Фанфан и Дюбарри

Но чтоб Господь простил вдове Деборе Ташингем её прегрешения, добавим вот что: Дебора полагала, что Ролло — человек весьма незаурядный; его таинственные раны, лодка, прибитая к берегу реки, потеря памяти и знание французского сделали его в её глазах настоящим романтическим героем! И более того: доктор Стенхоп, который при первом же осмотре раненого юноши заметил на его ноге татуировку, не скрыл своего удивления и сказал ей:

— Милая моя, это эмблема какой-то французской масонской ложи! И хотя, конечно, этот юноша рожден не из бедра Юпитера, во всяком случае он не простого происхождения!

Такое заявление старого приятеля до предела возбудило врожденный снобизм Деборы Ташингем. Когда-то, много лет назад, ещё юной девушкой случилось ей путешествовать по Франции, и португальский посланник предоставил ей возможность целый час провести в благородном обществе, собравшемся вокруг тогдашней королевской фаворитки графини Дюбарри. Она приметила тогда удивительные глаза знаменитой женщины — такие же глаза были у Ролло! Сложив все это вместе и поразмыслив логически (она была довольно неглупа), пришла к ошеломляющему выводу, что Ролло — сын Людовика XV, и в результате как-то знойной ночью накинулась на Ролло как на величайшую на свете драгоценность!

И вот после долгих лет непереносимого воздержания чуть ли не с самой юности (поскольку полковник по этой части оказался не на высоте) теперь она вся отдалась любовным утехам — в известной мере сводя счеты со своей сестрой, вышедшей замуж за француза и славшей из Франции вызывающие письма с описанием его бесстыдных ласк. Раз уж сестра без экивоков описала своего любовника, Дебора не задумываясь (хотя и непрестанно краснея) отправила обширное письмо о Ролло. Нет, впрямую в письме, конечно, ничего не говорилось, на это наша сочинительница не отважилась, но, прочитав, сестра должна была понять, что Дебора от неё не отстает.

Зато теперь Дебора в сотый раз повторяла одно и то же:

— Господи Боже, что мне делать? Как быть?

Оторвав взгляд от Темзы, медленно направилась к своему прелестному домику по дорожке, обсаженной кустами роз и боярышника.

Ролло сидел в салоне и читал. Читал рассеянно — впрочем, рассеян он был всегда, когда не занимался любовью — а тут уже все женщины, изведавшие его как любовника, сразу узнали бы Фанфана-Тюльпана. Но Ролло все ещё был не в себе. Часто ходил на долгие прогулки, как будто надеясь найти то, что помогло бы ему стать самим собой. Нет, он не был ни счастлив, ни несчастен.

Узнав, поправившись, что раненым был найден в лодке, он ничего не вспомнил! Когда же разразилась буря, выбежав в сад Ролло упорно вглядывался в небо, где сверкали огромные молнии. Потом вдруг, потрясенный, повернулся к Деборе, которая пришла уговорить его вернуться в дом, и, сдавив руками виски, словно пытаясь оживить память, сказал ей:

— Тогда ведь тоже была буря…и небо все в огне…и я слышал гром…

Потом Ролло умолк и не сказал уже ничего больше.

Когда Дебора вошла в салон из сада, Ролло, подняв глаза, ей улыбнулся — такой отсутствующей улыбкой, которая порою появлялась на его лице, но тут же снова скрывалась за завесой тревоги или меланхолии.

— Ты выглядишь взволнованной, — заметил он, хотя и без особого интереса. — Мне кажется, в последнее время тебя что-то беспокоит!

— Я тебе должна сообщить такую новость! — Дебора была так расстроена, что даже не садилась. — Я долго не решалась — хотела быть уверена! И вот теперь уверена!

— Но в чем?

— Что я беременна! — в отчаянии воскликнула она и разрыдалась.

— Ого! — удивленно воскликнул он и, встав, обнял её. — Это и вправду серьезно!

— Серьезно? Ужасно! Теперь я обесчещена!

— Ну что ты, вовсе нет! И перестань плакать! Ты что, не любишь малышей? Ведь говорила, что всегда хотела детей, не так ли? Теперь у тебя будет по крайней мере один, и я горжусь, что стану его отцом!

Но будущая мать расстроилась ещё больше.

— Ты слишком молод, чтобы быть отцом! Разве мы можем пожениться? Все бы решили, что ты женишься на своей тетушке! А я лишилась бы своей пенсии вдовы офицера!

