Страница 40 из 85
Три-четыре минуты, не более, длилась эта схватка. Пленных мы отправили в штаб полка, а сами продолжали наступление. По убегающим немцам наши минометчики вели тогда удивительно точный и частый огонь. Савченко воскликнул: „О це добре минометчики кыдают огирочки!“ и продолжал петь все ту же песню».
Мужеству, смелости Василий Шабельников учился, наверное, у своего командира взвода младшего лейтенанта Савченко. На батарее юный казак к любой работе относился с великим прилежанием. Но и молчаливости тоже был великой. Пожалуй, только парторгу батареи старшему сержанту Марченко удавалось разговорить Шабельникова. Однажды случайно я услышал их беседу. Они сидели на завалинке дома, где я квартировал.
Шабельников сказал, что кидать мины ему больше нравится, чем шашкой махать.
— Что значит «нравится»? — спросил Марченко. — Это же не гармонь, игра на которой может нравиться и не нравиться.
— Не гармонь, — согласился Шабельников. — Но сколько сразу можно укокошить фрицев одним залпом батареи? Ого! Душа радуется.
— Страшно ходить в конные атаки?
— Самому-то мне не очень, да шкура почему-то дрожит.
— Сколько ты зарубил гитлеровцев?
— Василий Александрович говорил, троих. А сам не знаю.
— Как это не знаешь?
— Так, не знаю.
— Кто такой Василий Александрович?
— Эскадронный наш.
— Медаль «За отвагу» за них получил?
— Не знаю.
Я определил Василия своим связным. И не ошибся. Из штаба ли полка, с огневой ли позиции батареи он являлся ко мне на наблюдательный пункт часто с ног до головы облепленный грязью, а иногда и в простреленной одежде: приходилось ползти под огнем, под обстрелом противника.
На смену Евгении Пархолуп санинструктором на батарею прислали Панну Мазурик. Ранее она была в артиллерийской батарее 76-мм пушек нашего полка. Дивчина была тоже боевая. Мы знали: в артбатарее у Панны есть жених, командир орудийного расчета сержант Иван Цурпал. Мы разрешили Ивану Цурпалу видеться с невестой, когда на то выпадала какая-то возможность.
Любовь на войне — трудное счастье. Его с достоинством несли и Панна, и Иван. К сожалению, недолго. Панна ожидала ребенка, и скоро мы проводили ее домой, в Томскую область. А примерно через месяц в боях за Молдавию погиб ее Иван. Из писем мы знали, что Панна родила дочь, и очень жалели, что малютке никогда не доведется узнать теплоту отцовских рук.
В эти дни в полк пришла приятная весть: за боевые заслуги перед Родиной, за овладение городом и железнодорожным узлом Волноваха дивизии присвоено почетное наименование «Волновахской» и она награждена орденом Красного Знамени.
24 октября мы снялись из Большого и Малого Токмаков, походным маршем проследовали Пятихатку, освобожденную нашими войсками неделю назад, и вышли на подступы к городу Орлянску — сильному опорному пункту врага на реке Молочной. Бои за Орлянск были тяжелыми и затяжными. Потери мы понесли большие. Только в моей батарее вышли из строя сразу два командира взвода из трех — лейтенанты Ромадин и Мостовой. На командование одним взводом пришлось вернуть старшего сержанта Рыбалкина, а другой взвод поручить старшине Жерлицыну.
Нашу дивизию и весь 5-й гвардейский казачий кавалерийский корпус командование фронта ввело в орлянский прорыв. Теперь мы вырывались на степные просторы Северной Таврии. Северная Таврия — это безоглядная равнинная степь. Здесь мало дорог и редки населенные пункты. Сплошной обороны противника в степях не было. Мы шли стремительным, форсированным маршем. Путь нашего полка лежал через большое село Маячки на Асканию-Нову и Чаплинку.
Аскания-Нова — заповедник мирового значения. В нем сохранялись и разводились редкие копытные животные из дикой природы, которых не только в нашей стране, но и на всей земле осталось немного. Перед нами ставилась задача: спасти уникальный заповедник от разорения, ограбления и уничтожения фашистами. И другая — перерезать шоссейную дорогу, идущую через Каховку в Крым. Затем, при удачном развитии событий, продолжить рейд, выйти в низовье Днепра и, заняв город Цюрупинск, лишить противника последней железнодорожной магистрали, связывающей его с Крымом: Херсон — Джанкой. Этой операцией завершалось очищение левобережья Днепра на всем его протяжении и полностью блокировался с суши Крым, все еще занятый противником.
