Страница 22 из 45
Тем временем Леаль пришел в себя и начал умолять Че убить его. Он не хотел попадать в руки батистовцев.
— Врач дал мне честное слово. Кроме того, у нас много пленных солдат Батисты. Вас никто не тронет.
Че и сам не знал, говорил ли он эти слова, чтобы утешить Леаля, или же он сам верил в это. Во всяком случае, в нем теплилась какая-то надежда.
Ночь Че провел с ранеными. Несмотря на раны, все были радостно возбуждены. Они непрерывно курили и уплетали трофейное мясо и хлеб. Спать почти никто не хотел. Все принялись описывать свои подвиги, и бой постепенно превратился в какую-то сказочную битву. Че от души веселился, отмечая количество врагов, которых каждый боец истребил, согласно своим рассказам. Он с удивлением услышал, что кое-кто умудрился убить больше батистовцев, чем их было на самом деле.
Че любил слушать, как поэт Каликсто Моралес спорит с поэтом Крусито.
Каликсто Моралес еще на «Гранме» получил прозвище Соловей Полей. Он страшно гордился этим и называл себя только так.
Крусито, типичный деревенский поэт-самородок, писал весьма несовершенные вирши. На все, что говорил ему Моралес, он пытался ответить в рифму. И называл он его вовсе не Соловьем Полей, для него он был Кукушкой из Сьерры.
Они хотели вместе создать поэму о революции. Крусито продекламировал Че новые десятистишия, написанные им об отплытии «Гранмы». Они шли, расслабившись, по каменистой дороге. Вот уже несколько дней им не встречались солдаты. Дорога была довольно узкой. Все же они шли бок о бок. Над горами раскинулось безоблачное небо. Че и Крусито ели фрукты и пребывали в состоянии блаженства.
— Жаль только, что у нас так мало бумаги. Как было бы здорово, если бы каждый боец мог нести в рюкзаке твои стихи!
— Было бы здорово, если бы я просто имел бумагу, чтобы их записать.
— Так что же, твои стихи, считай, для нас потеряны, если ты их не запишешь?
— Ну, нет. Ничего не потеряно. Я их сразу же учу наизусть. А после революции я их перенесу на бумагу.
— Давай, читай их дальше, — нетерпеливо сказал Че, — а я потом почитаю тебе Неруду.
Несколько командиров Повстанческой армии сидели вместе с Фиделем и Че в крестьянской хижине.
— Без нашего храброго Франка Паиса, организовавшего снабжение продуктами из города и поддерживающего важные контакты с городскими революционерами, борьба была бы невозможна.
— Надо в письме поблагодарить его и пожелать счастья.
Тут же кто-то принес листок бумаги. Его разделили на два столбца. В одном должны были стоять подписи революционеров, в другом их звания.
Несколько соратников Фиделя не смогли подписаться из-за своей неграмотности. Когда настал черед Че, Фидель твердо сказал ему:
— Укажи звание команданте.
Вот так Эрнесто Че Гевара получил это звание и был назначен командиром второй колонны. Он страшно гордился этим и горел желанием доказать, что справится с этой задачей.
— Близится годовщина 26 июля. Так пусть же этот день станет страшным днем для армии Батисты. Мы отпразднуем эту годовщину, напав на его войска.
Пока Селия вручала Че маленькую звездочку — отличительный знак команданте, — он сказал:
— Самый жестокий из всех батистовских офицеров Санчес Москера имеет наглость вторгаться в Сьерру со своей солдатней. Он считается одним из самых кровожадных командиров Батисты. Он безжалостно грабит крестьян и оставляет повсюду свои кровавые следы. Я попробую здорово потрепать его солдат. Может быть, мы сможем положить конец его бесчинствам.
Фидель кивнул.
— Предоставляем тебе полную свободу действий. Мы хотим достойно встретить годовщину.
До своего лагеря Че добирался на муле. Ноги его волочились по земле. Он измученно опирался на винтовку с оптическим прицелом. Глаза глубоко запали. Солнце палило прямо в лицо. Он был весь увешан патронными лентами. Трофеи. Они захватили их у батистовских солдат. На шее у него еще болталась фотокамера.
