Страница 23 из 43
Передняя дверца сейфа была взорвана и улетела на пустырь вместе с плитой, а задняя, стальная, лопнула в нескольких местах, точно бумажный мешок, по которому, предварительно надув его, изо всех сил бьют кулаком. Сейф же как таковой вылетел в сад, и в воздух, точно листья во время урагана, взвились обрывки стодолларовых кредиток. Через несколько часов люди подбирали их в десяти кварталах от места взрыва, а некоторые, пытаясь их склеить, провозились с долларами всю зиму.
Зато пол почему-то остался цел. В результате взрыва с него смело весь сор, бумажки, булавки, иголки: нигде не осталось ни пылинки, но сам пол, и деревянный настил, и линолеум, совершенно не пострадал.
Куда унесло Святого и козу, сказать трудно, однако, куда бы их ни унесло, улетели они в одном направлении, ибо два ассистента из Медицинской экспертизы Бронкса, как ни бились, не смогли отличить козьи останки от человеческих — а ничего, кроме обгоревших кусочков мяса, ни от козы, ни от Святого не осталось.
На свою беду, Святой никогда раньше не взрывал сейфов. В противном случае он бы знал, что для уничтожения сейфа, где хранила свои сбережения Небесная, нужна не бутылка нитроглицерина, а чайная ложка.
13
Небесная сидела в парке напротив Риверсайдской церкви и думала, как выйти из создавшегося положения. «Если Мизинец в ближайшее время не объявится, — решила она, — я вернусь домой и скажу Святому, что сама все нашла, — тогда уж Мизинцу не отвертеться».
Вдруг она услышала выстрелы. Пистолетный выстрел — это пистолетный выстрел, его ни с каким другим не спутаешь, и Небесная, которая за свою долгую жизнь привыкла к пистолетной стрельбе, ошибиться не могла.
Она заерзала на скамейке и стала вертеть головой во все стороны.
Затем до нее донесся истошный женский крик. «Что ж, в этом есть своя логика, — с присушим ей цинизмом подумала она. — Когда мужчины стреляют, женщины кричат».
Приходили ей в голову и другие, менее отвлеченные мысли. «Если в доме кого-то убили, — прикинула она, — то лучше держаться отсюда подальше».
В это время из подъезда вышли двое мужчин. Небесная находилась от них на почтительном расстоянии и черты их лиц разобрать не могла, тем более что у обоих на глаза были надвинуты шляпы. И тем не менее было в этой парочке что-то запоминающееся.
Один был толстяком, с круглым, сальным, не смуглым лицом. Широкоплечий, он, как видно, обладал большой физической силой. На нем был темно-синий дакроновый однобортный костюм. Своего спутника он держал под руку и как будто даже слегка его подталкивал.
Второй, наоборот, был худ, с белым как бумага, изможденным лицом и темными кругами под глазами. Даже издали видно было, что это кокаинист. На нем был светло-серый летний костюм. Он еле волочил ноги и дрожал, словно от озноба, всем телом.
Они вышли из дому, завернули за угол и сели в «бьюик» защитного цвета, ничем не отличавшийся от любого другого автомобиля этой же модели. Разобрать номер машины Небесной не удалось, но номера были нью-йоркские — это она заметила.
«Ценная информация, — подумала она. — Ее можно будет неплохо продать. Подождем, что будет дальше».
Ждать пришлось недолго. Не прошло и двух минут, как к дому подкатили две патрульные машины, а еще через пять минут вся улица была запружена полицейскими автомобилями, среди которых были и два фургона «скорой помощи». Полиция оцепила дом.
Теперь можно было подойти поближе. Она увидела, как из подъезда кого-то вынесли на носилках и быстро погрузили в «скорую помощь». Третий санитар шел рядом, держа в руке бутылку с плазмой. Завыла сирена, и «скорая помощь» умчалась.
Небесная узнала лежавшего на носилках.
«Могильщик», — прошептала она.
По спине у нее пробежали мурашки.
Следом из дому вышел Гробовщик; его поддерживали под руки два санитара, а он пытался вырваться. Хоть и не без труда, санитарам удалось усадить его во вторую «скорую», и Гробовщика увезли тоже.
