Конан и мрачный серый бог (ЛП)

Некромант откашлялся.

— Поставь бога и спать, — сказал он твердо.

Шакал понизил статую тщательно к полу, затем поднялся в полный рост и предпринял шаги к Teвеку.

— Спать! — Teвек повторился. — Спи! Он тогда порвал спектральную связь, соединяющую его с мертвым духом. Он не ожидал такую волю, силу жизни, которая все же бурлила внутри тех костей.

Здесь было редкое явление, один раз упомянутое только в самом неясном и сомнительном древнем фолианте. Конечно! Он ощутил, что сильная аура охватывала пески и должен был знать, что это тогда Чёрный клинок стал привидением. Его дух был одарен таким чистым злом, которое он, если растревожить или пробудить, мог возвратиться на какое-то время в его материальной форме и часто посещать место своей смерти. Сам древний бог, возможно, вызвал пробуждение, или это, возможно, был вызов Teвека. Он ощутил кое-что сильное внутри этого, но не допускал возможность, что Шакал мог стать привидением, подобное никогда не происходило с ним.

Teвек проклинал свою оплошность. Привидения могли быть разрушены, но не управляться. Привидения пересекли границу от смерти до жизни одной только силой желания, они повторно выращивали все органы и плоть, которой они обладали в жизни. Чёрный клинок жил снова.

Перевитые как канатами мускулы ноги согнулись, согнуты и колени, Гигантский ахеронец сделал другой большой шаг вперед.

Некромант стремительно собрал свою волю и направил поток энергии из него в Черное Кольцо.

— Эрискигал, Бог королевства теней, забери душу того, кого назвали Дхаркхан — ахх! — Чёрный клинок, — каркал глубокий, резкий голос. Он захватил рукоятку своего тяжелого меча. Его остриё вышел на длину руки между лопатками некроманта. Густая, темная кровь сочилась вниз унылой длинной струёй, разбрызгиваясь по полу капельками и окрашивая травмированную плоть огромных рук.

Чёрный клинок смеялся, звуком подобном оползню. Тогда он отвернулся от Teвека, как будто некромант был не достоин дальнейшего внимания. Он пнул череп, принадлежавший Солнарусу, разрушая его. Черепки слоновой кости рассеивались на полу.

— Где твои угрозы теперь, твои трусливые уловки, твои жалкие просьбы к твоему хилому и бесхребетному богу? Другой смех насмешки прозвучал через палату. Сырой хрип вышел из горла Teвека, и он поднял свою руку, чтобы взорвать Шакала с полной силой Черного Кольца. Он направил всю силу, которую мог собрать, крайне истощая себя, позволяя своей убывающей силе жизни заполнить кольцо.

Чёрный клинок поворачивался на хрипящий звук. Он снова ввел свой чудовищный меч в Teвека, вонзая до краев ребер Teвека. Тогда он выдернул его, вышел вперед, и толкнул некроманта к покрытому песком полу.

Teвек упал телом, повторяя удар. Когда он ударил пол, длинный, тянущийся вздох сбежал с его губ, и он больше не двигался.

Конан держал свой огромный меч двумя руками, размахивая, как будто сумасшедший лесоруб. Его острые края были выщерблены о ломкие щиты и неуклюжие парирования, через ребра и позвоночник. Дважды он был ранен сзади, и он вращался, когда сражался. Это было как поездка на карусели сумасшедшей резни, каждый удар, угрожающий опрокинуть его незначительное равновесие и швырнуть на землю, где лезвия его противников вонзятся в его наиболее важные части и пошлют его воющим в адские бездны.

Красный туман плавал в растущих потоках перед ним; безумие сражения кипятило кровь в его венах и предоставило ярость его каждому удару. Каждый спинной хребет, разъединенный им, выводил его снова под смертоносные острия мечей. Он кровоточил из поверхностных ран, темно-красный поток, смешивался с потом, жалившим каждую рану, принося боль, которая только дальше разжигала огонь его гнева.

Лезвие воина крутилось над ним, уходя ниже назад, и он вращался с обманным движением, которое рассеяло кости и ребра и разделило на два противника. Фигура свалилась назад, ее рука бессмысленно хваталась за воздух.

