Встречи

Когда распрощались мы с председателем колхоза и расселись в «Москвиче», Абрамов раскрыл записную книжку (которая почти всегда была у него в руках), проговорил, записывая: «Как это, то само, Андрианов сказал: «После работы волоку себя домой за шиворот»? А?! Ну, кто из вас, писатели, сможет образнее сказать про усталость?»

6. Побывали в совхозе «Ташкентский». Осмотрели поля, стройку центральной усадьбы хозяйства, которую ведут ташкентцы, точнее узбеки, приехавшие работать из своей республики на новгородскую землю. Разговаривали с ташкентцами. Затем долго беседовали с председателем исполкома Лесновского сельского Совета Виктором Константиновичем Зеновым и секретарем сельсовета Ниной Павловной Махиной. Более всего Абрамова поразило «стройное место», выбранное для центральной усадьбы совхоза. Осушенное болото, вокруг до самого горизонта ни деревца, ни кустика. Летом пыль, земля под ногами, как камень. Весной и осенью непролазная грязь. Более неприглядного места в районе искать — не найдешь. Недаром место это в недавнем прошлом носило название Грязная Харчевня. Теперь название: Лесная.

7. По предложению Абрамова навестили семью новгородского писателя Леонида Воробьева. Вместе со вдовой писателя Велей Дмитриевной съездили на кладбище, возложили цветы на могилу этого талантливого и рано ушедшего из жизни писателя.

8. Вечером из дома новгородского писателя и друга моего Александра Васильевича Ежова отправились (по предложению и приглашению Абрамова) в ресторан «Садко». Ехать в это заведение за рулем я воспротивился, сказав, что шофер тоже человек. Порешили ехать на «Запорожце» Ежова. Александр Васильевич инвалид войны (на Невском «пятачке» ему оторвало ногу выше колена), и на соблазны застолья он уже не поддается. В ресторан, однако, нас не пустили. Возле столиков нас перехватил белокурый молодец в расписной рубахе, подпоясанной кушаком, в сапогах, весь «а ля рюс», пояснил: «Не обслуживаем! Иностранная делегация». Ежов, балансируя возле молодца на костылях, принялся уговаривать его, шептать, что перед ним писатели, что сам Абрамов здесь… «Иностранная делегация, — поигрывая плечами, отвечал молодец. — Не обслуживаем». Настроение Федора Александровича мгновенно упало. «Поехали домой», — буркнул он и, круто повернувшись, захромал к выходу. В кабине он повернулся к Ежову и мрачно проговорил: «То само, Саша, почему вы все такие?.. Ведь у тебя в руках, то само, был костыль…»

В доме Ежова за столом, когда наполнены были бокалы и хозяин принялся говорить тост в честь гостей, Абрамов, все еще мрачный, перебил его вопросом: «То само, какой сегодня день? То само, вспомните-ко?»

Первой ответила Анна Евсеевна, супруга Ежова. Она словно ждала этот вопрос: «Двадцать второе июня!»

На второй день нашего пребывания в Новгороде Федор Абрамов неожиданно спросил:

— То само, Борис, в музее Достоевского в Старой Руссе бывал?

— Бывал.

— Надо съездить.

Из Новгорода в Старую Руссу нам удалось выбраться только к вечеру. Погода пока баловала нас, вечер выдался тихим, теплым и не душным. Впервые в машине я не видел в руках Абрамова блокнота. Он опустил ветровое стекло, расстегнул рубаху и, откинувшись на сиденье, прикрыл глаза. Парной ветер гудел в кабине, на заднем сиденье, вопреки обыкновению, разговорился Антонин, комментируя все интересное на нашем пути, хотя по дороге этой Новгород — Шимск вчера мы проезжали дважды.

— То само, Антонин, не зуди, — попросил Абрамов, не открывая глаз.

Когда подъезжали мы к поселку Лесная (Грязная Харчевня), Абрамов открыл глаза, приподнял голову, спросил:

— «Ташкентский»?

— Да.

— То само, Борис, что испытываешь, когда проезжаешь это место?

— Стараюсь проскочить его на скорости.

— А людям здесь жить… До Ильменя отсюда сколько километров?

— Четыре.

— Четыре километра дороги… И берег красивейшего озера. Простор, вода, рыба. Пускай те же дома, но не в болоте, а у воды в зелени. И парус в окне. Праздники на воде, как у Андрианова в «Искре». Четыре километра дороги… Ну, то само, трудяга за день наломается, ему лишь бы до постели добрести, а дети? Разве можно детям без общения с природой? Четыре километра дороги… А «стройное место» это под пашню пустить. Я недавно, то само, в Америке был. Такие земли, как эта, там под придорожные канавы уже не пускают. Трубы вместо канав укладывают, землей засыпают их и сеют. Должны мы, то само, лет на сто хотя бы вперед смотреть?