Небесная уже начала выбираться из толпы, как вдруг услышала поблизости чей-то голос:
— Там еще один… африканец, с перерезанной глоткой.
Небесная заторопилась. Когда она отошла немного в сторону, к дому подъехали два больших черных лимузина, набитые детективами в штатском из уголовной полиции города.
Да, как выяснилось, она располагала ценной информацией. Сверхценной. За такую никаких денег не жалко. Не жалко даже глотку перерезать.
Небесная быстрым шагом двинулась в сторону Бродвея, пытаясь поймать такси. Она была так потрясена увиденным, что забыла даже раскрыть зонтик, с помощью которого сохранялся натуральный цвет кожи.
Только когда такси остановилось, когда она села на сиденье, а шофер включил зажигание, она вновь почувствовала себя в безопасности.
Теперь необходимо было как можно скорее избавиться от Святого и от пробитого пулями черного «линкольна» — а то беды не миновать.
Когда она подъезжала к дому, то увидела, что ее улица забита пожарными и полицейскими машинами, каретами «скорой помощи», а также бедно одетыми людьми, в основном итальянцами и чернокожими, которые, рискуя получить солнечный удар, толпились под раскаленным полуденным солнцем, чтобы удовлетворить свое болезненное любопытство.
«Весь город сошел с ума, — подумала она. — Что богатые, что бедные».
Когда такси подъехало ближе, она вытянула шею, ища глазами свой дом. Но дома не было. Из окна машины за сгрудившейся у ворот толпой виднелся совершенно пустой, если не считать переливающегося на солнце черного «линкольна», палисадник. Дом словно по волшебству исчез.
Она велела таксисту остановиться, не доезжая до полицейского оцепления, и подозвала прохожего.
— Что там случилось?
— Взрыв! — захлебываясь от возбуждения, ответил ей смуглый работяга без шляпы — по-видимому, итальянец. Дышал он так тяжело, словно не мог удержать обжигающий воздух в легких. — Дом взорвался. Погибли хозяева, пожилая пара, святые, говорят, люди были. Ничего от них не осталось. Наверно, пожар вспыхнул…
За ее реакцией итальянец не следил; он, как и многие другие вокруг, шарил по земле руками и подбирал какие-то обрывки бумаги.
«Красиво, ничего не скажешь», — прошептала она, а затем, уже громче, обратилась к таксисту:
— Посмотри, что они там ищут.
Таксист вышел из машины и попросил какого-то парня показать ему бумажку, которую тот только что подобрал. Это был обрывок стодолларового банкнота. Таксист отобрал у него находку и понес Небесной. Парень, забеспокоившись, побрел за ним.
— Сотенная, — пояснил он. — Фальшивые деньги небось печатали.
— Это конец, — пробормотала Небесная.
Оба, и таксист и парень, с изумлением уставились на нее.
— Верни ему этот хлам, — сказала она таксисту.
Она сразу же поняла, что Святой попытался взорвать сейф. Впрочем, это ее нисколько не удивило. «Атомную бомбу, что ли, он подложил? — подумала она. — Тоже мне шутник нашелся».
Таксист сел за руль и подозрительно посмотрел на нее:
— Вы, значит, в этот самый дом ехали?
— Не валяй дурака, — огрызнулась она. — Не могу ж я ехать в дом, которого нет.
— Хотите, может, что-то сообщить полиции? — настаивал таксист.
— Я хочу, чтобы ты развернулся, отвез меня на Уайт-Плейнз-роуд и высадил у входа на спортивную площадку.
В это время дня спортивная площадка, где не было ни единого деревца, пустовала. Ямы для прыжков и металлические горки раскалились от жары. Нагрелась от солнца и спинка скамейки, на которую откинулась Небесная, однако она этого не заметила.
Она вынула трубку, набила ее мелко растолченными корешками конопли, которая хранилась у нее в клеенчатом кисете, и закурила от старой, с выбитыми золотом инициалами зажигалки. Затем раскрыла черно-белый зонтик, переложила его в левую руку, в правую взяла трубку и глубоко затянулась сладким, едким дымом марихуаны.
Небесная была фаталисткой. Если бы она когда-нибудь читала рубаи Омара Хайяма, ей бы, возможно, вспомнилось сейчас следующее четверостишие: