Страница 38 из 58
Постепенно к порядкам спецлагерей мы стали привыкать. Заключенные 58 статьи выучились тактике блатных и не давали себя в обиду. Это было необходимо, т. к. советская власть стала сажать блатных каторжан в среду 58 статьи. Мы приводили их к порядку.
Как-то пронесся слух, что сегодня в наш лагерь прибывает группа блатных в 100 человек и очень решительных. Пораздумали и решили позвать начальника лагеря, пожилого майора, и предупредили: мы блатных в лагерь не примем, а если они появятся, то мы их потопим в выгребных ямах.
Начальник лагеря сначала растерялся и стал нас уговаривать успокоиться, а потом предложил компромиссное решение. Этап блатных принять только на одну ночь, поместив их в отдельный барак без права выходить из него. Охранять его будут надзиратели и мы. На утро они должны быть отправлены на реку Ангару для постройки Братской электростанции.
Лагеря «ОЗЕРЛАГА» и «АНГАРЛАГА» расположены вдоль железной дороги, проходящей через тайгу от ст. Тайшет до реки Ангары. Все лагеря связаны между собой телефонами и железнодорожными поездами. Жизнь и работа почти одинаковы во всех лагпунктах. Питание немного лучше, чем в И . Т. лагерях, но работа во много раз тяжелее: лесоповал и подготовка бревен для постройки деревянных домов. Много заключенных не могли перенести тяжести работ и умирали, но хоронить в лагере не разрешалось, а требовалось делать вскрытие в больнице. На 5 или 6 лагерей (отделение) была одна больница, при которой было кладбище. Умершему привязывали бирку к большому пальцу ноги, клали в гроб и хоронили. Бывали случаи, когда бирку с номером одного умершего з/к ошибочно привязывали другому. В зимнее время приходилось выкапывать и класть труп в прожарку для снятия оттиска пальцев. Каждый заключенный обязан иметь оттиск своих пальцев в конторе лагеря.
Я перебывал почти во всех лагпунктах «Озерлага» и «Ангарлага», а в некоторых — по 2 раза.
В каждый лагпункт приезжал через 2–3 месяца следователь, вел со мной мирную беседу и сообщал новости о моих соратниках. Узнавал, насколько произошла во мне перемена в политическом отношении. Всякий раз старался оказать какую-нибудь любезность: оставить пачку папирос или дать карточки для писем для отправки через Красный Крест (Женева). Такая деланая любезность меня не располагала, т. к. знал, что все это делается с целью разведки.
Счастливый день моего освобождения приближался. Трудно было предполагать, где мне будет суждено провести последние дни моей жизни. Наконец, настало первое января 1956 года. Вечером пришел дежурный надзиратель в барак, где я лежал на верхних нарах, на голых досках, т. к. все вещи нужно было сдать каптеру (каптенармусу), и предупредил меня быть готовым к 12 час. ночи для следования в свободный лагерь для освобождающихся. Поезд проходил мимо лагеря в 12 ч. 15 мин. Мы, конечно, точно выполнили последнее лагерное распоряжение. Пришли под окна караульного помещения-проходной и стали ждать 12 часов. Послышалась команда: «Заходи!». Мы с дрожью зашли в помещение. Нас принял любезно начальник караула и дал удостоверение на проезд до лагпункта № 22, расположенный в 2 км от Тайшета. Точно в 12 ч. 15 мин. подошел пассажирский поезд с классными вагонами, идущий на Тайшет в Комсомольск. Пользуясь свободой, мы трое, освобожденных в тот день, сели в три различные вагона. Конвоя с нами не было. Сопровождающий нас солдат без винтовки сел в 4-й вагон. Приехали на станцию железной дороги и пошли в свободный (не охраняемый) лагерь.
