Вокруг и около

В последнее время все чаще обращаю внимание на одно: почти у каждого из неармян, встретившего на своем жизненном пути армянина, осталось в памяти нечто необычное, и чаще всего хорошее. В связи с чем можно смело предположить, что такая величина в мировом театральном искусстве как Марк Анатольевич Захаров не испытывать к нам симпатий просто не может. Хотя бы потому, что трудился с Рафаелом Экимяном, бывшим партработником, работавшим в свое время директором «Лейкома». «Мой первый директор Рафик Экимян был партийный деятель, но когда Горин написал всего половину "Тиля", он позволил шить костюмы под несуществующую пьесу», – вспоминает режиссер.

Это значит, что Экимян был человек со вкусом и знал толк в искусстве. А дальше интереснее. «Однажды меня вызвали на бюро горкома отвечать за репертуар, я бодрился-бодрился, а потом посмотрел в щелочку и скис. Экимян это почувствовал, подозвал меня и прошелся по всему горкомовскому кругу: вот эта – сука, сволочь, лесбиянка, ханжа, вот тот – ворюга, тот – взяточник, чего их бояться?! Я осмелел и заработал всего лишь "строго указать", что тогда было равносильно ордену», – рассказывал «Новой газете» Марк Захаров.

А это значит, что у Экимяна был не только хороший вкус, но и свой взгляд на вещи, тогда как по должности вполне можно было надувать щеки, делать умное лицо и этим обойтись.

По данным ООН, двести миллионов человек в мире покинули свою родину и живут за границей. Чтоб понять, много это или мало, надо знать: число эмигрантов превышает население Бразилии (190 миллионов человек) или России с Украиной вместе взятых (188 миллионов). Об армянах мы уже говорили. И каждый, живущий вдали от родины, если, конечно, он не пустое место – как лицо и голос своей страны. Когда первое вызывает симпатию и притягивает, а второе уважение и интерес, выигрывают все: и люди, которые живут в другой стране, и страна, в которой живут другие люди.

Если не разбрасываться по миру широко, а сосредоточиться на близлежащем, то легко увидеть, как каждая из трех закавказских республик, воспринимающих друг друга по-разному, стремится увеличить круг персон, достойных называться лицом страны. Ограничимся Россией. Для Грузии это – Вахтанг Кикабидзе (и еще, и еще). Для Азербайджана скончавшийся недавно Муслим Магомаев. Для нас – Армен Джигарханян, а дальше – в Москве почти никого. И это печально. Но не безнадежно.

Сад камней

В густые советские времена в Иджеванском районном комитете партии (надо ли уточнять, что коммунистической) придумали и осуществили одну любопытную затею. Суть дела заключалась в том, чтобы во исполнение соответствующих решений ЦК КПСС, усилить работу по интернациональному воспитанию трудящихся, а Иджеван подходил для этого лучше всего: с одного боку Азербайджан, с другого – Грузия. Эта географическая особенность обыгрывалась и раньше, но преимущественно в формате встреч представителей трех республик. Сейчас же требовалось что-нибудь посвежее по мысли, поинтереснее по форме и попродуктивнее по результату. Вот тогда в голове первого секретаря райкома Джеммы Гургеновны Ананян и возникла идея приглашать в Иджеван из соседних (и не только) республик молодых (но не обязательно) скульпторов, разложить по городскому парку глыбы мрамора, гранита, туфа, базальта (выбирай что угодно для души) и пусть себе ваяют. Чего хотят и как сумеют.

Скульпторов щедро и вкусно кормили и конечно поили, но все-таки не настолько, чтобы во вред искусству, а главное, дружбе народов. В установленное время, чаще всего к началу осени, когда от камня отсекалось все лишнее и оставалось только нужное, мастерская под открытым небом начинала напоминать незакрывающийся музей. В принципе, ничего особенного, если помнить, что таким же музеем под открытым небом давно и по праву называют всю Армению. Однако особенность иджеванского вернисажа вовсе не в этом и уж тем более не в том, что высекаемые там изваяния претендовали на Лувр или пусть даже премию Ленинского комсомола. Нет, ничего подобного. Смысл иджеванского вернисажа в другом – здесь дети разных народов, долго и тесно общаясь, увозили с собой тепло дружеских встреч и добрые воспоминания об Армении в целом, Иджеване в частности и друг друге в особенности.

