Страница 10 из 35
Еще одно исключение из правила, согласно которому неканонические «евангелия» представляют собой сборники поучений, это так называемое Евангелие от Петра, которое нельзя поставить в один ряд ни с Евангелием от Фомы, ни с каноническими евангелиями. В нем содержится странная, в чем–то сюрреалистическая, версия рассказа о страстях и воскресении, описанных в канонических евангелиях (попытки утверждать, будто оно написано независимо от них, в настоящее время в основном считаются несостоятельными). По мнению некоторых ученых, в нем есть элементы гностицизма (Иисус на кресте не чувствует боли). Кроме того, этому евангелию свойственны сильные и последовательные антииудейские тенденции, которые, как мы уже видели, могли быть близкими гностицизму с характерным для него обесцениванием материального мира[59]. В частности, что идет вразрез с каноническими писаниями, Евангелие от Петра — именно потому, что в нем ставятся ни во что иудейские истории о библейских пророчествах — никак не объясняет, что смертью и воскресением Иисуса реально достигается какая–то цель, разве что таким образом демонстрируется вина еврейского народа и то, что он заслуживает наказания. Согласно Евангелию от Петра, достигается лишь то, что Иисус «возвестил усопшим»[60]. Но что именно это значит, откуда взялась такая идея, да и как вообще распятием Иисуса было достигнуто это «возвещение», остается неясным. Таким образом, это писание представляет собой «вести» в том смысле, что в нем описываются происходившие события, включая необычную сцену воскресения, в которой Иисус выходит из гробницы, поддерживаемый двумя юношами, а за ними следует крест. Но в тексте, существующем лишь в виде фрагмента, не объясняется, по какой причине он мог бы быть благой вестью, «euangelion», «евангелием».
Возможно, здесь, в каком–то смысле, может помочь Евангелие Иуды. Если предположить, что материальный мир — место порока, скорби и бедствий, из которого людям необходимо сбежать, так же как и от глупого бога, создавшего его, значит, можно считать «благой вестью» то, что Иисус поручил одному из своих учеников предать его на смерть — не для того, чтобы он своей смертью смог искупить грехи мира, а чтобы смог указать путь из материального мира к бестелесному существованию на небесах.
Именно это заявляют те, кто рассматривал и комментировал Евангелие Иуды. Предательство Иудой Иисуса вместо того, чтобы быть прелюдией к кульминации, как в канонических евангелиях, само по себе есть
кульминация повествования: не смерть и воскресение Иисуса, а добросовестный поступок его самого близкого соратника и верного последователя, того, кто отправил его навстречу смерти, чтобы он смог вернуться в свою небесную обитель.[61]
Иуда, получив повеление принести в жертву «человека, который носит Меня в себе», не мог не сделать этого «для своего друга и единомышленника, и поэтому он предает его. Это — благая весть Евангелия Иуды»[62]. Но совершенно очевидно, что все пространное повествование в целом, кульминация которого — эпизод предательства, никак не может быть историей, рассказываемой евреями I века, ждущими царства Божьего, историю Бога Авраама, дающего обетования через своих пророков, обещания освободить Израиль и воцариться как на земле, так и на небесах; скорее, оно представляет собой историю, излагаемую гностиками II века — историю о высшем божестве, превосходящем порочного бога Израиля, создавшего мир, и позволяющем людям под руководством некоей таинственной фигуры открыть внутри себя истинный божественный свет и таким образом освободиться от установленного порядка, от физического тела и от всех бед, связанных с материальным миром. Так что с точки зрения канонических евангелий Евангелие Иуды — это антиевангелие: история о получении новости, которую можно считать хорошей, только если перевернуть представления о мире с ног на голову. Это что–то вроде прихода в лагерь военнопленных улыбающегося посланника, сообщающего о том, что война выиграна — да вот только выиграла ее другая сторона, и все военнопленные будут убиты.
Стало быть, если поставить Евангелие Иуды в один ряд с Евангелиями от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, то легко увидеть, что в них есть такого, чего нет ни в одном из гностических евангелий: через них проходят три темы, по–разному сформулированные, но богословски согласованные.
