нее была только одна мечта – сбежать! Сбежать любой ценой. Но куда она могла пойти без денег и документов?
Наконец Лилька заговорила о том роковом грабеже.
– Чего рассказывать-то? Аким дал мне факел, спички и сказал: «Свистну – поджигай. А когда загорится – тикай».
– А кто такой Аким? Тот, что тебя на арене ударил? Лилька машинально дотронулась до больного плеча, и глаза ее стали злыми и колючими.
– Ну, говори же, – нетерпеливо подгонял ее Лешка.
– А ты не «нукай», не запряг еще! – огрызнулась Лилька. – И вообще, чего это я с тобой тут разоткровенничалась?
Лешка присел рядом.
– Лилька, дорогая! Прости. Если ты не поможешь – погибнет хороший человек.
– А мне-то что с того? – Лилька не сдавалась, но по всему было видно, что слово «дорогая» не прошло мимо ее ушей.
– Ладно, черт с тобой! Аким загнал меня поджигать портрет… Только не его мозгов эта афера. Чтоб я провалилась.
– Чья же?
Лилька в ответ только пожала плечиками.
Таня вошла в мастерскую Варфоломеева, где, как обычно, царили сумрак и тишина.
– Здравствуйте, Герман Степанович.
Но старик никак не среагировал. Он озабоченно бродил по комнате из утла в угол, бормоча что-то несвязное под нос:
– Ой-ей-ей… Вот ведь как! А?
– Герман Степанович, здравствуйте! – повторила свое приветствие Шапилина.
Варфоломеев уставился на нее ничего не видящим взором. Он за эти дни еще больше постарел и даже как будто съежился.
– Как ваше здоровье? – спросила Танька, демонстрируя свою воспитанность и деликатность.
Старик неожиданно остановился и вдруг закричал, да так, что на полках зазвенели золотые кубки:
– Здоровье?! Мое здоровье?!! Да оно просто великолепно!! Чу-дес-но!… Коллекция разграблена, друг в тюрьме, а я скоро в лагере буду стенгазеты рисовать.
Варфоломеев подскочил к Таньке и закричал с новой силой:
– А в чем я виноват?!! В том, что полжизни отдал этому сырому подвалу?
– Герман Степанович, почему вы на меня кричите? – опешила Таня.
Старик замолчал на полуслове. В его взгляде появилась осмысленность.
– Ой, Танечка, что ж это я…
Она продолжала удивленно смотреть на любимого наставника, которого никогда таким прежде не видела.
– Вы уж простите старика. Вас же совсем иной кавалер интересует.
Шапилина смутилась, вспомнив, зачем, собственно, пришла.
– Герман Степанович, он уже два дня не появляется в школе.
– Дела, наверное, – машинально пробормотал Варфоломеев и вдруг, что-то сообразив, спросил: – А вы что, поссорились?
– Да нет, – непонятно зачем соврала Танька. Варфоломеев все понял и, пожав плечами, занялся переборкой икон.
– Герман Степанович, я, наверное, сделала главную ошибку своей жизни.
Старик отложил складень в сторону и внимательно посмотрел на Таньку.
– Поищи его в цирке, – небрежно обронил он.
– Где?! – не поняла Шапилина.
– В цирке. На Цветном бульваре. Что-то он туда зачастил.
– Зачем? – Шапилина была сбита с толку.
– Это вы у него сами выясните, а заодно и мне расскажете. •
Танька опрометью бросилась из мастерской, да так быстро, что на пороге у нее с ноги слетела туфелька.
– Не убейся, – крикнул ей вслед старик.
Через полчаса она уже была на Цветном. Начало темнеть, и на бульваре зажглись фонари.
Она прошлась вдоль скамеек, заглянула за стеклянную витрину цирка, но Лешку не обнаружила..
Таньку уже начали мучить угрызения совести за то, что повела себя как последняя дура, как вдруг она увидела Ка-зарина и обалдела: Алексей был не один.
Несчастная, она не верила своим глазам: «верный» Лешечка разговаривал с чернявой симпатичной девчонкой. И не просто разговаривал. Они о чем-то шептались и при этом – Танька могла поклясться! – Лешка даже держал за руку свою новую знакомую.
И совсем уж ей стало плохо, когда она увидела взгляд этой паршивки, устремленный вслед уходящему Казарину…
Глава 24
Когда на следующее утро Лешка все-таки появился в классе, Танька демонстративно собрала учебники и пересела за парту Василия Сталина, оставив Казарина в одиночестве. По классу прокатилось:
– У-у-у-у!!!
Такого 10«А» в своей жизни еще не видел.
Вася развел руками, показывая, что он, мол, ни в чем не виноват. Но Лешка расценил Танькин поступок по-своему: ведь отец его со дня на день мог стать врагом не только государства, но и всего народа. Поэтому выяснять отношения он не стал. Не такой он был человек. И не так воспитан…
Сказать, что Танька потеряла покой, это значит ничего не сказать. Она сходила с ума. Ей ужасно хотелось понять, что же такого нашел ее Лешечка в этой чернявой пигалице. Действительно, новая подружка Казарина была на удивление мала ростом. Но все остальные внешние данные были, что называется, налицо.
На следующий вечер ноги сами принесли Таньку на Цветной бульвар. Но на это раз Шапилина была вооружена «до зубов». На ее груди висел новенький «ФЭД».
Она уже несколько раз прошла вдоль главного входа, когда ей на глаза попалась та самая цирковая афиша с цыганами, которую они с Лешкой видели в их последний вечер. Цирковой художник был мастер своего дела: Таня сразу узнала в девочке-гимнастке роковую соперницу.