Едва поздоровавшись с журналистом Масетти, он сразу же пригласил его в дом.
— Поговорим после. Я устал и хочу есть. Давай присоединяйся! У нас есть вареные бананы и бобы.
Масетти сел напротив. Че поставил винтовку рядом с сиденьем. Только патронные ленты он кинул на стул, стоявший в паре метров от него.
Че потер виски и откинул голову назад. Как бы самому себе он сказал:
— Здесь мы сражаемся с Санчесом Маскерой. Это самый кровожадный офицер Батисты. Он постоянно совершает налеты на Сьерру и проводит чудовищные карательные акции против населения. Мы много раз чуть было не зажимали его в кольцо. Но эта скотина постоянно ускользала от нас.
Крестьянин принес еду. Он явно гордился тем, что знаменитый Че остановился в его доме. Че молча поглощал скудную пищу, казавшуюся, однако, праздничным обедом. Он вспоминал последние форсированные переходы, когда они вообще ничего не ели.
Он не испытывал ни малейшего желания вести беседу с этим аргентинским журналистом, но он знал, какой огромный пропагандистский эффект могут дать подобные публикации. Вопросы он уже знал заранее. Все журналисты первым делом с ужасом высказывали предположение, что борьба здесь идет за «победу коммунизма».
Проглотив последний кусок, он закурил трубку и устало вытянул ноги. Как же они болели! На секунду ему пришла мысль просто скинуть сапоги.
Масетти откусил кончик сигары. Че с наслаждением выпустил первые облака дыма в потолок и сказал ободряюще:
— Начинайте!
Масетти был стреляный воробей. Ему пришлось вынести много испытаний, прежде чем он попал в лагерь Че.
— Зачем ты пришел сюда? Че твердо ответил:
— Существует только одна возможность освободить Америку от диктаторов. Их нужно свергнуть. Следует любым путем к этому стремиться. И лучше всего это делать в открытую.
— А ты не боишься, что твое участие в этих боях может быть истолковано как вмешательство во внутренние дела чужой страны?
Че ухмыльнулся. Эти сомнения он уже преодолел.
— Своей родиной я считаю не только Аргентину, но и всю Латинскую Америку.
Он вгляделся в напряженное лицо Масетти и убежденно продолжал:
— У меня есть такой прославленный предтеча, как Хосе Марти. Именно на его родине я выступаю приверженцем его идей. Я не могу рассматривать это как вмешательство, когда я рискую всем, и даже жизнью, во имя справедливого дела. Я помогаю народу свергнуть тирана. Иностранная держава оказывает этому тирану помощь, предоставляя в его распоряжение оружие и самолеты, деньги и инструкторов. Ни одна страна не обвинила еще США во вмешательстве во внутренние дела Кубы. Ни одна страна не обвинила янки в том, что они помогают Батисте истреблять свой народ. Но зато очень многие занялись моей особой. Я иностранец, который вмешивается во внутренние дела и кровью своей помогает восставшим.
Че решительно взглянул на Масетти. Он говорил, тщательно подбирая слова и одновременно твердо и искренне. Он сражался на стороне плохо вооруженных, кое-как обученных бойцов против врага, обладавшего огромным превосходством в силе и технике. Его противники были гораздо лучше вооружены и обучены. В любой момент они могли уничтожить повстанцев.
Однако он говорил о своих врагах так, как будто победа над ними — это всего лишь вопрос времени. Черный берет он сдвинул на затылок. На лбу обозначилась загорелая полоса. Его волосы были сальными.
— Разве можно называть эту революцию коммунистической?
Че посмотрел Масетти прямо в глаза. Тому пришлось выдержать его взгляд.
— Эта революция, бесспорно, носит национальный характер. Точнее говоря, это латиноамериканская революция. И совершенно очевидно, что она направлена против господства янки. На меня все время навешивают ярлык коммуниста. Не было журналиста, побывавшего в Сьерре, который не занимался бы выяснением моих взглядов и моим сотрудничеством с гватемальскими коммунистами. Они все считали, что я член коммунистической партии, лишь на том основании, что я решительно выступал в поддержку полковника Хакобо Арбенса.