Страница 5 из 11
СТРОНЦИЛЛОВ. Да. Мне говорили, что вы застенчивый. Документы готовы?
НОТАРИУС. Бумажка к бумажке.
ПАШКИН. Что это?
СТРОНЦИЛЛОВ. Это, Иван Андреевич, ваше завещание.
ПАШКИН. Нет! Пожалуйста!..
СТРОНЦИЛЛОВ. Да что ж такое! Полночи уже работаем, пора как-то адаптироваться. Что, в самом деле, за детский сад?
ПАШКИН. Я не хочу завещание! Не хочу!
НОТАРИУС. Кончай базар, сука.
Пауза.
СТРОНЦИЛЛОВ. Видите, Иван Андреевич, что бывает. И, заметьте себе — не в аду, а на земле, в процессе первоначального накопления капитала. Читайте!
ПАШКИН. Я. Я не понимаю. Я не вижу… буквы прыгают.
СТРОНЦИЛЛОВ. Хорошо, можете не читать. Просто подпишите.
ПАШКИН. Да как же? Я не понимаю.
СТРОНЦИЛЛОВ. Понимать тут ничего не надо. А просто — вы завещаете мне принадлежащую вам недвижимость, как то: жилую площадь по адресу — Пятая Прядильная улица, дом три, квартира сорок, со всей обстановкой; земельный участок с домом в поселке Фирсановка по Октябрьской железной дороге.
ПАШКИН. Откуда вы знаете? Ах, да. А зачем вам — недвижимость?
СТРОНЦИЛЛОВ. Вам она уж точно не понадобится: к утру вы будете недвижимостью сами. Хватит болтовни! Вы — подписываете там, где галочка. Быстро и молча. Затем сюда прибывает ликвидатор, и вы уходите из жизни — по возможности легким способом. Вашим посмертным устройством занимаюсь лично я. Райских кущ не обещаю, но вполне терпимые условия обеспечить берусь. Прошу!
ПАШКИН. Но.
СТРОНЦИЛЛОВ. Вам хотелось бы гарантий?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. Их нет. Только мое слово. Им же уверяю вас, что без моей протекции вашей душой распорядятся по справедливости, то есть очень худо — и остаток вечности вы проведете в сильном дискомфорте. Частично — в компании этого господина.
ПАШКИН. Это —?..
СТРОНЦИЛЛОВ. Иван Андреевич, честное слово, вы меня уморите… Никакой инфернальщины, нотариус здешний. И еще немало разных документов оформит в полном соответствии с законом. У него все впереди.
НОТАРИУС. Давайте перейдем к делу.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ваше дело, милейший, не говорить лишнего. Можете приступать.
НОТАРИУС. Все уже готово, и я здесь. Но — мне бы тоже хотелось гарантий.
СТРОНЦИЛЛОВ. Вопрос оплаты с вами должны были обговорить.
НОТАРИУС. Его и обговорили. Но, видите ли, деньги — такая тонкая материя.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ничего тонкого в этой материи нет. Вам нужен задаток?
НОТАРИУС. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ (после паузы, Пашкину). Иван Андреевич, не в службу, а в дружбу: откройте, пожалуйста, левую дверцу серванта; там у вас в пододеяльниках спрятана пачка долларов США. Отсчитайте скорее, ну, скажем, три тысячи — и отдайте нашему новому другу.
ПАШКИН. Это мои деньги!
СТРОНЦИЛЛОВ. Не будем начинать этот разговор сначала, я устал.
ПАШКИН. Это преступление.
СТРОНЦИЛЛОВ. Правда?
НОТАРИУС. Я сам.
Идет к серванту. Пашкин вскакивает, чтобы преградить ему дорогу — и бессильно опускается на стул.
СТРОНЦИЛЛОВ. Вам будет трудно, Иван Андреевич, если вы как можно скорее не свыкнетесь с мыслью о неизбежном.
НОТАРИУС (уже у серванта). Есть!
СТРОНЦИЛЛОВ. Возьмите три тысячи. НОТАРИУС. Понял. (Начинает отсчитывать деньги.)
ПАШКИН. Что происходит?
СТРОНЦИЛЛОВ. У нас будет время удовлетворить ваше любопытство. (Не оборачиваясь.) Вы захватили пару лишних бумажек, господин нотариус.
НОТАРИУС. Не может быть. Ах, да. Вот, тридцать листов, Бенджамен к Бенджамену, можете пересчитать.
СТРОНЦИЛЛОВ. Мне пересчитывать не надо.
НОТАРИУС. Я готов.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну что, Иван Андреевич? Пора.
Пашкин не шевелится.
НОТАРИУС. Дядя! Завещание подписывать будем? (Стронциллову.) Его вдохновить?
