Страница 11 из 17
Трудно, ох как трудно, опровергать показания лиц, причастных к совершению преступления и сговорившихся ввести следствие в заблуждение, но еще труднее им, сговорившись, правдоподобно лгать при детализации обстоятельств убийства.
При осмотре места происшествия следователь описал в протоколе лишь позу и состояние трупа Собина, указал на столовый нож, лежавший недалеко от трупа, и изъял его. Вилы, о которых настойчиво твердили Марчуки, в протоколе зафиксированы не были. Встал вопрос, были ли вилы вообще. В личном подсобном хозяйстве, в любом дворе имеются десятки различных предметов, используемых для вскапывания огорода или других надобностей, к ним привыкают, они никому не бросаются в глаза, и поэтому допросы свидетелей, бывших в доме Марчуков, ничего не дали. Тем более, что установить нужно было не просто наличие вил, а по возможности выяснить, были ли они в тот день на том месте, где погиб Собин. При повторном осмотре места происшествия спустя несколько лет мать и сын Марчуки представили вилы, одним из зубьев которых, как они утверждали, и был ранен Иван.
Погожий осенний день. По словам участников следственного эксперимента, погода стоит такая же, как тогда, в день гибели Собина. Для участия в проведении следственного эксперимента приглашен статист, изображающий потерпевшего, изготовлен манекен. Показания каждого из лиц, причастных к трагедии, проверяются отдельно, фиксируются с помощью кинокамеры и переносного магнитофона. Каждого из них просят детально воспроизвести все, что помнят о событиях того дня.
Двинулся статист, за ним Мария. Вот они на огороде; события разворачиваются так, как излагает Мария Марчук. Она показывает, где и как стоял Собин, где был сын. Бросается в глаза неестественность ее поведения, суетливость, необычная словоохотливость.
Статист стоит лицом к дорожке, ведущей к дому Марчуков. «Где же были вилы?»—звучит вопрос следователя. Мария мелкими шажками подбегает к деревянному ящику для инструментов, находящемуся слева от статиста, показывает — здесь. Да, именно здесь, твердит она. Собин схватил вилы и бросил их в лицо сына. Статиста заменяют манекеном. Марии предлагают показать, как это происходило. Уточняют, не допускает ли она ошибки в определении местонахождения вил, взаиморасположения сожителя и сына во время ссоры. Нет, нет, настаивает Мария. Она показывает все точно так, как было в тот день.
Марию сменяет Иван. Внешне он спокоен. Вилы? Ах да. Он разворачивается в противоположную от деревянного ящика сторону, идет к навозной куче, находящейся у забора огорода, и показывает: Собин подбежал сюда, схватил вилы и ко мне, с размаха бросил. Уклониться я не успел, но расстояние было приличным, они были на излете и потому только поцарапали переносицу. Не допускает ли ошибки в определении местонахождения вил в день убийства? Нет, что вы! Это же мой огород. Землю перекапывал той осенью, а вилы всегда держали возле навозной кучи. Порезы на руках? Вот уж нет. Это еще с утра, когда разделывали кабанчика. Каким ножом мать убила Собина? Не знаю! Говорит, что тем столовым ножом, который нашли возле трупа. Этот же нож как орудие убийства называет и Мария Марчук, но так ли это? Специалисты-биологи тщательно исследуют следы крови на ноже. Вывод их чрезвычайно интересен: кровь на нем соответствует не только группе крови Михаила Собина, но и Ивана Марчука.
Принимавшие участие в следственном эксперименте судебные медики, оценив пояснение Марчука, описание и фотоснимки, отображающие характер имевшихся у него повреждений, изучив представленные Марчуком вилы и изъятый с места происшествия нож, приходят к категорическому выводу: рана на лице Марчука не могла образоваться от удара вилами. Вместе с тем они не исключают, что и она, и порезы на руках могли быть причинены все тем же столовым ножом.
