Один день

— Нет, побудь еще. Возьмем еще бутылку.

— Разве Наоми тебя не ждет? Наверняка у нее весь рот набит веселыми таблетками, как у маленького хомячка-торчка. — Она раздула щеки, Декстер засмеялся, и ей стало немного лучше.

Они задержались еще ненадолго, потом сходили в винный и вновь поднялись на холм, чтобы наблюдать закат над городом, пить вино и есть дорогие чипсы из большого пакета. Из зоопарка доносились странные звериные крики, и в конце концов, кроме них, на холме не осталось никого.

— Мне пора домой, — сказала она, вставая на нетвердых ногах.

— Можешь переночевать у меня.

Она представила дорогу домой: северная ветка метро, второй этаж тридцать восьмого автобуса и долгий путь пешком по опасным улицам, где всегда почему-то пахло жареным луком. Когда она зайдет в комнату, батареи будут разогреты на полную катушку и Тилли Киллик будет сидеть, прилипнув к радиатору, как геккон, в распахнутом халате, и есть песто прямо из банки. В холодильнике ее ждал сыр с отметинами от зубов, по телевизору — тупой сериал, и меньше всего на свете ей хотелось возвращаться домой.

— Возьмешь мою зубную щетку, — добавил Декстер, словно читая ее мысли. — Поспишь на диване.

Представив себя на его новеньком дизайнерском диване, обтянутом поскрипывающей черной кожей, с кружащейся от выпитого вина и растерянности головой, она решила, что в жизни ее и без того довольно сложностей. И твердо пообещала себе — в последнее время она давала себе твердые обещания почти каждый день, — что не будет больше ночевок у Декстера, не будет стихов и зря потраченного времени. Пора навести в жизни порядок. Пора начать всё заново.

Глава 5

Просто друзья

А бывает, проснешься, и все идеально.

Это славное ясное утро Дня святого Свитина застало их под бескрайними голубыми небесами без малейшей угрозы дождя на палубе парома, медленно бороздящего воды Эгейского моря. В новых солнцезащитных очках и летней одежде, они лежали рядом под утренним солнцем, отсыпаясь после вчерашней попойки в таверне. На второй день десятидневного отпуска на островах установленные правила были по-прежнему в действии.

Это было что-то вроде женевской конвенции для «просто друзей» — свод основных запретов, составленный до отъезда с той целью, чтобы отпуск прошел без осложнений. Эмма снова была в свободном плавании: короткий и непримечательный роман со Спайком, специалистом по ремонту велосипедов, чьи пальцы постоянно пахли водоотталкивающим спреем, закончился без особых сожалений для обеих сторон, но благодаря ему у нее хотя бы повысилась самооценка. Да и велосипед ее теперь был в отличной форме.

Декстер, в свою очередь, перестал встречаться с Наоми, потому что отношения, по его словам, стали «слишком напряженными», что бы это ни значило. После Наоми была Аврил, затем Мэри, Сара, другая Сара, Сандра и Иоланда, и вот теперь настал черед неистовой Ингрид, ныне модного стилиста, а прежде модели, которая была вынуждена покинуть подиум, потому что — об этом она сообщила Эмме с полной серьезностью — у нее «слишком большая для манекенщицы грудь». Декстер при этом выглядел так, будто он вот-вот лопнет от гордости.

Ингрид была из тех не стесняющихся своей сексуальности девушек, у которых лифчик выглядывает из-под одежды. И хотя Эмма ни в коем случае не составляла для нее конкуренции (впрочем, как и остальные женщины на этой Земле), было решено, что для всех сторон будет лучше, если некоторые вещи прояснятся до того, как Эмма с Декстером наденут одежду для плавания и нагрузятся коктейлями. Было маловероятно, что между ними что-то произойдет — окошко вероятности закрылось много лет назад, и у них давно выработался друг на друга иммунитет. Они были просто друзьями, и ничего больше. И тем не менее однажды в пятницу июньским вечером Декстер и Эмма сели на террасе паба в Хэмпстед-Хит и составили правила.

Правило номер один: разные комнаты. Что бы ни случилось, не должно быть никаких общих кроватей, двуспальных или односпальных, никаких объятий и телячьих нежностей по пьяной лавочке — они уже не дети.