СТРОНЦИЛЛОВ. Тщ-щ… Ну что вы. Дело добровольное.
НОТАРИУС. У меня мало времени.
СТРОНЦИЛЛОВ. Иван Андреевич, мы задерживаем человека.
ПАШКИН. Зачем вам моя квартира?
СТРОНЦИЛЛОВ. Какая вам разница?
НОТАРИУС. Покойник! Автограф давай.
ПАШКИН. У меня ручки нет.
НОТАРИУС. Прошу!
Пашкин медлит.
Где галочка. Здесь и здесь.
Пашкин ставит подпись.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну вот и слава Богу.
конец первого акта
Второй акт
Та же квартира, пару часов спустя. СТРОНЦИЛЛОВ дремлет в кресле; ПАШКИН неподвижно сидит у стола, глядя в одну точку. На столе — следы застолья. За окном начинает звучать сигнализация. Стронциллов просыпается.
СТРОНЦИЛЛОВ. Из сто тридцать пятой, «жигули»?
Пашкин кивает.
СТРОНЦИЛЛОВ (послушав еще). Вот же, действительно, гад.
Пауза.
ПАШКИН. Когда он придет?
СТРОНЦИЛЛОВ. Кто? А-а… На рассвете. Да не бойтесь вы.
ПАШКИН. Расскажите мне еще.
СТРОНЦИЛЛОВ. Про то, что — за пределом?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. А надо? Успеете еще привыкнуть. Тем более, я же вам пообещал — крайностей с вами не случится. Ада не будет.
ПАШКИН. А что: ад — он какой?
СТРОНЦИЛЛОВ. Кому какой. Босха видели?
ПАШКИН. Кого?
СТРОНЦИЛЛОВ. Ах ну да. И слава богу, что не видели. Потому что нет этого ничего. Кипящей смолы, костров, чертей с вилами… То есть — есть, но это уже экзотика. Туристические туры для верующих, наглядная агитация. А вообще все гораздо интереснее.
ПАШКИН. Как?
СТРОНЦИЛЛОВ. Я же сказал: кому как. Шелупонь всякая и мучается по-мелкому, а для VIP-клиентов — отдельное обслуживание. Цезарь, например, в каморке маленькой обитает. Там и правит.
ПАШКИН. Кем?
СТРОНЦИЛЛОВ. В том-то и ад его, что — некем. Тараканами руководит. Испанский король Филипп, напротив, во дворце, но пятый век в дыму. Астма у него чудовищная, а дым все валит из-под обоев. И поверите ли: пока все костры, на которых протестантов жарили, по очереди не прогорят, дым не пройдет.
ПАШКИН. Ох ты!
СТРОНЦИЛЛОВ. А вы как думали? Каждому — свое. Мессалина живет в строгом воздержании, Геббельс — среди евреев. Представляете? Геббельс, а вокруг — свитки Торы, семисвечники, пейсы, маца.
ПАШКИН. Мучается?
СТРОНЦИЛЛОВ. Геббельс-то? Пол грызет.
ПАШКИН. А евреи?
СТРОНЦИЛЛОВ. А они его не видят и не помнят его. Они — в раю.
ПАШКИН. А чего это у вас евреи — в раю?
СТРОНЦИЛЛОВ. Не беспокойтесь, не все. Только те, у которых ад был при жизни.
ПАШКИН. А нотариус? Ваш нотариус — с ним что будет?
СТРОНЦИЛЛОВ. Во-первых, нотариус этот — не мой, а по большому счету — ваш… А будет он, я полагаю, пересчитывать деньги. Много денег, мелочью, все время. А время там не кончается. Уставать будет сильно, но сна не наступит. За этим последят.
ПАШКИН. Кто?
СТРОНЦИЛЛОВ. А вот кто сейчас его курирует, тот и потом последит.
ПАШКИН. Поделом гаду.
СТРОНЦИЛЛОВ. Не стоит злорадствовать. У каждого свой скелет в чулане.
ПАШКИН. У меня нет скелета. У меня и чулана нет.
СТРОНЦИЛЛОВ. Я, Пашкин, про человеческие пороки говорю.
ПАШКИН. А-а. Человеческие пороки у меня есть.
СТРОНЦИЛЛОВ. У всех есть. Хотя, конечно, нотариус — особая статья. Он как раз по завещаниям специализируется… Мне его в аренду дали.
ПАШКИН. Кто дал?
СТРОНЦИЛЛОВ. Какой вы, Иван Андреевич, любознательный! «Кто дал»… Кто надо, тот и дал! И не надо так на меня смотреть — что вы, как маленький, честное слово! Да, мы все в контакте — по вертикали, до самого что ни на есть низу. Этажи разные — система одна.