Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 66



Осмотром обнаружено:

11 ноября 2000 г. в 23 часа пенсионерка Рябченко Анна Павловна проснулась от каких-то неясных звуков, раздававшихся сверху, из чердачного помещения, расположенного непосредственно над квартирой № 12, в которой проживает Рябченко А.П., в коммунальной двухкомнатной квартире с соседом, также пенсионером, Кашлевым Юрием Петровичем. «Было такое ощущение, — поясняет Рябченко А. П., — что на чердаке кто-то двигает мебель. Затем мне послышался то ли сдавленный женский крик, то ли стон, возня, и вскоре все затихло. Какое-то время спустя, какое — точно сказать не могу, но, наверное, минут двадцать, вновь услышала шаги, очень тяжелые, как будто кто-то шел и что-то тяжелое нес. Потом снова послышался звук, словно на пол упал мешок с песком или мукой, снова шаги, которые как бы прошли над моим потолком. И тишина.

Я очень испугалась и сразу поняла, что у нас на чердаке случилось что-то ужасное. Наверху ни звука, ни единого шороха. Я оделась и, хотя было страшно, приоткрыла дверь квартиры и выглянула. От нашей двери виден вход на чердак, там, как всегда, висел замок, с виду неповрежденный. Я вернулась домой и разбудила соседа, и уже вдвоем с Юрой мы взяли два фонарика, поскольку на чердаке нет лампочки, поднялись наверх. Замок был цел только на вид, издали, на самом деле второе ушко оказалось вынуто из гнезда, мы открыли двери. Чердак показался нам совсем пустым, только окно на крышу было открыто. Приглядевшись, я увидела в углу, где валялись старые матрасы, женскую ногу в черном чулке. Мы сразу же бросились к соседям в 10-ю квартиру, потому что у них одних в нашем подъезде есть телефон, и вызвали милицию из нашего отделения № 3…»

— Ясно, капитан Клобукова Екатерина Васильевна, — улыбнулась я, завершив чтение. — А чтобы эту ясность не потерять — ты копия мамы, такая же темпераментная… Словом, давай так: я спрашиваю — ты отвечаешь. Идет?

— Хотите провести дознание? — тоже улыбнулась Катя. — Заметано!

— Почему ты так уверена, что девушка не наркоманка?

— Потому что след от укола всего один… Нет-нет, я проверяла лично, вместе с судмедэкспертом не только руки, но и ноги, и затылок, и под языком — тоже…

— Под языком следы обычно не сохраняются, — напомнила я.

— Не надо! Все мои местные проститутки, попадающие в криминальные истории, в той или иной степени употребляют. Там в итоге появляется характерная отечность, меняется цвет ткани и…

— Понято! — прервала я Катю. — Поехали дальше! Ты считаешь, что девушку кто-то преднамеренно напоил, затащил на чердак, изнасиловал и убил, вколов наркотик?.. Кстати, какой именно?

— «Геру»… Не просто затащил, а завез…

— То есть?

— Тетя Светочка, я могу поклясться, что девушка не местная, а конкретно москвичка. А по нашему телевидению показали ее снимок — тем и ограничились… Конечно, никто не отозвался!

— У вас что, свое телевидение появилось?! — вытаращила я глаза.

— А-а-а… — махнула Катя рукой, — так, название одно! По субботам два часа что-то там лепечут. Раз в неделю… Неважно, дело не в этом, а в том, что убитая — москвичка! А они снимок, по-моему, даже в областное управление и то не отправили.

— Ну а в этом — насчет москвички — ты почему так уверена?

— Понимаете… — Катя помялась. — Я ведь и сама росла в провинции, ну… после мамы… Словом, уж я-то знаю разницу между манерой одеваться столичных девчонок и наших, местных… вообще провинциалок. Как бы провинциалка ни старалась, какого-то особого, чисто московского лоска, выверенности вкуса, что ли, ей ни за что не достичь, для этого надо родиться в столице!

— Девушка, на твой взгляд, этим лоском обладала.

— Да! И дело не в дороговизне одежды, наши Белозуевские порой и покруче в смысле бабок одеваются. Именно в лоске! Даже, скорее, в белье, чем в остальном.

— До вашего Белозуева от столицы час сорок езды, любая может смотаться до московского бутика за бельем и в тот же день — назад… Но в одном ты права: отправить ориентировку и в область, и к нам, в городское управление, они были обязаны. Куда ваша прокуратура-то смотрит? Ну и ну!

