Страница 28 из 75
— Быка? — дернулся Роман.
— Ну да, — подтвердил старший, после выяснения личности «шпиона» ставший чуток дружелюбнее. — Того самого, из-за которого у нас спор вышел. И чего это, друг, тебе вздумалось за животину вступиться?
— Ох, Децим, — встрял Садай, — ты что, забыл, что у них, бактрийцев, животные священны? Как и у египтян.
— Да, — подтвердил Градов. — Белый бык — ездовое животное Шивы Натараджи. А сын Повелителя Танцев, слоноголовый Ганеша, ездит на крысе. Бог грома и молнии Индра — на слоне, бог-хранитель Вишну — на гигантской птице…
— Ха! — хихикнул арабчонок. — Ненормальные боги. Нет, чтоб, как все, на лошадях ездить. Или на колесницах…
— Не богохульствуй! — оборвал паренька офицер. — Кто знает, может, в связи с мирным договором с Бактрией наш божественный император издаст эдикт о причислении этих бактрийских богов к государственному культу Империи.
— Ага, — почесал репу Садай и сделал опасливый жест. — Да простят меня боги!
И снова в масть, подумал журналист. Подобная практика была обычным делом для веротерпимого Рима. Оттого в гигантской многонациональной империи практически и не было религиозной розни и войн. Всем богам всех народов находилось место в римском пантеоне. И египетским Осирису с Исидой, и зороастрийскому Митре, и индийскому Шиве, и даже нетерпимому ко всем другим богам иудейскому Яхве. Вот только Христос составил поразительное исключение.
— Ты, кстати, не голоден ли? — озаботился Терций.
— Есть немного, — не стал лукавить питерец.
— Так за чем дело стало? — рявкнул на подчиненных опцион. — Накормить гостя как следует! Разборки на потом отложим.
Походной кухни, привычной для армии нового времени, в лагере не было. Роман надеялся, что хоть в этом-то ролевики сделают себе послабление. Ведь гораздо проще готовить сразу на целую сотню, чем питаться раздельно.
Нет, они и здесь остались верны принципам исторической реконструкции.
Парни привели его в свою палатку. Как оказалось, все они принадлежали к одному и тому же контубернию. Это что-то типа современного отделения, включавшего восемь-девять легионеров. Командиром «отделения» был Децим Юний.
Питались члены одного контуберния вскладчину, что было проще и дешевле, чем находиться на индивидуальном харче. У них было заведено, чтобы каждый день кашеварил следующий солдат. И не надоест, и все по-честному. От кухонной повинности был освобожден лишь Децим. Не годится командиру с горшками возиться.
На средину стола, собранного из грубых досок, был торжественно водружен большой медный котел, в котором что-то побулькивало. Пахло, надо сказать, недурно. Какими-то восточными пряностями и бобовыми. Впрочем, с голодухи Градову даже черствый сухарь манной небесной бы показался.
Сухари тоже нашлись. Их достал из большой кожаной сумки Децим, придирчиво осмотрел, нет ли порченных, и раздал каждому из сослуживцев, а вместе с ними и журналисту.
Россиянин заметил, что когда кусок сухого хлеба лег перед ним, рука старшого дрогнула. Видно, пожалел сухпая.
Понятное дело. По римским традициям легионеры сами себя обеспечивали провизией, а не получали ее в централизованном порядке от государства.
В котелке оказалась каша, приготовленная из местного сорта гороха — нута, или, как его еще называют, «турецкого гороха». Приправленная кореньями, пряными травами и сдобренная кусками копченого сала.
— Извини, брат-бактриец, паштета из соловьиных язычков и фаршированных фиников нет, — шутливо развел руками Децим Юний. — А яйца припасены на праздник.
Ну, все как в Советской Армии, ухмыльнулся про себя Роман, вспомнив традиционные два яйца, выдававшиеся солдатам Бирунийского гарнизона по воскресеньям.
— Приступить к приему пищи! — скомандовал старшой.
Дважды повторять оголодавшим за день солдатам и их гостю не пришлось. Все девять парней дружно заработали ложками и крепкими молодыми зубами.
Горох был сварен правильно. Видно, готовил умелец, знавший, что нут полагается предварительно замочить. И даже избыток чеснока не портил вкус. А без естественного антисептика по такой жаре не годится. И кишечник может прихватить, и цинга приключиться.