— Я вообще не вижу смысла в телячьих нежностях, — заявил Декстер.

— У меня от телячьих нежностей живот болит, — заметила Эмма. И добавила: — Не флиртовать. Правило номер два.

— Я никогда не флиртую, так что… — Декстер потерся ногой о ее щиколотку.

— Я серьезно — никакого баловства после пары коктейлей.

— Баловства?

— Ты знаешь, о чем я. Никаких штучек.

— Штучек… с тобой?

— Со мной, не со мной — неважно. Пусть это будет правило номер три. Не хочу сидеть кислая, как лимон, пока ты там натираешь Лотте из Штуттгарта маслом для загара.

— Эм, этого не случится.

— Не случится. Потому что теперь это правило.

Правилом номер четыре, по настоянию Эммы, запрещалась всякая обнаженка. Никаких купаний голышом — неизменно скромный и прикрытый внешний вид. Она вовсе не собирается глазеть на Декстера в трусах, в душе или, не дай бог, в туалете. В отместку Декстер предложил правило номер пять: никаких настольных игр. Все больше и больше его друзей в последнее время увлеклись «Скрэбблом», причем играли в него с видом саркастичных умников, зарабатывая тройные очки. Однако Декстеру казалось, что эта игра придумана с одной лишь целью: заставить его мучиться от скуки, при этом чувствуя себя идиотом. Так что никакого «Скрэббла», и уж тем более пазлов, пока он жив.

И вот во второй день отпуска, не нарушив пока ни единого правила, они лежали на палубе допотопного ржавого парома, который, пыхтя, тащился с Родоса к островам Додеканес. Первый вечер они провели в старом городе, пили сладкие коктейли, которые подавали в выскобленных ананасах, и всё не могли перестать улыбаться от новизны происходящего. Паром ушел с Родоса затемно, и теперь, в девять утра, он и она тихо лежали с похмельной головой; вибрация мотора отдавалась в их вспученных булькающих животах, и они ели апельсины, молча читали, молча сгорали, абсолютно счастливые в молчаливой компании друг друга.

Декстер сломался первым, вздохнул и положил книгу на грудь — «Лолиту» Набокова, подарок от Эммы, которая самоназначилась ответственной за пляжное чтение, в результате чего целая куча книг, настоящая мобильная библиотека, заняла почти весь чемодан.

Прошла минута. Он снова многозначительно вздохнул.

— Что с тобой? — спросила Эмма, не отрываясь от «Идиота» Достоевского.

— Не могу это читать.

— Это шедевр литературы.

— У меня от него голова болит.

— Надо было взять какую-нибудь книжку с картинками.

— О, в целом мне нравится…

— «Очень голодная гусеница»[15] тебе бы подошла.

— …просто она однообразная какая-то. Какой-то чувак все время рассуждает о том, какой он озабоченный.

— А мне казалось, ты найдешь в этом что-то созвучное для себя. — Она приподняла очки. — Это очень эротичная книга, Декс.

— Разве что для любителей маленьких девочек.

— Напомни-ка, за что тебя уволили из английской школы в Риме?

— Эм, ей было двадцать, сколько раз можно повторять!

— Тогда спи. — Она взяла свой русский роман. — Фарисей.

Он снова откинулся на рюкзак, но рядом присели двое, закрыв ему солнце. Девушка была симпатичной, хоть и дерганой, а парень был крупным, светлокожим, почти снежно-белым на утреннем солнце.

— Простите… — произнесла девчонка с деревенским акцентом.

Декстер прикрыл глаза рукой и широко улыбнулся:

— Привет.

— Вы не тот парень с телевидения?

— Возможно, — ответил Декстер, снял солнцезащитные очки и, рисуясь, тряхнул головой. Эмма простонала.

— Как это шоу называется? «зашибись!» — Название его шоу всегда писалось с маленькой буквы: заглавные временно вышли из моды.

Декстер поднял руку:

— Виновен!

Эмма прыснула, и Декстер одарил ее уничтожающим взглядом.

15

«Очень голодная гусеница» — иллюстрированная книга для детей Эрика Карла (р. 1929), американского детского художника и писателя.