Страница 4 из 113
Прибыл в Ставрополь 14 марта и скромно поселился на квартире моей матери и сестры в глухой части города с садами, скрывшись таким образом от пытливых глаз большевиков. Довольно спокойно в кругу своих родных я прожил до первых чисел мая 1918 года. В станицах ближайших к Ставрополю некоторые казаки узнали о моем прибытии и начали скрытно, ночью, приезжать ко мне — узнать обстановку и поделиться со мной мыслями о происходящем в станицах Баталпашинского отдела.
В средних числах апреля приехали ко мне казаки станицы Барсуковской и увезли к себе. У них пробыл восемь дней, за это время я рассказал станичникам о событиях в России и из казаков, ярых противников большевиков и совдепов, организовал «сидящими» две сотни конного состава (250 шашек).
Большевики, узнав о моей агитации в станице, выслали карательный отряд для поисков, это заставило меня возвратиться в Ставрополь. До этого из Барсуковской я выслал своих агентов в станицы Николаевскую, Екатериненскую, Сенгилеевскую и по хуторам для формирования отрядов. Уже в Ставрополе к 5 мая я получил донесение о том, что по станицам у меня собралось до полутора тысяч казаков, готовых выступить под моей командой при благоприятной для нас обстановке. Я был тогда в чине войскового старшины.
В мае месяце в Ставрополе настали тревожные дни, говорили о боях в районе Торговой; большевики заволновались, спешно приступили к сбору и мобилизации бойцов. Прибывшими с севера матросами во главе с товарищем Яшкиным был сформирован «Горно-морской» матросский батальон (своим знаменем эти матросы считали Андреевский стяг, который носился в голове батальона).
Всем белым офицерам (о моем чине красные все-таки узнали) было объявлено о явке в штаб для регистрации. Долго я уклонялся от явки, но по настоянию моей матери и сестры решил для их успокоения зарегистрироваться и 10 мая явился в штаб красных, где приняли меня удивительно любезно.
Узнав, что я был слушателем академии Генштаба, предложили вступить в Красную армию; все мои отговорки и ссылки на ранения в Первой мировой войне во внимание приняты не были. На размышление мне дано было три дня. Скрыться я уже не мог, так как подверг бы преследованию родных, а единственным выходом выбрал освобождение от воинской повинности по состоянию здоровья (в Европейскую войну я был ранен несколько раз). В этом мне была обещана поддержка со стороны генерала Рослякова,[11] бывшего по принуждению на службе у красных в качестве военспеца.
13 мая меня вызвали в красный штаб и предложили поехать на автомобиле в район станицы Торговой, где тогда происходили бои с отрядами повстанцев. 15 мая красные под Торговой разбиты, и я, вместе с «товарищами», бегу в Ставрополь. 17 мая меня, слава богу, отпускают, а 18 мая получаю, посредством генерала Рослякова, разрешение выехать в Пятигорск для лечения.
Меняю квартиру. Узнав, что я остался в городе, большевики начинают преследование: раза три в одном белье, поднятый облавой и обысками, перебегаю почти весь город к своим родственникам и обратно. Наконец, не выдержав больше, скрываюсь из Ставрополя на хутора Егорлыцкие, где начинаю готовить казаков к восстанию.
Связываюсь с двадцатью станицами, налаживаю почту и ожидаю подхода поближе добровольцев или полковника Шкуро,[12] который, по слухам, оперировал в районе станицы Бекешевской. Под давлением карательных отрядов в первых числах июня переезжаю в станицу Сенгилеевскую и связываюсь со ставропольской офицерской подпольной организацией, которая ставит себе целью захват города.
Организация просит помощи казаков. Для того чтобы сговориться и условиться с организацией, 10 июня тайно еду в Ставрополь.
Знакомлюсь с полковником Ртищевым Павлом (расстрелян во время восстания) и, условившись с ним, что о дне и часе восстания он предупредит, уезжаю на хутор Кавказский и по станицам Барсуковской, Темнолесской, Николаевской и Сенгилеевской, где я уже был, всюду предупреждая о готовности казаков к выступлению. Набираю около тысячи самых надежных казаков, сорганизовываю их в сотни, переезжаю на хутор Кавказский и устанавливаю связь с упомянутыми станицами и Ставрополем. Выжидаю.
Кроме моей организации и организации в Ставрополе, в городе Армавире существовала организация Лабинского отдела, которая 15 июня раскрывается большевиками, и начинаются расстрелы.
Казаки станицы Барсуковской, по собственному усмотрению, нападают на станицу Невинномысскую, терпят неудачу и рассеиваются. В станицах начинается террор красных.
26 июня семья спешно вызывает меня в Ставрополь, здесь узнаю о появлении полковника Шкуро под городом.
Вечером того же дня полковник Ртищев оповещает, что ночью по случаю выхода из Ставрополя некоторых красноармейских частей он начинает восстание. Казаков, конечно, из-за спешки предупредить не представлялось возможным, и я принял участие в нем в качестве рядового. Восстание не удалось, участвовало 270 человек офицеров и молодежи. Больше половины участников погибло. Я чудом спасся и в погоне отсиживался сутки в парниковой печи в саду Глущенко на Гимназической улице, а 28 июня бегу на хутор Кавказский.
