Страница 9 из 82
Гуг замахал рукой, разинул рот, еще шире разинул.
– Ничего я не считаю, – проговорил он. Но ты забудь про свои замыслы, ни черта не выйдет! И ни один из нормальных парней с тобой не пойдет на это дело, можешь даже не пробовать уговаривать, тебя сочтут помешанным, Ваня, вот и все! Я сам думаю, что у тебя крыша поехала… Ладно, не трепыхайся, я чего думаю, то и думаю, крутить не собираюсь. А чем смогу, помогу! Только ведь нечем. Ежели башли нужны, сотен шесть-семь подкину… но это тебе на полбака. Можно, конечно, и побольше наскрести, на разгон всегда можно наскрести, а как обратно выбираться будешь? Не-е, коли тебя в Космофлоте не поддержат, и рыпаться не стоит! Или к частникам на поклон иди!
– А что я им предложу? – спросил Иван.
– В том-то и дело, что предложить тебе нечего. Ни один из частников благотворительностью в космических масштабах заниматься не станет, Ваня. Но гляди, старина, пока ты будешь по миру побираться, крохи выпрашивать, тебя точняк засекут, может, ты уже под колпаком.
– Все может быть, – понуро согласился Иван.
И поглядел на груду бутылок, валяющихся в углу.
– В это время из-за двери послышались торопливые тяжелые шаги, сама она почти сразу распахнулась, на пороге застыли две фигуры в зеленоватой форме и касках, блеснули стволы автоматов-парализаторов.
– Легки на помине, сучары! – тоскливо пробурчал Гуг Хлодрик, но не пошевельнулся.
Иван смотрел на служащих Европола и не мог понять, что их сюда привело.
Гуг? Его шайка? Иван не знал, что надо делать, и потому не делал ничего.
– Ты сиди на месте, – холодно сказал тот, что стоял слева, указывая стволом на Хлодрика, – а русский пойдет с нами.
Иван привстал.
– И попрошу соблюдать спокойствие, это в ваших же интересах.
– В наших интересах, – с ленцой процедил Гуг, упирая руки в колени, – совсем другое, дорогие легаши!
– И что же именно? – с ухмылкой поинтересовался стоявший справа.
– А то, чтобы гости, навещающие нас, были немного повежливее, понял?! Если не понял, могу разъяснить, сучий потрох!
Иван не видел, как ампула вылетела из дула. Но он видел, как она ударила в грудь Гугу Хлодрику и разлетелась на мелкие осколки. И он понял – у Гуга под курткой был надет панцирь. Все дальнейшее произошло мгновенно:
Хлодрик вскочил на ноги, будто был не восьмипудовым верзилой, а пушинкой, взметнувшейся под струей воздуха. Европоловцы рухнули на грязный заплеванный пол, уткнулись в него лицами. Гуг выскочил за дверь и через минуту, после непродолжительной возни, вскриков, сопенья и скрежета зубов, втащил в комнатушку еще двоих парней в зеленоватой форменке. Он их держал за воротники. И как те ни упирались, вырваться им не удавалось.
– Еще трое валяются там, у входа, – доложил Хлодрик Ивану извиняющимся тоном.
– Нехорошо все это, – высказался Иван. Ему совсем не нравилось происходящее. И он никак не мог понять, зачем он европоловцам? Может, он успел натворить чего-нибудь такого, за что надлежит отвечать по местным законам. Все может быть, разве упомнишь! Только ему не хотелось попадать в клетку, какая бы причина на то ни была.
– Еще бы! Конечно, нехорошо! – согласился Гуг. – Но мы сейчас сделаем так, что все будет хорошо!
Он заорал на вырывающихся парней так, как не орал в свое время на звероноидов Гадры, медленно отжиравших у него левую ногу. Эти гнусные твари тогда именно отжирали его конечность, не отрывали, не отъедали, не отгрызали; они привязали самого Гуга к железному крюку, вбитому в стену пещеры, и не торопясь, со смаком и явным удовольствием, чавкая и обливаясь слюной, жрали ногу у живого и дико орущего Гуга Хлодрика. Иван поспел вовремя. Но тогда Гуг не орал так дико.
– Я вас, твари, гниды паршивые, напополам поразрываю, ежели вы через две минуты не вытащите всю эту падаль наверх, чтоб она не воняла в хоромах благородного Гуга – Игунфельда Хлодрика Буйного! Поняли, суки?! В моей старой и дырявой шкуре сидят сорок поколений свирепейших викингов, и я от их имении поручению размажу ваши вонючие мозги по стенам! А ну, брысь!!!