Это такой же лагерь, как и все остальные, только в запущенном состоянии. Торчат поломанные вышки для часовых, порванная проволока и полуразрушенные бараки. Мы зашли на огонек. Оказалось, что это комната охраняющего лагерь. Показали свои удостоверения, и он сказал, чтобы мы шли в любой барак и выбирали себе кровати. «Завтра утром получите постельное белье. Утренний завтрак от 8–10 часов, обед в 12 дня, ужин в 6 часов вечера. Днем и ночью вы совершенно свободны. Можете ходить куда угодно, даже ездить в Тайшет, только о своем отъезде нужно сообщить начальнику лагеря». Всякая поездка в Тайшет, где находилось управление «Озерлага», была сопряжена с расходом, а денег не было. Старались найти работу по хуторам у местных крестьян и в совхозах. Одинокие женщины принимали с большой охотой мужчин, т. к. в них был большой недостаток. Приходили в лагерь председатели недалеко расположенных колхозов, обещая золотые горы. Некоторые одинокие соглашались и переезжали в колхоз или совхоз. Получали дом со всеми удобствами, который отнимали у других. После перенесения тяжелых лет заключения, отсутствия хорошего отношения к людям многих побудило броситься на эти предложения. Жены некоторых бывших заключенных, узнав об освобождении их мужей из лагеря, приезжали за ними в свободный лагерь. По соседству со свободным лагерем мужчин находился свободный лагерь женщин. В свободных лагерях все ждали по 3 месяца до окончательного освобождения или ссылки в отдаленные края. Состав этих лагерей был очень интересный по характеру мышления. Некоторым «умницам» не удалось перенести всех тягостей заключения, и они бросились из одной крайности в другую.
Я долгое время не мог привыкнуть, что за мной не идет конвой. Войти в нормальную жизнь не так легко, потому что «на воле» свободной жизни тоже не было: все боялись МГБ (Министерства государственной безопасности).
Жизнь в лагере для освобожденных становилась в тягость. Хотелось повидать своих друзей, родственников и знакомых. Собрав последние копейки, я поехал в Тайшет узнать, куда меня отправят на жительство. После вторичной поездки в управление я узнал, что меня направляют в ссылку на 5 лет в Карагандинскую область. Перед отправкой меня снова законвоировали и отправили в Тайшетский лагерь заключенным. Переход на положение заключенного меня очень огорчил. Я узнал, что это делается для того, чтобы по дороге в Караганду я не сбежал. Ничего не поделаешь, пришлось примириться и с этим и чистить уборные в течение недели.
По прошествии этого времени пришла грузовая машина и меня вместе с другими заключенными под конвоем повезли на вокзал. Здесь нас посадили на поезд Владивосток — Новосибирск (быв. Новониколаевск). Снова в арестантском вагоне в стесненном положении и без уборной пришлось ехать целую неделю, т. к. наш вагон не к каждому поезду прицепляли. Приехали мы в Новосибирск на вокзал. Сутки пришлось ожидать поезда на Петропавловск. Дорога от Новосибирска до Петропавловска была тоже в «столыпинском» вагоне, немного свободнее. Через окно вагона была видна бедная природа и саманные домики. Саман — это сушеный кирпич, сделанный из глины, смешанной с соломой. В районе Петропавловска леса нет, приходится пользоваться саманом. Приехали в Петропавловск опять в пересылочную тюрьму. Здесь пришлось ожидать пять суток. В Петропавловске питьевой воды мало и вся вода с сильным привкусом всякой дезинфекции. Этот привкус вас преследует во всем: супе, чае, во всяком соусе, в мясе и хлебе. На шестые сутки нас повезли в Караганду. Ехали от Петропавловска до Караганды 12 часов. Приехали на станцию в 10 часов утра. Был чудный солнечный день. Издали были видны дома Нового города Караганды. Караганда делится на Старый и Новый город, который весь от начала до конца построен заключенными. Нас отвезли в новую тюрьму. Здесь в последний раз я попал в компанию блатных. Они постарались меня освободить от лишнего багажа и продуктов.
Достали откуда-то самодельные игральные карты и предложили с ними играть. Я понял, что это способ, чтобы выманить у меня новый бушлат и буханку хлеба, поэтому заранее отдал им все свое добро. Когда надзиратель вызвал меня в коридор с вещами, то вещей не оказалось.
Приехал из местной комендатуры на грузовике уполномоченный и повез меня в комендантское управление. В управлении меня спросили, зачем я сюда приехал. Я удивился этому вопросу. Оказывается, за время переезда из Тайшета до Караганды с меня была снята пятилетняя ссылка.
Нужно было решать куда ехать, а ехать было некуда и не к кому. Мне предложили остаться жить в инвалидном доме. На дальнейшее путешествие у меня не хватало сил, и я решился остаться в Караганде. Заведующий личным составом населения, состоящего на поселении или в ссылке, не взял меня на учет, а направил в Тихоновский инвалидный дом, предназначенный для передачи товарищу Данилову — директору дома.