Во–первых, в канонических евангелиях повествуется о том, что долгая история отношений Бога и Израиля достигла предопределенной Богом кульминации, причем под «Богом» подразумевается, конечно, Бог Творец, Бог Авраама, Исаака и Иакова. В канонических евангелиях это излагается различными способами — как в плане формы, так и в плане содержания, — но для каждого из них — это одна из главных тем. И, конечно, эту тему авторы «альтернативных» евангелий, в том числе «от Фомы» и «от Петра» стремились полностью исключить. В подобных собраниях логий эта тема исключается самой литературной формой текстов, поскольку в них просто нет повествования, никак не освещается история Израиля, отсутствуют чаяния обещанного, которое, наконец, исполняется. К тому же, в Евангелии от Фомы и других неканонических евангелиях порой просматривается желание устранить эту тему целенаправленно: «Я разрушу этот Храм, — говорит «Иисус» Евангелия от Фомы, — и нет никого, кто сможет построить его еще раз»[63]. Иудаизм и его институты ни во что не ставятся. В этом отношении у гностических евангелий и их канонических предшественников просто нет никакой общей основы.
Во–вторых, канонические евангелия излагают историю публичной деятельности Иисуса таким образом, чтобы обрисовать основные черты будущей жизни его последователей, ступивших на «стезю» (как это изначально называлось), тех людей, которые стали известны как «христиане», т.е. «люди Мессии». Такова правда, скрывающаяся под давним, явно переоцененным утверждением сторонников «метода анализа форм»: будто материал евангелий — как отдельных фрагментов, так и всего содержания — был оформлен, по крайней мере, отчасти, в соответствии с потребностями зарождавшейся церкви.
Это не означает, что материал был целиком выдуман. Я и другие ученые часто и аргументированно говорили об этом. Новый Завет во многом исторически достоверен и в нем отсутствуют темы, которые должны были быть, если бы авторами руководили мотивы, о которых говорят критики. Очевидный пример — тема обрезания: мы знаем, что по этому поводу в ранней церкви возникло одно из самых серьезных разногласий, однако никому не пришло в голову сфальсифицировать «высказывание Иисуса» по этому вопросу[64]. Но остается вполне очевидным то, что истории об Иисусе рассказывались одновременно, не только чтобы сообщить, как указано ранее, «каким образом история Израиля достигла кульминации», но еще и чтобы сообщить, что «это — те события, которые породили и продолжают поддерживать и организовывать жизнь христианского движения».
В гностических евангелиях не содержится ничего подобного. Конечно, существует расплывчатая параллель: в них вроде бы рассказывается, как Иисус поверял свое тайное учение избранным ученикам, и затем это учение передавалось из уст в уста «посвященным». Но замысел гностических евангелий, помимо прочего, таков, что в них «Иисус» и его учение не утверждают и не организовывают деятельность церкви, развивавшейся в то время учителями и проповедниками послеапостольской эпохи — таких, как Игнатий, Климент, Поликарп, Иустин и другие. В Евангелии Иуды зарождающаяся церковь открыто и презрительно отвергается, а ее обычаи выставляются аморальными и жестокими[65]. Другими словами, авторы гностических евангелий старались описывать историю Иисуса так, чтобы она ни в коем случае не служила основанием для развития ранней церкви.
59
См.: J.K.Elliott (ed.), The Apocryphal New Testament (Oxford: Clarendon, 1993), p. 150–158. Справедливости ради следует отметить, что некоторые ортодоксальные богословы II и III веков писали, что мученики не чувствуют боли.
60
О том, как Иисус «возвестил усопшим», см.: Евангелие от Петра 10:41f. Q. К. Elliott (ed.), The Apocryphal New Testament (Oxford: Clarendon, 1993), p. 157]. Похоже, что эта тема связана с фрагментом в 1 Пет 3:19, который крайне трудно интерпретировать.
61
См.: Bart D.Ehrman in KMW, p. 102.
62
См.: M.Meyer in KMW, p. 167.
63
Эта версия высказывания о «Храме» взята из «Евангелия от Фомы» 71.
64
То есть, никому до «Евангелия от Фомы» (53). Рассуждения по этой теме в целом см.: T.Wright, The New Testament and the People of God (=NTPG) (London and Mi
65
О том, как «Евангелие Иуды» отвергает зарождающуюся церковь, см.: Иуд 38–43 (KMW, р. 25–29). Любопытно, что никто из первых комментаторов этого документа не обсуждает пропагандируемую им жуткую сексуальную вседозволенность, включая гомосексуальные практики.