— Должны.

Здесь я позволю себе сделать отступление, перенестись на несколько лет вперед, в тот день, когда пишутся эти строки. На столе у меня два номера ежегодников Союза писателей СССР «Шаги», за 1979 и 1982 годы. В данном случае сборники эти интересны тем, что в первом опубликован очерк Ибрагима Рахима «Хошар на полях братства», во втором — очерк Федора Абрамова и Антонина Чистякова «От этих весей Русь пошла…». И в том и в другом речь идет и о совхозе «Ташкентский». Все три писателя недолго и примерно в одно и то же время наблюдали строительство нового на Новгородчине хозяйства, но как по-разному они пишут и оценивают увиденное.

Вот несколько выдержек из очерка Ибрагима Рахима:

«Что такое «хошар»? Любой мальчуган у нас в Узбекистане скажет вам не задумываясь: как «что такое»?! Это праздник. Это стройка. Такая стройка, которая всегда праздник. Хошар — это когда строить выходят все, весь кишлак!..

Здесь, дома, вся республика будет следить: как там наши, с честью ли выполняют свою интернациональную, миссию? В добрый путь, товарищи!..

— Я понял, что очень правильно поступил, решив поработать здесь, на этой земле, — сказал Мухаммадиев.

— Почему? — допытывался я.

Мухаммадиев объяснил обстоятельно.

На всю жизнь, оказывается, запомнилась ему встреча. Как принимали их здесь новгородцы. С цветами. С музыкой. И с доверием…

— Как же с выполнением, с буднями, с ходом конкретной, плановой работы? — спросил я у Мухаммадиева.

— А мы поедем с вами на место, — сказал он. — Прямо в новгородский кишлак. Все увидите сами.

Мы ехали с управляющим интернациональным трестом «Узбекновгородводстрой» в совхоз «Ташкентский». По обе стороны дороги на Псков на обширной площади раскинулся этот совхоз. Вернее, центральная усадьба и поселок. Жилая зона, как здесь говорят. Кишлак. Пахотный клин совхоза превысит десять тысяч гектаров. Плюс службы, коммуникации.

Болота. Мелколесье. Пласты торфа… Над всем мощный всесильный рокот моторов. Тракторы, бульдозеры, экскаваторы…»

Что ж, очерки пишутся и так. Но стоит перейти на трезвый деловой тон, поговорить с людьми и заглянуть в документы, как картина меняется. Вот что пишут о той же стройке Абрамов и Чистяков:

«Провалы с этой узбекской стройкой на Новгородчине стали притчей во языцех на всех совещаниях и в местной печати. За первые два года план по строительно-монтажным работам выполнен всего на тридцать семь процентов. За первый год убыток составил шестьсот шесть тысяч рублей. За второй — еще больше. Качество работ — ниже критики. Один из корпусов, подведенный под крышу, нуждается чуть ли не в капитальной перестройке. Но никто не осмеливается сказать — кто же виноват в этом? Где корни провалов?..

Представить, как это происходило, нетрудно. Бросили клич: «На помощь Нечерноземью!» — объявили кампанию, понимая ее так: вали комар да муха, лишь бы числом побольше, и навербовали в этом числе десятки мастеров-энтузиастов и сотни случайных халтурщиков, рвачей и даже спекулянтов, которых немало и у нас.

Вот что говорят сами узбеки, ответственные за ход работ:

— Придет иной наш земляк за тысячу километров, тюбетейку снимет, поклонится: «Не ругай, кирпич класть я — совсем худой!..»

Что толкает таких южан к нам на север? А вот что! Сохраняется полностью ставка по прежней работе, начисляется к прежней ставке еще ставка по новой специальности, к этим двум ставкам плюсуется еще полставки разъездных. Итого — две с половиной ставки, чего, как утверждают в бухгалтерии, и не снилось такому работнику на своей теплой родине.

А иной ловкач, говорят старожилы, деньги домой не везет, а накупает в Новгороде фарфора и увозит с собой, впереди ждет тройная спекулятивная сумма.

Польза или вред от такого посланца? Ответ ясен. Более того, рядом с ним работает местный парень и получает в два с половиной раза меньше при большем объеме работы и лучшем качестве.

Какая уж тут нравственная атмосфера!

Да если бы создали такие условия новгородской молодежи, работы эти не на 37 процентов были Вы выполнены, а на 137, ребята не обивали бы пороги в отделе кадров где-то за пределами Новгородчины…

Ежегодно село теряет около четырех тысяч тружеников, выбывающих за пределы области…

А ведь началось все с того, что одним росчерком пера (тут уже не вилами по воде) было утверждено строительство административно-культурного центра нового совхоза… на болоте.

Слышим упрек: поздно об этом, чего после драки кулаками махать?

Нет, не поздно: страда сельского переустройства — в самом начале, и эта стройка — не последняя».