Записки натуралиста

Коммерческие училища, находившиеся в ведении Министерства торговли и промышленности, представляли своеобразный тип средних учебных заведений. В них особое внимание уделялось естественным наукам, языкам, экономической географии, азам технологии и товароведения, бухгалтерии, стенографии, машинописи. Словом, там готовили специалистов практического уклона, но с довольно хорошей теоретической подготовкой. Зоология и ботаника изучались в течение четырех лет. Кабинет естественной истории Харьковского коммерческого училища имел музей, лабораторию на 30 мест, аудиторию с киноустановкой, аквариальную, вивариум, небольшую оранжерею.

Спустя некоторое время после начала моей работы в училище среди учеников разных классов выявились любители биологии. Они стали моими добровольными помощниками. Вскоре образовался кружок, который стал проводить систематические занятия в вечерние часы. Но кто-то из родителей пожаловался директору, что дети слишком много времени проводят в училище, и пришлось установить расписание занятий кружка. Мы начали выпускать бюллетень и ежемесячный журнал. Ребята были отличные, и я с головой окунулся в эти дела. Много времени уходило на практические занятия в сельскохозяйственном институте и на Педагогических курсах.

Шел 1916 год. Формально я еще числился студентом (тогда срок пребывания в университете не был ограничен). Но вскоре вышло постановление об отчислении из университета в связи с военным временем студентов четвертого курса повторных сроков. Отчисленным выдавалось удостоверение об окончании университета, и те, кто мог служить, призывались на военную службу. Мой старый друг А. Ф. Ткачев к этому времени уже окончил школу прапорщиков. Он приобрел бравую выправку и часто говорил нам: «Вы — шляпы, а я — солдат и знаю, чем все это кончится».

Между тем дела на фронте были неутешительные. В стране все больше усиливалась разруха. Калейдоскопически сменялись министры, начались открытые выступления против распутинщины. В газетах печатались небывало резкие высказывания по адресу правительства. Многие говорили о близкой революции, и, когда она совершилась, это было принято как неизбежный результат всей сложившейся обстановки.

В Коммерческом училище фактическое руководство перешло к группе «левых», возглавляемых В. Е. Геркевичем. Правда, и раньше директор училища историк Н. М. Дубяга, очень спокойный, мудрый, понимающий юмор человек, поддерживал эту группу. «Правые» группировались вокруг инспектора училища — типичного ограниченного чиновника. Была еще группа «нейтралистов» — солидных педагогов, считавших, что в школе нет места для политики. Вскоре состоялись перевыборы администрации. Мы единодушно выбрали директором Н. М. Дубягу, но забаллотировали бывшего инспектора, выдвинув на его место В. С. Михайловского, моего университетского друга, отличного преподавателя ботаники и очень способного администратора.

Деятельность нашего кабинета естественной истории и ученического кружка тем временем приобрела большую известность. Важную роль в этом сыграла устроенная нами выставка живой весенней природы, показывающая, как можно использовать естественный материал для целей преподавания. На выставке побывали сотни экскурсантов. Мне особенно приятно было встретиться со старым учителем Н. К. Кничером, который водил на выставку своих учеников. Были поощрены многие члены кружка, активно участвующие в подготовке выставки. О ней писали как о достижении в постановке преподавания биологии в школе.

Известно, что в первые годы после свержения царизма положение на Украине было очень неустойчивое. В короткое время по нескольку раз менялись правительства и политическая ориентация. Мы пережили и тяжелый период немецкой оккупации. В самом Харькове время от времени происходила смена власти.

