Убойная невеста

Вот тогда-то Леонида вдруг и прозрела. Какой же дурой она была, потратив лучшие годы жизни — на что? На самообман. Все эти годы она создавала — что? Для кого? Идеальные условия для своих шефов, которые видели в ней лишь наемную работницу. То, что для нее было святыней, для них являлось всего лишь привычным удобством, и не более того. А если фирма завтра разорится? И с чем она останется тогда?

Все эти годы она пыталась уверить себя, что у нее есть все, а у нее не было ничего — ни мужа, ни детей, ни тепла, ни любви… ни уверенности в завтрашнем дне… да, у нее не осталось ничего, кроме нескольких верных подруг, которые тоже имели свои семьи и жили полноценной жизнью. Она купила себе квартиру, но теперь жила в ней одна, только кошка скрашивала оглушительное одиночество. А что у нее было впереди? Ей уже тридцать два, а она все еще — девочка на побегушках для чужих дядей.

И ей вдруг страстно, до боли, захотелось бросить все, полюбить и стать любимой, обрести тепло и семейный уют, чью-то помощь и защиту… Ей нужен был мужчина, опора и помощник.

Но она вдруг обнаружила, что ей, тридцатидвухлетней, не так-то просто решать проблемы двадцатилетних. Где она могла найти подходящего мужчину? На работе? Обращавшиеся к ним в фирму клиенты все давно уже были женаты. Среди друзей своих друзей? Там тоже не осталось ни одного холостяка. Встречаться с женатым? Леонида считала это ниже своего достоинства — девчонке еще можно побаловаться, а ей, солидному человеку, не нужны бесперспективные отношения.

Но сложности были не только в этом. Леонида оказалась на удивление привередливой. Даже те редкие одиночки, с которыми ее знакомили, были отвергнуты по самым пустяковым поводам.

— Дура ты, дура! — укоряла ее подруга Татьяна. — С твоей разборчивостью ты никогда не выйдешь замуж! У этого нос, видите ли, кривой. Тот — коротышка, а другой — мужлан. Заруби на своем, тоже, кстати, не идеальном носу — прекрасных принцев нет! Есть только то, что есть. И другого тебе не предложат! А если хочешь принца — сделай его себе сама! Уверяю, у тебя отлично получится. У других же получается!

— Тебе легко говорить, твой Андрей — просто образец совершенства! Я бы и сама от такого не отказалась. А мне все каких-то убогих подсовывают. Нет уж, я лучше подожду. Время у меня есть…

— Жди, жди. Только в тридцать два давно бы уже пора распрощаться с детскими иллюзиями. В этом возрасте надо дочек к замужеству готовить, а не себя тешить розовыми мечтами!

— Но я не могу связать свою жизнь с человеком, на которого мне просто противно смотреть!

— Если бы все рассуждали как ты, штампы в паспорте было бы некому ставить! Жить друг с другом — это вовсе не значит друг на друга смотреть. К тому же и ты сама — не подарок! Так что, подруга, умерь-ка свои притязания. Знаешь, что говорят психологи? Стерпится-слюбится. И еще: лучше хоть какой-то опыт, чем дырка от бублика. Лучше развестись, чем остаться старой девой, лучше действовать, чем выжидать…

— Знаю, знаю! Лучше ошибиться, чем не попробовать, и все в таком духе. Не верю я этим советам. По мне так лучше никак, чем плохо!

— Вот-вот! Это они тоже объясняют, психологи. Тридцать два — тридцать пять — это рубеж, до которого человек еще способен совершать безрассудные поступки. А потом начинает развиваться и укрепляется сверхосторожность.

— Так, значит, замужество — это безрассудство?

— А ты как думала? В омут с головой.

Эти разговоры выводили Леониду из себя, тревожили ее. Она вдруг действительно стала замечать, что стала расчетливее и осторожнее, что ей и «хочется, и колется», — она страдала от одиночества и в то же время панически боялась что-то менять в своей хоть и плохо, но налаженной жизни.

К тому же выяснилось, что она совершенно не умеет неформально общаться с мужчинами. В последние годы они были для нее только официальными лицами — представителями фирм, частными клиентами, а в непривычной нерабочей обстановке Леонида терялась и не знала, как себя вести.

