Страница 185 из 194
Идеализм и здесь ведет Гегеля к таким преувеличениям, что он зачастую не замечает опосредующей роли вещей в процессе растворения социальных объектов в человеческих отношениях — зачастую, но не всегда. Эта особая форма идеализма, присущая) первым попыткам дефетишиизации предметности социальных образований при капитализме, впервые возникает," насколько мне известно, у Гегеля. Она играет очень большую роль в разложении школы Рикардо. Так, Маркс говорит о Годскине: "Весь объективный мир, мир материальных благ", отступает здесь на задний план как всего лишь момент, всего лишь исчезающее, все снова и снова создаваемое проявление деятельности общественно производящих людей. Сравните этот "идеализм" с тем грубо материальным фетишизмом, в который превращается теория Рикардо у "этого невероятного кропателя" Мак-Куллоха, где исчезает не только различие между человеком и животным, но даже и различие между живым и вещью. И после этого пусть только попробуют говорить, что перед лицом возвышенного спиритуализма буржуазной политической экономии ее пролетарская антитеза проповедовала грубый материализм, имеющий в виду исключительно животные потребности"[3].
Разумеется, нельзя не заметить глубокого различия между Гегелем и Годскином. Годскин ужо из учения Рикардо о стоимости делает социалистические выводы, какими бы нечеткими и противоречивыми они не были; Гегель, как мы видели, во время работы над "Феноменологией" понимал даже не все проблемы и внутренние противоречия теории стоимости Смита. О социалистических выводах у него не может быть и речи. Понятно, что Годскин мог и должен был выступать во всех этих вопросах гораздо решительнее Гегеля. Указанные различия не отменяют, однако, того факта, что для Гегеля характерна явная ориентация в этом направлении и что он является единственным мыслителем, который стремится из экономических фактов сделать философские выводы.
В-третьих, существует предельно общий философский смысл понятия "отчуждение". Философски "отчуждение" (EntauBerung) означает то же, что "вещность" (Dingheit) или "предметность" (Gegenstandlichkeit): оно представляет собой форму, в которой получает философское выражение история возникновения предметности, предметность как диалектический момент на пути самотождественного субъект-объекта через "отчуждение" (EntauBerung) к самому себе. Гегель говорит: "В непосредственном наличном бытии духа, в сознании, есть два момента: момент знания и момент негативной по отношению к знанию предметности. Так как дух развивается и раскрывает свои моменты в этой стихии, то им свойственна эта противоположность и все они выступают как формы (Gestalten) сознания. Наука, идущая этим путем, есть наука опыта, совершаемого сознанием; субстанция рассматривается в том виде, в каком она и ее движение составляют предмет сознания. Сознание знает и имеет понятие только о том, что есть у него в опыте; ибо в опыте есть только духовная субстанция, и именно как предмет ее самости. Но дух становится предметом, ибо он и есть это движение, состоящее в том, что он становится для себя чем-то иным, т. е. предметом своей самости, и что он снимает это инобытие"[4].
Существенные тенденции к мистификации, заложенные в этом устранении (Rucknahme) предметности, нам уже известны. Но нам известно и то, что Гегель расширил возможности для разработки существенных диалектических определений объективной действительности и мышления, именно благодаря процессуальному характеру "отчуждения" (EntauBerung), благодаря тому, что абсолютное, самоотождествленный субъект-объект понимается лишь как результат движения. "В гегелевской системе дело дошло, наконец, до того, что она и по методу и по содержанию представляет собой лишь идеалистически на голову поставленный материализм"[5].
Но неверно было бы понимать это положение Энгельса в том смысле, будто материалистическое переворачивание гегелевской философии с головы на ноги заключается только в переворачивании философских терминов. Напротив, как показало наше исследование, из-за идеалистического метода самые принципиальные проблемы предстают в совершенно искаженном виде, а при обсуждении частных вопросов важные догадки переплетаются с идеалистическими нагромождениями, соединяясь подчас в одном и том же предложении. Было бы неверно полагать, что то, что выдвигалось в нашем исследовании на первый план ради простоты и понятности с целью добиться исторической конкретности, в ходе исследования самого Гегеля происходило столь же гладко и что к идеалистическому мистифицированию он стал прибегать, лишь строя свою систему. Мы надеемся, что вышеизложенное убедительно продемонстрировало несостоятельность такого понимания. Здесь же мы должны поставить некоторые важнейшие проблемы и этим ограничиться.
Неправомерно отождествляя "отчуждение" (EntauBerung) с "вещностью", или предметностью, Гегель, давая определение сущности природы и общества и стремясь подчеркнуть их несходство, приходит к неверному пониманию их различия. По Гегелю, и природа, и история суть "отчуждение" (EntauBerung) духа. Но природа представляет собой некое вечное отчуждение вовне духа, движение которого поэтому лишь кажущееся, лишь движение субъекта; природа у Гегеля не имеет действительной истории. "Это последнее становление духа, природа, есть его живое непосредственное становление; она, отрешенный дух, в своем наличном бытии есть не что иное, как это вечное отрешение от своего устойчивого существования и движение, восстанавливающее субъект"[6].
Напротив, "отчуждение" (EntauBerung) в социальной деятельности человеческого рода, в истории суть "отчуждение" (EntauBerung) духа во времени, а значит, согласно гегелевской концепции, действительное становление, действительная история. Мы, правда, увидим, что гегелевская теория "отчуждения" (EntauBerung) даже действительно направленное историческое становление превращает в конечном итоге в кажущееся движение. Гегель говорит об этой форме "отчуждения" (EntauBerung); "Другая же сторона его становления, история, есть знающее, опосредствующее себя становление — дух, отрешенный во времени; но это отрешение есть точно так же отрешение от себя самого; негативное есть негативное себя самого. Это становление воспроизводит некоторое медлительное движение и последовательный ряд духов, некоторую галерею образов, из коих каждый, будучи наделен полным богатством духа, именно потому движется так медлительно, что самость должна пробиться сквозь все это богатство своей субстанции и переварить его. Так как завершение духа состоит в том, чтобы в совершенстве знать то, что он есть, свою субстанцию, то это знание есть его уход внутрь себя, в котором он покидает свое наличное бытие и передает свое формообразование воспоминанию"[7].
Непосредственное методологическое следствие этого различия между формами "отчуждения" (EntauBerung) в природе и в истории мы наблюдали уже в "Феноменологии". Во втором разделе, где Гегель анализирует собственно историю, все проблемы философии природы почти совершенно исчезают. Они ставятся только в первом и третьем разделах. Представленное в третьем разделе понимание предметности весьма способствует мистификации диалектических проблем. Но, кроме того, в гегелевской методологии исторического исследования нет действительного взаимодействия между природой и обществом, из истории социального развития изымается история природы. Как ученик Просвещения, Гегель, конечно, осведомлен о связи природы и общества, об определяемости общественного развития природными условиями (климат и др.). Позже в гегелевской философии истории эти проблемы возникают опять, но, поскольку Гегель ограничивается в этой связи лишь общими предварительными замечаниями, они не оказывают ощутимого воздействия на метод конструирования самой истории.
3
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 26, ч. III. С. 276.
4
Гегель. Соч. Т. IV. С. 19.
5
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 285.
6
Гегель. Соч. Т. IV. С. 433. Термин "отрешение" в данном переводе соответствует гегелевскому понятию EntauBerung.
7
Там же.