Он притопнул ногой. И выпустил парней. Не прошло и минуты, как в конуренке стало тихо и покойно, никто не стоял в ней из непрошенных гостей, никто не лежал на полу. Иван выглянул наружу – лишь валяющаяся у стены каска с зеленоватым отливом да отпечаток кровавой пятерни почти под самым потолком напоминали о случившемся.
Он вернулся в комнату. Поглядел на тяжело дышащего Гуга исподлобья, неодобрительно.
– И все-таки, дружище, тебя не зря вышвырнули из Космофлота, ты и впрямь Буйный. Зачем тебе лишние неприятности? Может, дело шло о штрафе за погром в кабаке одноглазого Сайруса или еще о каких-нибудь таких мелочах! А ты кулаками махать начинаешь, викинг хренов!
Гуг не обиделся, не рассердился. Он снова плюхнулся на скрипящую кровать, откинулся к стене. И сказал:
– Не-е, старина, у тебя точно разжижение мозгов! Вспомни-ка, о чем ты тут рассуждал только что, а?
– О чем? – не понял Иван.
– Балбесина, пока ты думаешь, что за тобой могут установить слежку, тебя уже взяли под колпак, дошло?!
– Ты уверен?
– Еще бы! – лицо Гуга было совершенно непроницаемо и серьезно. – А за скандал и потасовку в кабаке Сайруса, да и иных местах, о которых ты изволил забыть, я заплатил столько, что ребятам придется изрядно попыхтеть месячишко-другой, прежде чем мы восстановим нажитое… Не думай, что твои пьяные истерики были бесплатным развлечением! Тебе надо мотать отсюда, понял! За океаном сейчас совсем хреново, не скроешься от легавых. А в России, я думаю, тебя не сразу сцапают. Вали домой, Ваня! Никто тебе здесь не поможет. Но одну штуковину я тебе дам, глядишь, пригодится!
Иван уставился на Гуга иронически, скривил губы.
– Это какую же? – спросил он с явным сарказмом. – Фомку? Кастет? Отмычку? Чего ты мне можешь дать сейчас, Гуг Хлодрик Буйный, предводитель шайки грабителей и алкашей?! Чего у тебя есть за душой и вне ее – канистра виски? Или, может быть, ржавый парализатор? Мне в нашей всесильной конторе ни черта не смогли предложить, кроме любительской капсулы, понял! А остальное мне и задаром не нужно!
Гуг поднял руку.
– Не спеши, Ванюша, отказаться всегда успеешь. Я не знаю, как ты доберешься до того проклятого места, до этой окраины Метагалактики, это все твое дело… но ежели ты доберешься до нее, ежели ты решишь потолковать с местной братией, которая угробила твоих родичей, то тебе эта штуковина ох как пригодится… Да и все равно продать ее некому! Бери, Ваня!
Пора было собираться, уходить отсюда. Иван знал, что европоловцы вернутся с подкреплением и зададут им жару. Но апатия держала его в своих тисках. Он не мог встать, решиться на что-то.
– Вот, гляди! – Гуг долго ковырялся в стене за кроватью, наконец вытащил что-то неопределенное, завернутое в тряпицу. Вид у него был весьма самодовольный. – Мы тут год назад подломили парочку сейфов в одном пришвартовавшемся судне. Дело было мокрое, пятерых охранничков пришлось в воду сунуть с камешками, но, Ваня, они сами виноваты, зашебуршились не ко времени, задергались… А суденышко-то оказалось лабораторией засекреченной, усек? Я как допер, так чуть не сверзился от беспокойства, но поздно было – тут или пан, или кичман! Я грешным делом, подумал, ридориумом удастся разжиться, Ваня! Это ж раз в жизни! Грамм – и гуляй до могилы со всей оравой, еще и останется столько же!
– Раньше ты был другим, – вставил Иван. – Я жалею, что не удержал тебя в Отряде, очень жалею!
– Поздно, Ваня, поздно, жизнь не переделаешь! Да и все относительно, старина. Ты меня жалеешь, а я вот сейчас тебя жалею, не дай Бог, Ваня, на твоем месте быть, не дай Бог! Но слушай! Какой там к черту ридориум – пустые сейфы за семью бронированными дверями, а в одном – вот это яйцо! Гляди-ка, может, слыхал чего про такие!
Он развернул тряпицу, в огромной мясистой ладони оказалось обычное яйцо, чуть больше куриного, но цветом такое же, покрытое какими-то пятнышками, а может, и просто засиженное мухами. Иван понял, что самый обычный дурацкий розыгрыш.