Броневержец

Рахимов орал как душевнобольной, болтая внутри кривыми ногами, задевая Леху подошвами грязных сапог. Но тот воспринимал этот припадок дембельского идиотизма нормально, справедливо полагая, что каждый солдат имеет полное право высказаться о наболевшем, особенно на втором году службы.

Ущелье меж тем плавно поворачивало и забирало вверх. Впереди уже ясно маячил просвет. Близость выхода его и весело орущий на броне Рахимов прибавили Лехе оптимизма, а он в свою очередь — газу своему железному коню, стремясь поскорее вырваться из расплывчатого каменного плена. Бэтээр поддал ходу, Рахимов качнулся на броне, дрыгнув ногами, и спустился на место. Каково же было их удивление, когда на выезде из ущелья им в глаза ударил яркий солнечный свет, а смотровые окна залила небесная синева. Облака остались там, у входа в этот красивейший горный островерхий мир. Горы не пускали их сюда, став на пути могучим заслоном. Они высились по обе стороны дороги, оставляя для нее лишь узкую полоску, змейкой черного асфальта исчезающую за следующим поворотом. Редкие кучевые облака, как украшения, висели на груди высоких заснеженных вершин. Машины казались маленькими, гуськом ползущими зелеными клопами. Мощь военной армады, еще недавно сотрясавшей воинственным железом пустыню, представлялась в настоящий момент мизерной и нелепой внутри этого несокрушимого спокойствия великого каменного океана.

Двигатели осатанело рычали, затаскивая на подъем неуклюжее бронированное тело бэтээра. Леха сильно сжимал руль, будто старался передать ему часть своей энергии. Рахимов тоже напрягся, вцепившись руками в боковые дужки сиденья и слегка подался вперед, словно тянул бэтээр на себе. В повороте дорога резко пошла наверх. Педаль газа, вжатая до отказа в пол, выдавливала из движков истерический визг. Казалось, сейчас бэтээр встанет и покатится под откос. Но тот упорно нес вперед свою рыдающую пустотелую личину, покачивая тупым носом, победно демонстрируя разрисованные гвардейские бока обступавшим его с обеих сторон каменным глыбам.

Леха радостно барабанил ладонями по рулю.

— Да он и черта, я смотрю, на первой скорости в гору вытянет! Во дает, пенек старый!

Преодолев первый на их пути подъем, они покатили по узкой горной долине. Стало заметно прохладнее. Через открытый люк на Леху потянул ледяной ветер, а передние смотровые стекла запотели. Он захлопнул крышку люка и прибавил оборотов печкам обогрева.

С правой стороны горы далеко отошли от дороги, уступая красно-бурую глиняную землю полям. Вдоль дороги потянулся небольшой кишлак, ничем с виду не отличавшийся от предыдущего. Те же высокие дувалы, крыши и видимое отсутствие людей. По обочине дороги, болтая на бегу рогатыми недокормленными мордами, лихо мчались несколько тощих парнокопытных животных. Таких в своем селе Леха никогда не встречал. Буренки развитого социализма были куда более дородные и толстобрюхие. Так, по-собачьи, бегать им стать не позволяла. Они степенно расходились вечерами по дворам, мерно, под хлопки пастушьего кнута, покачивая полными выменами с розовыми сосками. А эти рогатые чернобурки выдавали такой борзый и недозволительный для своего тощего состояния галоп, что вызывали у Лехи сердобольное желание остановиться и немедленно скормить им весь имеющийся сухой паек.

— Скотинка-то — одни мослы, — расчувствовался он.

— Порода такой, горный. Выносливый, неприхотливый, — сказал Рахимов.

— Ну да, правда, бывают такие породы, — согласился Леха. — Мы раз такого же поросенка купили. Тоже, видать, горный оказался. — Леха усмехнулся. — Кормили его на сало. Кормили, кормили, а он жрет, как молотилка, но не жиреет и почти не растет. Так, из вежливости чуть подрос, и только. Зато смышленый был и через плетень, как наша овчарка, с лету перепрыгивал. Вот только что не гавкал. Я его Рексом звал. Бегает, бывало, по двору, с курями в догонялки играет. Один раз соседскому коту хвоста прикусил, когда тот хотел нашего цыпленка задрать! Бедный кот со всего лету в скирду зарылся! Орет! Еле выдернули! Не стали мы Рекса резать, так и жил, пока сам от старости копытами не брякнул. Фельдшер говорил, болезнь у него карликовая была… Вот черт! — Леха тревожно глянул на приборы. — Опять кипим! — Он снова свернул с дороги. — Тащи, Шурик, вторую канистру!