Запивали весь этот скудноватый рацион поской — древнеримским безалкогольным напитком, представлявшим собой смесь винного уксуса и воды. Поска и жажду хорошо утоляла, и служила все тем же антисептиком.
Садай как самый молодой и нетерпеливый не придерживался здравой мысли, что во время еды нужно быть глухим и немым, и стал приставать к россиянину с расспросами. Причем предпочитал разговаривать не на латыни, а как повелось между ними с начала знакомства — на арабском. Надо признать, что латынь у арапчонка была ужасной. Даже хуже, чем у давно не имевшего языковой практики Романа.
Отвечая односложными «да» и «нет», Градов больше узнал сам, чем послужил источником информации.
Например, выведал, что «римляне» оказались здесь по воле императора Траяна, возжелавшего во что бы то ни стало установить дипломатические отношения с Кушанским царством (по-здешнему, Бактрией).
Имперский посол, сопровождаемый эскортом из восьмидесяти пяти легионеров Двенадцатого легиона, квартировавшегося в Каппадокии, провел в Бактрии без малого два месяца, подписал пару договоров о «вечном мире» с Римом и теперь возвращался домой.
По пути приходилось останавливаться то здесь, то там, чтобы не обидеть местное население, из кожи вон лезшее, дабы оказать римлянам должный почет и уважение. Так получилось и здесь, у города Топрак-кала (само собой, араб исказил название, но журналист правильно реконструировал его).
Римляне уже на днях собирались покинуть чересчур гостеприимное место, но тут, как назло, у аборигенов подоспел праздник в честь их бога Митры (кстати, чтимого и в самой Империи). Пришлось согласиться поучаствовать в затеваемом отцами Города празднестве. Благо, должно было получиться нескучным. Обещали обильные жертвоприношения, для центурии полезные тем, что наконец их ежедневный рацион пополнится мясом и жиром. Да и гладиаторские бои обещали.
Роман многозначительно кивал, подмигивал, делал важные физиономии, словно он сам был главным затейником всех перечисленных мероприятий. Юный араб смотрел на него с тем же благоговением, с каким какой-нибудь афганский талиб смотрит на шефа из «Аль-Кайды».
Громкий шум, донесшийся снаружи, прервал их мирную трапезу и беседу.
Легионеры, а вслед за ними и Роман вышли из палатки.
— Что случилось? — спросил Децим у однополчан.
— Сенатор ранен! — бросил озабоченный легионер, целеустремленно двигаясь к входу в лагерь.
— Как?! — взъярился старшой. — Кто посмел?
— Какие-то фанатики-колдуны! — послышалось в ответ.
В распахнувшиеся плетеные ворота стремительно влетел всадник, а за ним — носилки, влекомые восемью темнокожими великанами. На них возлежал бледный и худощавый молодой человек лет тридцати с небольшим, одетый в белую тогу с темно-красной окантовкой. Правое плечо мужчины и грудь были залиты кровью.
Следом за ношами бежали два человека в окружении группы парней, облаченных в древнеримские доспехи.
— Убийцы!! — гремело над головами парочки.
Роман присмотрелся к бедолагам, и сердце его учащенно забилось.
Первый из пары злодеев тоже заметил журналиста.
— Оминиске! — заклокотало в горле изувера. — Градов! Порву на куски, сука! Куда ты нас затащил?
«Мишка Гамми» был как всегда в своем репертуаре…
Глава третья
СПОКОЙСТВИЕ, ТОЛЬКО СПОКОЙСТВИЕ
Город Топрак-Кала, Хорезм, Кушанское царство, 118 г.
Мирза Рахимов давно вышел из детского возраста и уже не мог припомнить, когда в последний раз смотрел мультфильмы. Однако при виде всего того, что было вокруг, в голову так и лезла фраза Карлсона, которую толстяк с моторчиком на спине часто повторял своему юному приятелю: «Спокойствие, только спокойствие, Малыш!».
Но назвать «житейским делом» тот переплет, в который они угодили с Рафиком, язык не поворачивался. Скорее уж, выражаясь словами героини того же мульта, фрекен Бок, это было «безобразием».