К 9 июля с частью казаков под Ставрополем присоединяюсь к полковнику Шкуро, который подходит к городу с полком (1-й Кубанский полк в 1200 шашек).
Из всех этих частей 9 июля 1918 года сформирована под его командой 2-я Кубанская казачья дивизия, в состав которой я вошел с полком из собранных мною казаков, назначенный его командиром.
СТАВРОПОЛЬСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Большевики, по существу, не защищали Ставрополь, они просто испугались Шкуро, разбитые им прежде у села Птичьего. Бросив Ставрополь, они бежали к Невинномысской. Преследовать их наши части высланы не были, что дало им возможность прийти в себя и 9–10 июля занять село Татарка в 12 верстах от Ставрополя.
10 июля красные под командой «товарища» Шпака ведут наступление на Ставрополь (два полка пехоты, десять эскадронов конницы, две батареи и четыре вооруженных автомобиля). Наши части это наступление захватило врасплох, так что пришлось выезжать по тревоге.
Дивизия в это время была многочисленная, но 60 процентов ее почти не имело вооружения; правда, было 20 орудий и 4 пулемета; части бойцов были неорганизованны и не сбиты в строю. Первый наш натиск красные не выдержали, «товарищи» бегут, Шпак зарублен, а потом, видя наше расстройство (ошибка командования), снова оправляются, переходят в контратаку, и мы бежим в сам город. Остатки наших частей задерживаются у околицы города и удерживают противника до темноты. Ночью у нас энергичная подготовка, и к утру части в сборе (я легко ранен в правую ногу, остаюсь в строю).
11–12 июля красные безуспешно наступают, берут часть старого форштадта, а в ночь с 12 на 13 июля отходят в Невинномысскую, ибо им в тыл подходит наша конная бригада со стороны Егорлыцкого хутора. Я с полком при одном орудии, 13-го и 14-го, преследую большевиков, занимаю станицу Барсуковскую — в этот день мои разъезды доходят до самой станицы Невинномысской, где после бегства сосредоточились почти все ставропольские большевики. К ним подходит около 3 тысяч человек пехоты и 500 конницы, таким образом, в Невинномысской сосредоточилось около 9 тысяч большевиков всех родов войск.
17 июля красные ведут наступление, занимают Барсуковскую и подходят по Ставропольскому шоссе на гору Недреманную.
Мы занимаем позиции: Лопатинский лес и Острый Курган (1-й Лабинский полк); я с полком — от хутора Польского на Ставропольском шоссе до станицы Темнолесской. При мне одно горное орудие с десятью снарядами.
С 20 по 24 июля ночными атаками и тревогами мы удерживаем красных от дневных операций. Лично я, руководя охотниками в ночных атаках, заставлял красных целыми ночами вести оружейный и пулеметный огонь, а раза два, пользуясь замешательством «товарищей», вскакивал на верхнее плато Недреманной, где немало порубил противника. С отходом нашего левого фланга через Холодную гору противник заставляет нас бросить позиции и перейти на высоты у села Татарка.
11
Росляков Михаил Сергеевич — р. 14 февраля 1871 г. Окончил Симбирский кадетский корпус (1889), Михайловское артиллерийское училище (1892), офицер Л.-Гв. 3-й и Л.-Гв. 1-й артиллерийских бригад. В Великой войне командир 5-й артиллерийской бригады, георгиевский кавалер, генерал-майор. В Добровольческой армии и ВСЮР, в распоряжении ставропольского военного губернатора, начальник артиллерии Крымской пехотной дивизии (с 11 января 1919 г.), инспектор артиллерии Крымского корпуса (апрель 1920 г.), генерал-лейтенант (18 апреля 1920 г.). В эмиграции в Югославии, умер в Нише (Югославия) 28 октября 1929 г.
12
Шкуро (Шкура) Андрей Григорьевич — р. 7 февраля 1886 г., казак ст. Пашковской ККВ. Окончил 3-й Московский кадетский корпус (1905), сотню Николаевского кавалерийского училища (1907), вышел в 1-й Уманский бригадира Головатого полк ККВ. В Великой войне в 3-м Хоперском полку ККВ. Георгиевское оружие (1914), начальник Кубанского отряда особого назначения (12 января 1916 г.), с весны 1917 г. в корпусе генерала Баратова на Персидском фронте, войсковой старшина. В Добровольческой армии и ВСЮР, командир казачьего отряда в Баталпашинском отделе ККВ (май 1918 г.), начальник 1-й Казачьей (июнь 1918 г.), 2-й Кубанской (июль 1918 г.), 1-й Кавказской (октябрь 1918 г.) дивизий, генерал-майор (30 ноября 1918 г.), генерал-лейтенант (4 апреля 1919 г.), командир 3-го Кубанского конного корпуса (4 мая 1919 г.), командующий Кубанской армией (январь — март 1920 г.). В эмиграции во Франции, Югославии, во время Второй мировой войны начальник резерва казачьих войск (5 сентября 1944 г.). Выдан в Лиенце (май 1945 г.), казнен в Москве 16 января 1947 г.