Асканию-Нову и Чаплинку мы заняли без особого труда. На вражеские гарнизоны свалились внезапно. Долго здесь тоже не задержались. Сдав их подошедшим стрелковым частям, сами продолжали рейд. При своем движении по Северной Таврии мы обходили сильные очаги сопротивления противника, оставляя их у себя за спиной и зная, что гарнизонам этих опорных пунктов держаться недолго. За нами шла «царица полей» пехота. У нас же, конников, происходили мелкие стычки с небольшими группами противника, разведчики вели беспрерывный поиск.
О полковых разведчиках, их смелости, смекалке и находчивости стоит сказать особое слово. Отпетые головушки! Особым словом о них, наиболее выразительным, как мне кажется, будет рассказ о некоторых эпизодах боевой жизни этих людей, которым сам черт не брат и не сват.
Казак-разведчик со смешной фамилией Дырочка в бою за хутор Надежный сберег командира дивизии и командира полка. Генерал Сланов и подполковник Беленко, остановив машину на пригорке недалеко от хутора, наблюдали за конной казачьей атакой. Командиры настолько увлеклись, что не заметили, как из середины хутора, из переулка вынырнула грузовая автомашина, битком набитая удиравшими гитлеровцами. Охрана командира дивизии тоже рты разинула. Гитлеровцы, объехав машину генерала, открыли по ней автоматный огонь. И плохо, пожалуй, кончилось бы, не подскочи в эти считаные секунды разведчик Дырочка. Он соскользнул с коня, кинул на капот генеральской машины ручной пулемет и ударил по немцам. Машина резко вильнула, на всем ходу влетела в глубокий кювет, перевернулась. В кювете под машиной оказалось девять убитых и одиннадцать раненых и искалеченных гитлеровцев.
…К хутору Черненьки разведчики подъехали вечером со стороны огородов. У плетня спешились. Прокрались к крайней хате и узнали, что в хуторе есть немцы. На чьем подворье, — разведчикам указали. Огородами подобрались к тому подворью. Там стояло три бронетранспортера. Возле них копошились гитлеровцы. Лавриненко кинул пару гранат. Дырочка хлестнул из пулемета. Афронин поддержал автоматным огнем. Немцы не приняли боя. На двух транспортерах им удалось укатить. На подворье остались пять мертвых штабных работников, один бронетранспортер и две подводы с погруженными на них сейфами с картами, штабными документами, пишущая машинка, а за околицей хутора — склад с продовольствием и оружием. Охрана склада после первых выстрелов разбежалась.
Примерно такой же случай произошел в другом населенном пункте, где стояли румыны. Едва разведчики открыли пулеметно-автоматный огонь, как румыны, побросав машины с продуктами и боеприпасами, три пулемета и полевую кухню, живо умотали.
Еще задолго до подхода к Цюрупинску на степных дорогах мы натыкались на брошенные отходящими войсками противника исправные, но без горючего автомашины, трактора с тележками, тягачи с пушками на крюке, повозки и фургоны, запряженные лошадьми или волами и полные всякого военного имущества: боеприпасов, обмундирования, снаряжения, оружия.
Все это чаще всего бросали румынские солдаты. Нередко, убегая от натиска русского солдата, они даже бросали своих раненых. Ненадежное это, слабое воинство. Видимо, потому и бросали немцы в наступление румын силою оружия, а при неустойчивости их расстреливали.
Войска румын были слабо вооружены и слабо подготовлены. Моральный дух солдат низок. Да и от чего он должен быть высоким? Нищий, забитый, неграмотный румынский крестьянин по воле своих правителей — прислужников Гитлера — оказался одетым в солдатскую шинель. Ему сунули в руки оружие и сказали: «Иди, завоевывай великую Россию». А не спросили: нужна ли крестьянину, извечному земледельцу, садоводу и овощеводу, эта «великая».