Ролло-Тюльпану и в голову не приходило на ней жениться, но будучи человеком любезным, он предпочел ответить так:

— Я совсем не против женитьбы! — но тут же поспешно добавил, — Но ты права, это не пойдет, создаст слишком много неудобств!

Дебора хмуро на него покосилась, как будто сочтя, что слишком уж быстро он успокоился, но не сказала ничего, хоть в голове мелькнула мысль: " — А почему это он не хочет жениться?"

Во всяком случае, здесь свадьба была невозможна. При одной мысли о том, как будут на неё смотреть местные поселяне, и уж тем более пастор Гиссинг, ей становилось нехорошо. И к тому же, как она могла выйти за человека, не знавшего, кто он такой? Что, записать в свидетельстве о браке "Миссис Теодора Ташингем и мистер Икс?" Это немыслимо! Тогда пришлось бы ей до дна испить чашу своих несчастий!

При этой мысли Дебора вновь расплакалась, от злости на себя, на Ролло и на свое проклятое милосердие. Она даже затопала ногами, и Ролло, чтобы успокоить, пришлось вести её в постель и применить самый действенный способ утешения, который так помог его плачущей спасительнице, что та опять истово благословляла себя, Ролло и милосердие Господне.

А спустя несколько дней, когда кухарка с горничной были в деревне, а Дебора с Ролло завтракали наедине, он предложил ей ехать рожать в Лондон.

— Ведь впереди ещё семь месяцев, как ты сказала. И, как я понимаю, месяца два не будет ничего заметно! И даже три, если одеться соответственно. Поселимся в приличной гостинице и…

— А у меня идея лучше! — перебила Дебора, выглядевшая уже гораздо бодрее.

— Какая?

— У меня есть сестра. Во Франции. Не виделись мы со дня свадьбы. Значит есть повод её навестить. Для нас с тобой это пришлось бы очень кстати! — Дебора, помолчав, добавила: — Может быть, увидев Францию, в тебе что-нибудь отзовется и вернется память…

— Хорошо бы, — невесело ответил Тюльпан. — Но, как видишь, и само слово "Франция" для меня — пустой звук! Я ничего не представляю — ни страну, ни людей, я вообще уже не знаю, как Франция выглядит! Ну да ладно, — сказал он наконец. — Хорошая идея! Я за Францию!

Дебора неотрывно смотрела ему в лицо, точнее, в глаза.

— Слова "графиня Дюбарри" тебе тоже ни о чем не говорят?

— Нет! А что?

— Да ничего, милый!

"— Может во Франции его кто-нибудь узнает!" — говорила себе Дебора, одолеваемая идеей королевского происхождения Ролло. Она уже видела себя супругой королевского бастарда, что дает нам основание подозревать — именно это натолкнуло её на мысль пересечь Ла-Манш, и на ещё одну безумную мысль шепнуть сестре, что её сын (ну должен же быть сын!), по-видимому, внук Людовика XV — то есть хоть и внебрачный, все равно!

"Милая сестричка! — так начала Дебора Ташингем свое письмо сестре во Францию. — Мой Ролло и я уже несколько дней живем в Лондоне, в отеле "Фейрмонт" возле Пикадилли. Не стоит говорить, как Ролло и я тронуты тем, что ты нам предлагаешь свое гостеприимство. Твой мальчик уже подрос, но надеюсь, что он подружится с моим, когда тот появится на свет, — полагаю, произойдет это в конце июня или начале июля. В начале мая мы должны отплыть на португальском корабле, чтоб избежать всякого риска. Нет, между Англией и Францией войны как будто нет, но корсары продолжают орудовать, и на английские суда нападают французские и наоборот. Так лучше уж на португальском.

Ты знаешь, мне было просто нечего надеть, и моему Ролло тоже, поэтому мы в Лондоне только и бегаем по швеям, портным и сапожникам. Мой Ролло стал настоящим денди: стал носить даже трость с серебряным набалдашником. Милый мой бедняжка! Если бы путешествие во Францию вернуло ему память! Во всяком случае, одну серьезную проблему я решила — проблему его личности, не настоящей, разумеется! У одного юриста, который занимается всякими незаконными делами с бумагами, за пятьдесят фунтов я купила документ, который подтверждает, что мой Ролло родился в Бервике в 1754 году (это примерно его возраст) и что зовут его Орландо Морган. Теперь мы собираемся…"