Еще одна сторона дела: посмотреть на то, как из ничего не выражающего камня рождается нечто художественное, приходило много молодежи. Это формировало эстетическое начало. Но люди не только наблюдали за творческим процессом, но и открывали для себя непохожесть национальных характеров и культур. Это формировало широкий взгляд на мир.

Короче. Такие встречи оставляли зарубки и в сердце, и на земле. На земле – в виде своеобразного сада камней, который каждой осенью расцветал новым цветом и прирастал новыми площадями, не порождающими, однако, территориальных споров.

Потом на некогда общем жизненном пространстве страны произошло великое разделение народов, и что случилось с садом, сказать не могу – не был в Иджеване очень давно. Тогда почему вспомнил? А вот почему.

Если вы окажетесь в Женеве на побережье одноименного озера, но именно в том месте, откуда вытекает река Рона, то неминуемо увидите площадь Молар. Говорят, по площади когда-то ходил трамвай, потом его убрали и с тех пор Молар – пешеходная зона, место отдыха, маленькая солнечная площадь, где люди назначают друг другу свидания, кормят голубей и гуляют с детьми. Семь лет назад в Женеве объявили конкурс на лучший проект по реконструкции Молара. Победил проект, напоминающий о том, что именно здесь, в Женеве, находится Европейское отделение ООН и множество других международных организаций и потому на ее улицах можно слышать все языки мира. Вот тогда-то площадь вымостили уложенными вручную булыжниками в количестве 1 857 штук с надписями на английском, арабском, испанском, китайском, русском и французском языках (армянского пока нет, поскольку он еще не входит в число официальных языков ООН). Надписи на камнях такие: «здравствуйте», «добрый день», «добрый вечер», «до встречи», «спасибо»…

По форме – ничего особенного. По сути – напоминание о пользе объединения наций. Потому что в противном случае, то есть когда кто-то считает, что его страна лучше всех только потому, что он там родился, а кто родился «на стороне» – уже второй сорт, булыжник перестает быть просто покрытием для улиц, а становится оружием для националистов. Со всеми вытекающими отсюда мерзостями.

Скверная история

Одного, никак не молодого, зовут Макич, другой, тоже весьма пожилой – Евдоким. С какого бодуна досталось ему необычное для армян имя, понять трудно, зато легко догадаться, что Евдокима очень скоро переделают в Евдо, и пусть у армян и такого имени нет, но все же…

Евдо и Макич (тоже усеченный в Мако) живут в Ереване, один всю жизнь, второй сравнительно недавно, как только над Карабахом сгущались тучи, отправлялись на подмогу. Там, на передовой, собственно, и познакомились. В общем и целом, дружат. Но до первого обострения политической обстановки в Армении, вслед за чем взаимоотношения Евдокима и Макича обретают удивительную замысловатость и скачкообразное развитие.

Здесь надо бы заметить, что приятели возбуждаются не только от судьбоносных событий, но и от мелких проблем бытия тоже. Например: деформация нравов, совмещенная с падением курса доллара, засилье иномарок на улицах при скоропостижных похоронах ЕРАЗа, суммарный объем взяток в ереванской мэрии в годовом разрезе, потепление климата на планете и прочая проза жизни.

Однако главное, что разделяет приятелей, порой доводя их до невменяемости, это отношение к Левону Тер-Петросяну. Евдо считает его великим освободителем Армении, Мако – великим предателем, к которому, считает, лучше всего подходит определение «кто был никем, тот стал ничем».

Что-либо среднеарифметическое, какой-нибудь жиденький компромисс, сближение позиций хоть в чем-то отвергаются начисто – братья по оружию рубятся так, что скулы сводит. Бывает, дойдя до точки кипения, Макич, недальновидно обзовет оппонента ишаком тех краев Южного Кавказа, откуда корнями (пусть и очень далекими) и сам тоже. «От ишака слышу!» – в порядке освежения памяти парирует в таких случаях Евдоким.