При таких обстоятельствах принципиальное значение приобретало установление точного места, где после убийства Собина находился нож. На фотоснимках, сделанных при осмотре, отчетливо виден нож на вскопанном черноземе. Значит, его не могли не видеть те, кто первым подошел к трупу Собина. На этом месте они находились несколько часов, почти до прибытия следственно-оперативной группы и, стало быть, могли поднимать нож, рассматривать его, наконец, переложить на другое место. Не исключалось, что Иван Марчук, если он не был убийцей, мог также подходить к трупу и брать нож в руки, а если и нет, то выдвинуть такую версию для объяснения, почему кровь его группы оказалась на орудии преступления.
— Я допомогала Вале резать сало, — говорит подруга жены Ивана — Будницкая. — Вона послала його найти ниж, которым утром скоблили кабанчика и Ваня пишов. Не було його хвилин пять, може десять. Потим прийшов злой, обличча крови и все ругався на дида. Ниякого ножа Ваня не принес. А потим прибигла бабка. Як сказала, що скоилось, мы и побигли на огород. Мишка лежав так, як дуже ему боляче було. А ножа, которым вин заризався, чи его заризали, я не бачила. Це точно.
Будницкой предъявили для осмотра фотоснимки. Поставленный ей вопрос однозначен: она правильно описывает позу трупа, место, где он находился. Но тогда она не могла не заметить нож, который так резко бросался в глаза.
— Товарищу следователь, — чуть не плача приговаривает Будницкая,— я чесна людина и мени нема дила до того, що вони робыла, та ножа там не було. Я ж туда перша прыбигла.
Совсем другие показания давала и дает знакомая семьи Марчуков Татьяна Портная. Прибежав к трупу, она видела столовый нож на том самом месте, где его потом изъяли.
Кто же из свидетелей говорит правду. Допросы, очные ставки, новые следственные эксперименты. Портная нервничает, ведь теперь точно установлено, что на огород она прибежала вместе с Будницкой. Следователи тщательно изучают личность Татьяны, характер ее взаимоотношений с Марчуками.
И наконец Портная не выдерживает. — Я расскажу правду,— комкает в руках носовой платок. — Вы поймите, не чужие они мне. Я бежала сразу за Будницкой. Дед лежит полусогнувшись, рукой рану на боку зажимает. Я еще думаю, живой он или нет. Потрогала за плечо — не шевелится. Только начали говорить, как же это все случилось, стали подходить остальные. Потом пришла Мария, причитает и все как-то бочком к нам подходит. Ближе, ближе. Смотрю, из-под кофты этот нож достала и бросила на землю возле деда. Вот так!
Решила сказать правду и Полина Орлик, гостевавшая в тот день у Марчуков. Она тоже не видела нож, когда подошла к убитому Собину, а потом нож на земле появился. Кто его подбросил, не знает, но что это произошло именно так, поняла еще тогда. Марчуки просили ее в это дело не вмешиваться, а если будут спрашивать, ответить, что была в доме и о случившемся ничего не знает. Так и говорила.
Эти первые крупицы правдивых показаний свидетелей убедили следователей, что нужно найти подходы ко всем, кто в той или иной степени был замешан в Этой истории, убедить людей помочь правосудию, установлению истины, несмотря ни на какое влияние со стороны семьи Марчуков, нежелание подводить своих друзей и знакомых.
Такой путь оказался верным, ибо он привел к расширению круга свидетелей. Стало известно, что Валентина Марчук на другой день после убийства встречалась со своим первым мужем и сказала ему, что Иван во время ссоры с Собиным убил его.
— Да, такой разговор между нами состоялся, — подтвердил свидетель, ранее следствию не известный. — Валентина очень переживала, что Ивана осудят и она останется одна.
Вот так по крупицам собирали следователи новые доказательства вины Ивана Марчука в совершении убийства, часто действуя только интуитивно. Великое дело — интуиция следователя. Это и определенные способности, дарованные природой, и знание психологии, и вырабатываемый практикой опыт, позволяющий по малейшим штрихам в поведении допрашиваемого подметить фальшь, уловить брошенную вскользь фразу и почти мгновенно проанализировать ту информацию, которая накапливалась в подсознании ранее.
Такой информации можно придать форму той единственной версии, которая приведет к раскрытию преступления, а иногда в считанные минуты облечь ее в вопрос, правильная постановка которого позволит следователю услышать правду от человека, ранее скрывавшего ее. Именно так и получилось при допросе все той же Полины Орлик.