Криминалистка

Уж не помню, как мы оказались в гостиной, и я впервые за кучу времени увидела бабусину кушетку без постели и вспомнила, какая у нее на самом деле красивая обивка… Вот ведь какие глупости приходят в такие минуты в голову! А потом я опять увидела бабулю, сидящую напротив меня в кресле с очень задумчивым и немного насмешливым выражением лица — в точности, каким оно было у нее всю жизнь до болезни. А рядом стояла тетя Люся, глядевшая на меня с сочувствием. Она сказала:

— Знала бы, деточка, что ты такая нервная, по телефону бы сообщила… Это тебя твоя работа довела!

Она покачала головой. А бабушка вдруг усмехнулась и сказала:

— Ну, голубки, я вас слушаю… Похоже, вы в обмен на наш сюрприз привезли свой собственный?..

Тетя Люся ничего не поняла и посмотрела на нее удивленно, даже рот слегка приоткрыла. А Володя — такой храбрец еще несколько минут назад — вдруг покраснел не хуже, чем я сама краснею от стыда. Но тут же, очевидно вспомнив, что я все еще всхлипываю и при этом только на него и надеюсь, взял себя в руки и сказал:

— Анна Петровна, поедете жить с нами в Москву?..

Стало тихо. Потом охнула тетя Люся. Бабуля продолжала молчать. И Володя сказал еще:

— И вас, тетя Люся, мы тоже с собой зовем… Я понимаю, что вы с Анной Петровной друг без друга — никуда… Между прочим, всю жизнь мечтал, что у меня будет большая семья! Все детдомовцы со временем обзаводятся большими семьями… Поедете?..

Своим семейным счастьем я обязана тете Люсе. И я буду помнить об этом всегда! Потому что бабушка все молчала и молчала, все разглядывала и разглядывала Володю. А тетя Люся сказала вот что.

— Надо же! — произнесла она вначале, а потом повернулась к бабусе. — А что, Петровна?.. Вместе-то и в Москву можно… Соглашайся, пока зовут: парень он, по всему видно, сурьезный…

И уж вовсе деловитым тоном спросила:

— Заявление-то когда подавать думаете?

Тут я поняла, что хватит Володе за нас двоих отдуваться, пора и мне что-нибудь сказать.

— Уже… Подали… На тридцать первое декабря назначили…

Тетя Люся взяла да и рассмеялась. А бабушка, наконец, заговорила, причем абсолютно спокойно, хотя я понимала, чего ей это спокойствие стоит, и прямо умирала от мысли, а вдруг ей опять станет плохо?.. Но ей, слава богу, не стало! Потом я узнала, что такое, как говорят врачи, «скачкообразное» исцеление после инсульта случается редко, особенно у старых людей, и до сих пор радуюсь тому, что в эту редкую категорию мы каким-то чудом попали…

Так вот, бабуля наконец заговорила.

— Вся в мать, — сказала она довольно-таки осуждающе. — Ну в точности… Та вот так же, вместо того чтобы учиться пойти, за три дня замуж выскочила… И ровно через три месяца твой папенька — был таков!.. А она в результате на своем курсе старше всех оказалась… Так одиночкой и промоталась всю жизнь…

Я затаила дыхание, потому что о моем отце в нашей семье не говорили никогда, эта тема находилась под запретом. Зато Володя, как и следовало ожидать, молчать не стал.

— Анна Петровна, — сказал он с оттенком обиды в голосе, — я не такой, я хороший и надежный… Мне в прошлый раз показалось, что вы это заметили!

И тогда бабушка наконец улыбнулась:

— Да ну? Ишь ты, хороший… Вот поживем — тогда и увидим…

Это была победа! И Володя не замедлил ею воспользоваться.

— Значит, едем в Москву? — Он подмигнул тете Люсе, и та широко улыбнулась. А бабушка, как обычно, начала возражать — насчет того, что поначалу нам с ним устроиться надо, с квартирантами вопрос утрясти, а уж потом — видно будет… Но с Володей этот номер не прошел. — Значит, решено — едем! — подвел он итог и обнял меня за плечи. — Вот видишь, Белоснежка?.. Я же говорил — все будет в порядке, не нужно было так трястись и зеленеть от страха… И со Светланой Петровной тоже все устаканится!

— А что со Светой? — сразу насторожилась бабушка.