Вот и этот, вуайерист, при ближайшем рассмотрении был не самым плохим экземпляром! Среднего роста, стройный и подтянутый, загорелый шатен, с карими глазами и темными густыми бровями — он отлично смотрелся в бежевых шортах и светлой футболке! Если бы Леонида не успела с ним поругаться, она сочла бы его даже очень симпатичным.

Теперь она стояла возле него и думала: «Ну, вот! Как их можно понять, этих ненормальных? Вначале принимает меня за идиотку, которая жеманно просит «подать ей ручку», потом набрасывается на мою любимую Риту Прусскую… Как будто читать ее постыднее, чем подглядывать за нудистами!»

Но мужчину не интересовали сложные переживания молодой женщины.

Не говоря ни слова, он развернулся и зашагал к пляжу.

Глядя ему вслед, Леонида чувствовала, как куда-то уходит ее роскошное утреннее настроение.

«Ну, уж нет! Не дам этому проходимцу испортить мне отпуск и разрушить планы!»

Она мотнула головой, присела на корточки и приписала в конце письма:

«Танюшка!

Сообщаю тебе, моей лучшей подруге, — только что я приняла важное решение. Приглашаю тебя быть свидетелем моего обета, который я даю тут, сидя под оливой и вдыхая воздух средиземноморского побережья:

Я ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА ПЕРВОГО, КТО СДЕЛАЕТ МНЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ!

Романтично, не правда ли? Ты всегда укоряла меня в том, что я слишком рациональна и практична, так вот на тебе! Получи другую Леониду! Впавшую в безумие и пустившую личную жизнь на самотек и на волю случая».

Леонида перечитала написанное и тут же ужаснулась собственной смелости. А потом испугалась этого страха — уж не начинает ли в ней развиваться та самая сверхосторожность? И тут же невесело усмехнулась над тем, как серьезно отнеслась к собственной же шутке — да, этот обет и не мог быть ничем, кроме шутки, — последний раз ей делали предложение… Дайте-ка вспомнить… Лет этак пятнадцать назад. Тот самый робкий очкарик, который всегда так восторженно смотрел на нее, когда она заикалась у доски.

Так что опасаться, по большому счету, ей было совершенно нечего.

А жаль!

Мимо оливы мирно прошествовала пожилая пара соседей Леониды. Их безупречные отношения восхищали всех проживающих в отеле. Инесса Казимировна, бывшая «прима» Театра оперетты, выйдя на пенсию, увлеклась живописью. Она и ее муж, Михаил Егорович, доктор наук, профессор и изобретатель, являли собой воплощение идеального брака. Пожилой джентльмен ухаживал за своей женой, как за новобрачной, — был внимателен и нежен, старался угадать каждое ее желание. Он носил за ней этюдник, стульчик и зонт, бегал в отель за водой, когда она испытывала жажду, катал на катере и яхте. А она, истинная женщина, принимала его внимание как должное, хотя совсем не была такой слабой, какой могла показаться.

Леонида проводила супругов завистливым взглядом. Надо же, как трогательно они относятся друг к другу.

Ей вдруг так остро, до боли захотелось вот таких же отношений, что она чуть было не побежала вслед за вуайеристом, чтобы немедленно, тут же предложить ему жениться на ней. Ради этого она готова была лично взять его за руку и отвести на нудистский пляж. И даже отправиться туда вместе с ним, если уж ему так хочется!

Ну уж нет, данный ею обет — никакая не шутка! Хочу замуж! Хочу замуж! Хочу замуж!

Изнемогая от избытка чувств, Леонида вытащила из сумочки маникюрные ножнички и нацарапала эти рвущиеся из сердца слова на стволе старой многострадальной оливы.

ГЛАВА 2

Сергей прибыл в отель девятого августа с твердым намерением сразу же взяться за дело, чтобы не потратить даром ни одной минуты и ни одного цента выделенных ему денег.

Однако принимать решения оказалось легче, чем выполнять их.

Турция очаровала его. Может быть, потому, что он давно никуда не выезжал, вот уже несколько лет отдыхал наспех, вернее, совсем не отдыхал, и теперь оказался совершенно в другом мире, который, конечно же, располагал не к расследованиям, а только к ленивому, вальяжному, классическому отдыху.