Конан мог только искалечить своих скелетных противников; они никогда не прекращали дергаться, и он осматривался куда вступать. Уже его икры ног пострадали от побежденных противников, которые просто продолжали рубить его.

Его обратное движение стоило ему равновесия, и он крутился, чтобы выправиться, его колено подкосилось, пока он не растянулся на твердом железе головы тарана.

Конан поднялся на локтях, отдуваясь, тряся головой, стряхивая кровь и пот с глаз. Жуткая сцена предстала перед ним. Сотни иссеченных скелетов, многие все еще сжимающих мечи бесцельно возились в песке и на камне. Конан глотал лёгкими воздух и стоял с кружащейся головой, его сердце билось настолько яростно, что казалось разорвется. Кром! Это наступление солдат было последним для них. Киммериец сделал паузу, чтобы отдышаться и протянуть своё зазубренное оружие. Он нащупывал ножны из ткани, укрывающие Красную Гадюку, находя, что она все еще надежно связана там. Мрачная улыбка промелькнула на его лице.

Сам он знал кое-что о колдовстве из прошлых приключений, и знал, что заклинатели имеют определенные ограничения. Даже Toт-Амон, должно быть, израсходовал значительную энергию, координируя ту армию. Стигиец не мог быть в лучшей форме чем, возможно, Конан, он был изнурен достаточно, чтобы стать уязвимым.

Один бросок. Один хороший бросок Красной Гадюки был всем, в чём он нуждался. Конан отряхнул свои руки и рукоятку кинжала от песка, очищая их от скользкого пота и крови. С мрачным лицом, он направился в близкую темноту коридора за мраморной дверью.

Teвек лежал на спине, его шея была неестественно изогнута вперед под углом.

Он уставился на пунцовое пятно, распространяемое наружу и впитываемое грудью его пыльного плаща. Время текло медленно; Шакал, казалось, двигался, но на толщину волоска с прохождением каждой дюжины трудились удары останавливающегося сердца Teвека. Тогда его сердце, стукнув слабо, остановилось.

Заключительный выдох покинул его легкие. Но его ум, хотя затемнённый и затуманенный, все еще жил. «Я являюсь убитым», — прибыла мысль, перемещаясь медленно через искажённое понимание. Все, что он мог чувствовать, было покалыванием энергии Черного Кольца внутри него, связанный непотраченной силой воли, которую он собрал прежде, чем лезвие Шакала проникло в него. У него была сила внутри него, и он знал, что сделать. «Teвек Тул, я вызываю тебя!» — его дух бормотал нечленораздельные речи к его неподвижному телу.

Его труп повиновался; он исследовал это, способный командовать этим как любой другой, он так часто поднимал прежде. Но он понял, что он был слепым и глухим. Далее, все его тело испытывало недостаток в чувстве; ощущения чувств покинули его со смертью. Он не чувствовал боли от зияющей раны в груди. В то же самое время, он понял, что движение было более трудным без того чувства. Он дрожал, как будто пойманный во власти лихорадки, и несколько мгновений он мог сделать не больше, чем подергивание.

Скоро, однако, эта неуклюжая фаза прошла, и он достиг меры контроля над его одеревеневшими мускулами. Его взор несколько очистился, как при рассеивании тумана, и он мог видеть медленную, неповоротливую фигуру Шакала в нескольких шагах поодаль.

Несколькими мгновениями спустя, странное ликование хлынуло потоком через мысли Тула. Он был мертв; это он знал хорошо, его тело — безжизненный кусок плоти и инертных органов. Распад начался бы, оставляя ничто кроме голых костей. Но его разум выжил бы; его сущность, хотя возможно несколько притуплённая, продлилась бы навсегда, охваченная теми же самыми чувствами, которые он испытал прежде, чем Шакал закончил свою физическую жизнь.

Перспектива бессмертия принесла возобновленный смысл цели для него. Он был теперь более способным, чем когда-либо к осуществлению его плана мести.

Было что рассмотреть, но он мог рассмотреть все виды возможностей.