Вода, как и в прошлый раз, таинственным образом исчезла из радиаторов. Они залили последнюю канистру и вновь принялись осматривать все шланговые соединения и радиаторы. Ни капли, даже потека не обнаружив, Леха задумчиво сидел на броне у двигателей и осмысливал ситуацию, сопровождая взглядом проходившие мимо гусеничные боевые машины пехоты.

Рахимов крикнул снизу:

— Командир! Нашел вода! Из дырка капает!

Леха спрыгнул на землю. Рахимов указывал пальцем под заднее правое колесо. Оттуда из круглого отверстия диаметром в пять сантиметров, запаянного решеткой, капала вода.

— Шурик, заведи-ка бэтээр!

Рахимов быстро забрался внутрь. Когда заработали двигатели, течь усилилась.

— Глуши!

— Серьезный поломка?! — спросил Рахимов, выглядывая из люка.

— Это не поломка, — пожал плечами Леха. — Это заслуженная старость. Теплообменник прохудился. Ему, — он постучал кулаком по броне, — как и Михалычу, моему хорошему другу из рембата, на пенсию пора, а его сюда загнали! А с такими болезнями, между прочим, в армии служить совсем не полагается. На это даже термин медицинский есть! Как-то там, писурез, что ли? Точно не помню. Так вот, с таким термином сразу на пожизненный дембель выгоняют!

Взяв пустую канистру, он вышел на дорогу и начал размахивать ею. Одна бээмпешка притормозила рядом. Из люка высунулся механик-водитель.

— Земляк, — обратился к нему Леха, — угости водичкой!

— Кипишь?! — выбираясь из люка, сочувственно спросил водитель. Отстегнув одну из висевших на броне канистр, он подал ее Лехе. — Больше не могу, у самого одна осталась!

— Спасибо, хватит! — Леха подал ему взамен пустую.

БМП снова нырнула в проходящую мимо колонну, а Леха, передав канистру с водой Рахимову, сел за руль и вырулил на дорогу, пристроившись за гаубицами какого-то артиллерийского дивизиона.

— Ремонтировать надо? — Рахимов участливо и с полной готовностью смотрел на Леху.

— Надо. Где-нибудь на привале попробуем устранить. Пока доливать будем. Как лужу большую увидишь, скажи, приторможу, воды наберем. Ничего, главное, теперь мы причину знаем. Доедем, куда денемся.

— А что она из низа течет?

— Теплообменник там. Для охлаждения системы на плаву. У нас же БТР — 60 ПБ, что означает — плавающий, башенный. Сзади крышку видал?

— Видал.

— Вот. Там водометный винт стоит, небольшой, как пропеллер у Карлсона. Так что это, — Леха стукнул кулаком по рулю, — шхуна, бригантина! А если, к примеру, тебе еще и весло в руки дать, то считай, что галера! Гребаная! Нам сюда еще алых парусов, бляха, не хватает! Тогда бы мы с тобой так и порулили с попутным ветром! Эх! Я же моряком стать мечтал! Вот теперь, можно сказать, что мечта наполовину уже сбылась! А ты, Шурик, про что мечтал?

— Бухгалтером стать хочу. — серьезно сказал Рахимов.

— О?! Считаешь хорошо?!

— Хорошо считаю. Когда школа учился, то на районный олимпиада всегда по математике призы брал! — Рахимов поднял указательный палец. — Мой фотография на школьный доска почета висела. О!

— Да-а-а-а?! Моло-о-оде-е-ец! — восхитился Леха. — Молодец, Шурик! А чего учиться не пошел?

— Пошел. В заочный институт пошел. Два курса кончил и армия взяли! — с сожалением отвечал Рахимов, качая головой и цокая языком. — Потом доучусь.

— Я смотрю, талантов у тебя немерено, хотя ты и жутко скромный! Как до места доберемся, тогда назначу тебя своим заместителем. Будешь материальный учет в роте вести! Так Иванову и скажу, что, мол, с образованием уже человек! Надо к делу пристроить! Согласен?

— О-о-о-о! — воскликнул довольный Рахимов. — Как не согласен?! Согласен!

— Вот и молодец! Только шапку надень! Чего ты без шапки шлындаешь? Простудишься! И люк свой плотней закрой, дует на ходу!