— Тетя Светочка. — Катя вздохнула и устало прикрыла глаза. — Вам это, наверное, трудно понять. Но ведь маленький городишко-то, правда? Все друг друга с пеленок знают… А что прокуратура? Ведь, не дай бог, удастся мне доказать, что девочку убили, на кого основная работа, помимо наших, падает? На них! А этот пузатый жук Килин на ходу дрыхнет! Городской прокурор называется. Какой там надзор, если наше ГУВД его двоюродный то ли брат, то ли племянник возглавляет?! На хрен им всем лишний «висяк»-тухляк, особенно от меня, которая и так вечно под ногами путается со своей непонятной группой, если все можно списать под традиционную наркоту?! Мол, несчастный случай, какая-то бродяжка неопознанная случайно забрела туда с дружком ширануться и не рассчитала. Через положенное время отправят девку из морозильника в крематорий. А если я официально сама попробую в Москву сунуться — ой-е-ей, что тут начнется… Во-первых, нарушение чисто служебное — действую «через голову». Во-вторых, они и так меня с самого начала подосланной фээсбэшницей считают… Ох!..

— Ее точно изнасиловали? — спросила я, помолчав. И ахнула, услышав ответ:



— В том-то и дело, что точнее некуда: она до самой гибели была девственницей. Судмедэксперт у нас очень хороший мужик, честный, но… трусливый. Он, знаете ли, пьет слегка. Ну, даже не слегка иногда, вот и держится за свое место. Но мне об этом все-таки сказал, хоть и неофициально.

— Похоже, ты права, — кивнула я. — Девочку действительно убили… И что будем делать дальше?

— Тетя Света, я вас просить приехала не просто о помощи, а о помощи — как бы поточнее сказать? А, вот: в частном порядке! Я знаю, вы и без меня выше головы загружены, но…

— В данный момент, — вздохнула я, — меня как раз всеми силами стараются разгрузить… И что?

— У вас ведь есть в ГУВД знакомые, я имею в виду в московском?

— Ну? Хочешь, чтобы я снимок показала, который ты наверняка привезла?

— Ага… Не очень внапряг? Только неофициально!

— Если на твою девочку есть ориентировка, неофициальное вмиг станет официальным! А показать и в нашем УВД можно, без разницы.

— А если нет, то хоть из наших крокодилов никто не узнает! И еще. Сейчас покажу…

Катька опять полезла в сумку.

— Неужели это еще не все? — поинтересовалась я.

— He-а… Еще одно осталось, зато улика!..

— Да ну?!

Катька кончила копаться в сумке и с торжествующим видом протянула мне пакетик с маленьким газетным обрывком.

— Вот! Это я лично обнаружила среди клочьев юбки, она у нее из очень тонкой лайки была, с малюсеньким карманом. Представляете, я думаю, этот подонок, прежде чем свалить, обыскал труп на предмет документов, вообще всего, что может помочь опознанию. А этот клочочек упустил: он к изнанке кармана прилип, на чердаке — темно, ни на ощупь, ни на глаз не обнаружишь!

Я внимательно вгляделась в газетный обрывок, на котором, помимо двух букв «ш» и «а», оставшихся от предыдущего слова, полностью сохранилось явное название неизвестно чего — «ЛОЛИТА» крупным шрифтом. На другой стороне клочка осталась мешанина из бессмысленных буквосочетаний и черная полоска: если не ошибаюсь, часть рамки, в которую обычно берутся рекламные объявления.

— Совсем неплохо, — улыбнулась я. — Хотя…

— Знаю, что вы сейчас скажете, — перебила Катя. — Что этих ЛОЛИТ в Москве — хренова туча, а среди них и кафе, и бары, и казино, и прочая шелупень, а искать методом тыка — все равно что иголку в стоге сена. А я, когда Светланка про вашу Татьяну рассказывала, еще и про брачные агентства подумала — ну, те, что шлюхами занимаются… Я их как-то из виду упустила, когда над этим всем размышляла…

— Да ведь девочка, по твоим же словам, девственницей была, какие шлюхи? Нет, Катька, видимо, работа в полиции нравов накладывает свой отпечаток, пора тебе переводиться.

— Вам хорошо смеяться, — нахмурилась Катя, — а мне — хоть плачь… Вот как, по-вашему, я должна поступить?