— У нее неприятности, служебные. — У меня тут же испортилось настроение, едва-едва наладившееся. — Понимаешь, бабуль, ее… Кажется, ее временно отстранили от должности… Но временно!..

Тетя Люся всплеснула руками и заквохтала, как курица, а бабуля нахмурилась и покачала головой:

— Что такого страшного могла сделать Светлана, если ее так наказали?

— Ничего! — сказали мы с Володей хором. А продолжил уже он один.

— Не волнуйтесь, Анна Петровна, произошло обыкновенное недоразумение, каких в нашей работе — пруд пруди… Отстранили ее всего на неделю, да и то временно. Пока все выяснится.

— Дай-то Бог, чтоб выяснилось, — произнесла бабуля с сомнением в голосе. Но мы с Володей вдвоем начали ее так бурно уверять, что выяснится, а потом к нам еще и тетя Люся присоединилась, что вскоре эту тему исчерпали полностью. — Лучше скажите, сколько вы еще тут пробудете, — все еще насмешливо поинтересовалась бабуся в своей манере тех лет, когда была абсолютно здорова.

— У меня отпуск! — радостно сообщил ей Володя. — Так что подожду, пока Белоснежка оформит свою отставку и…

— Отставку? — Ему все-таки удалось бабусю удивить. Удивить и (я это знала!) обрадовать. Потому что бабушка всегда, с самого начала, не хотела, чтобы я шла «по маминым стопам» — такой след, абсолютно неизгладимый, оставила в ней мамина гибель… Мамочка была у нее единственной дочерью, как я — единственная внучка.

— Мы подумали, — пояснил Володя, — и решили, что двух ментов для одной семьи слишком… Тем более что Катька не то чтобы влюблена в свою работу… И вообще, дети пойдут — а мама через два дня на третий с трупами возится! Лично я считаю, что это ненормально…

— Совершенно верно! Я ей сразу говорила. — И впервые за все это время бабушка посмотрела на Володю с симпатией и почти ласково. — Но что значит мое слово против твоего?..

— В конце концов, Катька по образованию — юрист, так что без работы на гражданке не останется! — резюмировал раздухарившийся Володя. А практичная тетя Люся тут же поинтересовалась, сколько времени займет моя отставка.

— Рапорт подам завтра, — пояснила я. — После того как его подпишет Малахов, он в Москву уедет, потом назад вернется со всеми визами… Словом, не знаю, сколько… Мы, наверное, пару раз туда-сюда еще съездим…

На этом и завершился самый тяжеленный разговор в моей жизни, потому что все остальное — не так интересно, и вообще как-то вдруг и сразу стало на душе спокойно и — тихо… Я смотрела на бабусю и не могла насмотреться, как она хоть и с усилием, но встает сама, как она идет на кухню, где тетя Люся уже накрыла стол, как садится со всеми нами вместе… Никогда не думала, что обыкновенные вещи вдруг могут стать такой необыкновенной ценностью, что от счастья хочется плакать…

Светлана

Абсолютно бесчеловечная российская традиция — не ставить стульев в коридорах присутственных мест!

Если возле моего кабинета имелось хотя бы окно с широким и низким подоконником, то здесь и такого «удобства» не было… Доведется возвратиться на родное рабочее место — первое, что сделаю, натаскаю к своему кабинету стульев…

Такие вот глупейшие мысли и мелькали в моей голове все полтора часа, в течение которых я ждала Грифеля возле чужого начальственного кабинета. Между прочим, не только его, но и (я в этом не сомневалась) своей очереди постоять на ковре и выслушать «приговор», в содержании которого я тоже не сомневалась.

Тем ужаснее оказалась реальность, когда дверь распахнулась и багровый, словно только что из парилки финской бани, Виктор Павлович Карандашов, объявившись на пороге, сделал жест, не оставляющий сомнений: Грифель, устремившийся по коридору в сторону лифтов, приглашал меня следовать за ним… Вот и все. Большое начальство даже не сочло нужным побеседовать со мной лично…

Абсолютно подавленная, с каким-то ледяным и волосатым комом в желудке, я, не глядя на все еще пунцового Карандашова, ехала вниз в медлительном здешнем лифте, плелась вслед за Грифелем через бескрайний вестибюль, едва не забыв показать дежурному охраннику свое, вероятно, уже недействительное удостоверение, с тем же чувством катастрофы уселась рядом с ним в машину…