Однажды комендант города товарищ Ким, латыш по национальности, рабочий, очень энергичный человек, арестовал большую банду анархистов, занимавшихся грабежами. Мне с группой преподавателей в составе народной милиции довелось охранять тюрьму, куда доставили эту компанию. Среди арестованных наряду с деклассированными личностями было немало крепких селян, приехавших в город с целью поживиться. В одну из ночей на тюрьму напали анархисты с прибывшего в Харьков бронепоезда. Осаждавшие предъявили нам ультиматум; в тюрьме начался бунт, кто-то устроил пожар. Но наш командир, доцент университета по русской литературе Н. Н. Жинкин, проявил твердость и выдержку. Мы продержались до утра, когда бронепоезд внезапно отбыл и порядок в городе был восстановлен. Впоследствии я встретился с товарищем Кимом в Новороссийске, в то время он был одним из первых председателей ревкома и помогал мне в организации Биологической станции. При встрече мы вспомнили дни нашего знакомства — тревожные дни борьбы за советский Харьков.

В сентябре 1919 г. в Харьков вступила «добровольческая» армия. По квартирам шныряли вооруженные солдаты, хватали мужчин и доставляли их на призывные пункты. Мобилизованы были даже учителя и в их числе я и мои сослуживцы преподаватель зоологии В. В. Переверзев и преподаватель астрономии П. И. Гинце. Нас зачислили рядовыми в артиллерию, хотя никто из нас не имел понятия не только о стрельбе из орудий, но и об устройстве самих орудий. Наша артиллерийская часть стремительно отступала к Изюму, к Ростову и далее (уже без пушек) к Новороссийску.

На Дону и на Северном Кавказе свирепствовал тиф. По прибытии в Новороссийск Переверзев и Гинце умерли от сыпняка, а я перенес в госпитале несколько приступов возвратного тифа.

1920—1924 гг.

Я вышел из госпиталя в начале апреля, когда в городе уже сформировались органы Советской власти. Сразу же отправился в Отдел народного образования, где в одной из комнат увидел своего старого университетского друга зоолога Б. С. Виноградова, разговаривавшего с человеком средних лет. После первых приветствий и расспросов он обратился к своему собеседнику:

— Вот, Федор Федорович, кто вам поможет. Владимир Алексеевич как раз в этих делах понимает...

Б. С. Виноградов получил назначение на должность директора местного краеведческого музея. Его собеседник, Ф. Ф. Ильин, недавно вернулся вместе с семьей из Швейцарии, где провел несколько лет в эмиграции и был тесно связан с группой большевиков. Ему — старому деятелю московского общества «Природа и школа», специалисту по школьным пособиям — Наркомпрос поручил организацию на Северном Кавказе базы для сбора материалов для наглядных пособий.

— Пойдемте к Федору Васильевичу Гладкову,— продолжал Борис Степанович.— Это наш начальник, заведующий подотделом культпросветработы. Он местный учитель, но, кроме того, писатель и отличный человек.

Федор Васильевич Гладков (которого впоследствии все узнали как автора «Цемента») принял нас с распростертыми объятиями. Он внимательно расспросил меня о прежней работе.

— Вот какое дело,— сказал он.— Мне Борис Степанович передал три тетрадки, хранившиеся в музее. Это записки бывшего здесь проездом одного ученого, затронувшего вопрос об устройстве в Новороссийске морской биологической станции. Вот они.

На обложке первой тетради был указан автор: Бенинг Арвид Либорьевич, директор Волжской биологической станции в Саратове.

— Прочтите и выскажите мнение. На днях был в Краснодаре и узнал, что там появился видный профессор-ботаник из Харькова — Арнольди. Он тоже ратует за Биологическую станцию в Новороссийске. Не съездить ли Вам к нему потолковать? Я думаю, что станцию в Новороссийске мы создать можем.

A. Л. Бенинг

Вот так неожиданность, Владимир Митрофанович в Краснодаре. Конечно, нужно с ним немедленно связаться!

Я говорю Федору Васильевичу, что это предложение очень заманчиво. Но прежде чем решать что-нибудь, мне нужно подумать о житье и связаться с Харьковом, где остались семья, работа.

Подумав, Федор Васильевич сказал: